Люба, Яночка… и другие - Анатолий Григорьевич Петровецкий
После работы Люба с трудом узнала новое платье, но по лицу дочери поняла, что свою порцию счастья ребенок уже получил. Это многого стоило. «Пусть хоть чем-то Яночка будет довольна», – промелькнуло в голове матери. С этими мыслями она бросила обновку в стиральную машину, схватила ничего не понимающую Яну на руки и закружила над собой. Они искренне смеялись. Ривка наблюдала за ними и тоже улыбалась. Как давно они все не переживали подобного ощущения…
8
К свадьбе готовились быстро. Отец Любы никак не мог смириться с тем, что дочь упустила возможность вырваться в другой мир и рано выходит замуж. Мать втайне ликовала. Но и она не одобряла раннее замужество дочери. Тем не менее, они сняли все свои сбережения и включились в подготовку свадьбы. Единственная дочь не должна чувствовать, что ее день бракосочетания может быть хуже, чем у других.
Родители Олега тоже не были в восторге от скоропалительной женитьбы единственного сына, но выразили готовность организовать свадьбу на высшем уровне.
Две семьи на общем совете распределили обязанности, и каждый день докладывали друг другу о проделанной работе. Дети наблюдали за ними и тихо посмеивались. Было приятно ощущать, что родители уважают их чувства и желания.
Все началось в день свадьбы. Маме Олега показалось, что Любина мать в тот момент, когда жених забирал невесту из дому, плохо посмотрела на бабушку Олега. Чуть не произошел скандал, но папы быстро погасили вспыхнувшие женские эмоции. На свадьбе мамы уже не общались. Дети ничего не замечали. Родители договорились не говорить им об этом. Но не тут-то было. Через несколько дней мать Олега рассказала ему, как обидели бабушку в день свадьбы. Олег рассердился и вечером все высказал Любе. Она впервые видела его таким. Глаза, всегда добрые и веселые, стали выбрасывать отблески холодного железа в солнечный морозный зимний день. Лицо покраснело. Голос перешел с приятного тенора на жуткий фальцет.
– Твоя мать посмела обидеть мою бабушку и маму. Это подло в день свадьбы так себя вести. Я ей никогда этого не прощу.
Он говорил и говорил в том же духе, все более распаляясь. Люба смотрела на него и не могла понять, что с ним произошло. «Откуда в нем столько злости и жесткости? Неужели он может быть таким неприятным?» – мелькало в голове.
– Хватит истерик, – тихо сказала она и так посмотрела на Олега, что он моментально замолчал.
На следующий день вечером Люба спросила у матери, что произошло между ней и бабушкой. Мать не понимала, на что могли обидеться новые родственники. Когда вошли жених и его родные в квартиру, чтобы забрать невесту, она была без очков и плохо различала вошедших. Может поэтому и не проявила особого внимания? Люба понимала, что мать не собиралась никого обидеть, но переубедить Олега и его семью ей так и не удалось. Свекровь с язвительной улыбкой сказала невестке:
– Надеюсь, что ты не будешь такой заносчивой, как твоя мама.
Люба ничего не ответила. Развернулась и ушла.
Молодые жили на съемной квартире. Они ожидали окончание строительства дома, начатого родителями Олега еще в прошлом году. Олег не хотел даже временно жить с Любиными родителями, а она с его отцом и матерью. Но встречаться приходилось. Общались строго официально, без особого проявления родственных чувств. Люба не очень расстраивалась по этому поводу и полностью отдалась учебе.
Утром вместе с Олегом они уходили на занятия. После учебы Олег уезжал проведать родителей, а Люба – к себе домой. Там занималась и отдыхала. Мать старалась приготовить молодым обед и собирала дочери сумки с едой на вечер и на следующее утро. Нести было недалеко, так как квартиру снимали в том же дворе у маминой подруги.
Олег все чаще приходил домой расстроенным. Старался улыбаться, но Люба чувствовала, какое усилие он делает над собой. Они по-прежнему гуляли вечерами, ходили на концерты, дискотеки, к друзьям в гости. Но когда заходил разговор о родителях, у обоих портилось настроение.
Через месяц совместной жизни, Люба поняла, что беременна. Она сказала об этом Олегу. Думала, что молодой муж обрадуется. Но этого не произошло. Он сник, занервничал и выдавил:
– А не рано ли?
Люба ужаснулась его реакции, но сдержано произнесла:
– Для меня нет. А ты решай сам, – резко отвернулась, взяла книгу и начала читать.
Буквы слились в одно сплошное серое пятно. Оно стояло перед глазами, растворяясь по краям еле заметными слезинками, выдавленными чувством обиды.
– Ты не обижайся. Разве мы готовы к уходу за детьми? Подумай. Мы же учимся. Вновь будем «напрягать» родителей. Моя мама работает и не сможет сидеть с ребенком, а твоя – только испортит его.
Люба не стала продолжать разговор.
В этот вечер они никуда не пошли. Каждый занимался своим делом. Затем, молча, смотрели телевизор и рано легли спать.
Люба долго не могла уснуть. Думала о муже, о будущем ребенке, о далеком Израиле, о Тель-Авивском университете. Что-то сжималось в ее груди. Она не могла понять, что с ней происходит. Какое чувство ее одолевает? Разочарование? Сожаление? Обида? Уже засыпая, поняла: и то, и другое, и третье.
«А в Израиле сейчас жарко…» – последним штришком пронеслось в голове.
9
Ривка не оставляла Любу в покое:
– Ты должна продолжать учебу. На университет пока нет денег, но ульпан «бэт» и «гимл» ты можешь закончить.
– У меня нет времени. Я почти не вижу Яночку. С ребенком надо гулять, в конце концов.
– У нашего ребенка есть Ривка, – твердо сказала женщина.
Люба подумала и согласилась.
На следующий день подала документы в ульпан «бэт», но после проверки ее записали
