Деревня Тюмарково - Екатерина Бердичева
— Ну да. — Пожала я плечами. — Да только туда не пройдешь. Сколько снегу намело!
— Таки да. — Пожевала та ртом. — Хотите, дам лопату? Тропку-то ваш мальчик быстро прокопает!
Когда Сережке был выдан инвентарь, и он ушел вместе с решившей ему помочь собакой, из другого дома вышла еще одна бабушка. И, наконец, представила себя и соседку.
— Серафима Александровна! — Так звали первую бабушку. — А вот я — тетя Надя.
— Екатерина. — Я сложила у груди ладони и поклонилась. Похоже, бабушкам мое приветствие пришлось по душе, поскольку заговорили они весьма охотно. Но быстро и с непривычным акцентом.
— Кланя-то, хозяйка, хорошая была. Подругами мы были. Вместе на ферме работали…
— А тут есть ферма? — Удивилась я.
— Была… — Вздохнули обе. — Все было. Совхоз-то наш миллионником был. И конюшня своя, и свинарня, и овчарня. А какой телятник! Вода была… и горячая, и холодная. Кран откроешь — течет!
— И в домах? — Недоверчиво спросила я, разглядев у горизонта водонапорную вышку.
— Трубы начали класть… — Сказала тетя Надя. — Но кончился Советский Союз, а вместе с ним — наш совхоз. Дорогу-то он строил!
— И этот асфальт до сих пор жив? — Поразилась я.
— Да-да! — Дружно закивали обе. — Клали, чтобы в любую погоду молоко с фермы до центральной усадьбы на машине возить. Там завод по переработке стоял… А еще у нас был клуб, своя самодеятельность, кино!
— Школа, детский сад, больница с родильным отделением!
Кажется, им хотелось поговорить с незнакомым человеком о наболевшем: не таких уж далеких временах, когда тут жили множество людей. Вечерами, после работы, собиралась молодежь. Танцевали под гармошку, пели частушки и влюблялись. Играли веселые свадьбы, и на свет появлялись дети.
— А сейчас тут живем только мы. — Снова вздохнула Серафима Александровна. — Пенсионеры.
Но выразить свое соболезнование мне не удалось, поскольку пришел облепленный снегом Серега и довольно улыбнулся:
— Траншея прокопана! Апартаменты ждут!
Явившаяся следом Манька отряхнула на тетю Надю снежные звезды, усыпавшие черную шерсть.
— Ой! — Та присела. — Она меня не укусит?
— Нет. — Сережка прислонил деревянную лопату к крыльцу. — Собака — тоже человек и не тянет в рот что попало!
— Ну, пойдем, взглянем…
Я развернулась и через несколько шагов углубилась в прокопанный ребенком тоннель высотой по пояс. Маня бежала впереди, сзади скрипели валенками любопытные старушки. А риелтор, пытаясь улыбаться на морозе, уже ждала нас на пороге.
***
Терраса была небольшой, аккуратной, но… просевшей. Поставив в памяти галочку, я поднялась по ступеням вверх. «Мост» — так называется коридор в деревенских домах, был широким и просторным. Четыре двери вели из него в четыре стороны. Та, через которую мы вошли, была парадной и открывалась на юг. Прямо перед нами была северная фанерная дверка.
— Там — кладовка. — Заметила мой взгляд тетя Надя. — Там, — махнула она рукой на запад, — двор. А здесь…
Восточная дверь была открыта риелтором.
— Здесь — жилые помещения! Проходите! — Девушка пропустила нас с Сережкой вперед, и, оттерев старушек, вошла следом за нами.
И тут я увидела залитые солнцем стены, крашеные половицы, печку… Дом приветствовал меня своей улыбкой и очень хотел понравиться. Даже стало как-то грустно: хозяйка уехала, а он остался один. И лишь воспоминания о минувших днях оживляли его бесконечное одиночество.
— Смотрите! — Потянула меня за рукав девушка. — Тут — печка. Два в одном: русская и подтопок. Видите батареи? Натопите и в любое время года в доме тепло и уютно! А еще здесь две комнаты: спальня и зала. Тут — кухня. Где мы с вами стоим — столовая! Места много!
Не слушая восторженных восклицаний, я подошла к окну. За стеклом остатки красных рябиновых ягод клевали снегири. Это было так красиво: снег, дерево и прыгающие по веткам птицы!
Однако, посмотрев на подоконник, я задумалась.
— Дом ведь не бревенчатый и даже не из бруса? — Спросила я старушек.
— Щитовой. — Покивали они. — Совхоз строил, когда деревня сгорела. Аккурат, в Пасху!
— Значит, дом холодный. — Сделала я вывод. — Как же вы в таких м-м-м… хибарах живете?
Старушкам мой вопрос не понравился, но ответили честно.
— Привычные мы. — Сказала Серафима. — Дров, да, надо много. Так нам чурбаки привозят, а сыновья приедут, да наколют. Хотели потом новые избы ставить, только все начало разваливаться уже в восьмидесятых. А куда мы денемся? Хорошо, хоть это жилье есть.
Я перевела взгляд на риелторшу. Скривившись, она смотрела на бабушек в предчувствии того, что день будет прожит напрасно.
Погладив белый подоконник ладонью, я вздохнула. Не смотря ни на что, дом, да и сама деревня, мне понравились. Соседки — тоже, поскольку кроме любопытства, на их лицах была написана приветливость без капли вредности.
— Что с садом-огородом? — Повернувшись к окну спиной, я почувствовала, как греют куртку солнечные лучи.
— Чудесный яблоневый сад. — Тут же влезла Серафима. — Там, в конце огорода. Конечно, на земле давно ничего не сажали, но, если захотите, можно нанять лошадь с плугом.
— А речка? — Искоса посмотрела я на девушку в шапке с помпоном.
— В трех километрах через лес — Талица. А через поле — Святошна.
— И можно купаться? — Влез мой парень.
— Святошна маленькая. — Улыбнулась Серафима. — Как ручеек. А на Талицу мы ходили после сенокоса. Там — белый песок и теплая чистая вода. А еще — береговые стрижи.
— Помнишь, каким был пруд за графским дворцом? — Мечтательно прижмурилась тетя Надя.
— Тут есть дворец?! — Тут же сделал стойку сын.
— Нет. — Покачали платками старушки. — В шестидесятых годах все сломали. И дворец, и церкву. А ведь она была красивой: горящие золотом купола сияли за двадцать километров! Возвращались мы с базара и сразу видели дом… А теперь и моста, и дороги короткой нет. Все заросло. Один лес да бурьян.
Бабушек стало жаль. Вся их хорошая жизнь, пусть даже трудная, осталась в воспоминаниях. Хотя, если честно, я им немного завидовала. Мои родители редко кого-то звали в гости. А все мои друзья охаивались матерью только по звуку голоса в телефонной трубке. Это было в детстве. Юность меня встретила штурмом Белого дома и талончиками на покупку водки. Только став взрослой, я смогла позволить себе роскошь поиска ответов на непростые вопросы «почему так». Прочитав множество литературы на интересующую тему, я все-таки нашла ответ. Он прост, но, вместе с тем, невероятно труден в понимании, а тем паче, в исполнении: на одном конце человеческой драмы находится вечное «хочу», а на другом — любовь. Глядя на бабушек, я поняла, что интуитивно каждая из них вывела для себя формулу равновесия, в которой не
