Академия святости - Роман Алимов
Помню, как мама упала на пол и громко плакала, закрыв лицо руками.
Отца в тот день расстреляли.
Погиб он прямо за алтарем храма. За мнимую «контрреволюционную деятельность», как и многие священнослужители в те страшные годы. Его храм не закрывался никогда. Крест с красными камешками нам так и не вернули.
Вы суть храм
Веру я не терял, отец вложил ее глубоко в мое сердце. За годы гонений, войны, давления со стороны партии, в которую я так и не вступил, вера теплилась во мне, как в угольке, который можно раздуть в нужный момент, превратив его в пламя.
Постепенно я стал помогать в Троицкой церкви, где убили отца. Меня научили алтарничать, чему я был очень рад. В нашей, да и соседней деревнях, церковное общение полностью отсутствовало, боялись тогда многие. От самой моей юности и практически до пожилого возраста я мог позволить себе посетить всего лишь два монастыря и несколько крупных храмов, но каждый такой момент посещения был как праздник, который случается редко, а впечатления от него потом живут годами, сохраняя в том самом маленьком угольке жизнь.
До мест паломничества, если эти поездки можно вообще так назвать, добираться приходилось несколько дней, зато там жило все то, к чему я тянулся – единомышленники, пусть и незнакомые мне люди, но нас роднило общее, то, что соединяло в единое, невидимое глазу духовное тело. Служили там, конечно, и священники, которых мы берегли всеми силами. Стояли старенькие храмы, напоминающие ту самую церковь отца, в которую он водил меня за руку, но главное с нами был Христос! Для Него мы прятали от окружающего мира мысли, слова, поступки и сохраняли частички полученного в святых местах, слагая в сердце своем!
В одной из таких поездок в монастырь я познакомился со старчеством. Что это такое я раньше слышал лишь по рассказам прихожанок, а когда прикоснулся лично, это показалось мне чудом. Ведь люди святой жизни знают того, кого я всегда искал – Бога!
Пока мы ехали в электричке с моей новой знакомой, Татьяной Серафимовной, она рассказывала о жизни, о семье, как пришла к вере, как оказалась у старца Симеона. Меня он жутко интересовал, и я, конечно, просил рассказать больше подробностей.
Религиозная литература в то время совсем отсутствовала, максимум, о чем мог я мечтать – попросить самиздатную брошюрку у пожилой сестры во Христе. Иногда даже книжку, на пару дней, с житием святого или духовными рассказами, которую я обязательно переписывал вручную и тайно хранил под кроватью или за шкафом, надев на нее обложку от популярной художественной книги.
Но, Татьяна Серафимовна рассказывала не о книжном, живом, настоящем старце, к которому мы ехали. Возможно, я даже смогу услышать наставление, а может быть и обличение. Становилось страшно.
Из истории жизни моей спутницы я понял, что была она певчей в хоре, начиная еще с молодости, у нее не имелось законченного образования, муж умер на войне, скорби ее преследовали многие годы, по большей части связанные с ее работой из-за религии, но зато сейчас ее уже никто не трогал из власть имущих.
Старец Симеон
Мы подходили к монастырю, от утренней зелени листьев исходило щебетание птиц. Возле двери, что вела внутрь монастырской стены, толпились люди.
– Нам сюда, – направила меня Татьяна Серафимовна.
– Здравия желаю братья и сестры, старец принимает сегодня? – задала вопрос ко всей очереди сразу.
Несколько человек обернулись. Мужчина в кепке с длинной бородой и глубокими морщинами на лбу, почти не открывая рта произнес:
– Болеет говорят. Неизвестно. Ждем вот.
В тот день мы ожидали до полудня, солнце жарило, и мы отошли в сторону, купить кваса из желтой бочки. Когда же вернулись, от очереди осталось три-четыре человека, и мы жутко испугались, что все пропустили.
Старец выходил уже? – запыхавшись, на ходу, выпалила Серафимовна, обращаясь к оставшимся паломникам.
Не будет он принимать сегодня, все разошлись, а мы до завтра остаемся, – произнесла тихо, худая женщина в черном платке.
Эх, не вовремя мы, пойдем пока в монастырь, поклонимся святыням, а там видно будет, – схватив меня под руку, вздыхая произнесла моя спутница.
Подходя по очереди к ящикам с мощевиками, иконам, мы благоговейно становились на колени или выполняли поясной поклон, обойдя все святыни вышли на улицу. Территория вокруг храма меня тогда очень впечатлила, ощущался запах древности, трепетного отношения каждого, кто здесь был, к фрескам, старым стенам и немногочисленным обитателям в черных одеждах.
По направлению к храму шел инок, а может быть послушник. Одет он был в черный подрясник, больше похожий на халат с поясом. Небольшая бородка, длинные волосы, что развивались от ветра. Он явно торопился и направлялся ко входу в храм, из которого мы как раз выходили.
Поравнявшись с нами, он обратился к моей спутнице и что-то сказал почти шепотом, склонившись к ее уху.
Серафимовна резко изменилась в лице и схватив меня за рукав потащила назад в сторону выхода, к монастырским воротам откуда мы несколько минут назад попали на территорию обители.
Я не понимал что происходит, но ускорил шаг. За минуту мы почти бегом добрались до той двери в стене, где стояли паломники. Татьяна Серафимовна, не обращая внимания на людей потянулась к ручке двери, но женщина, стоявшая первой в очереди, остановила ее:
– Сказали же, старец не принимает сегодня, куда вы опять?
В этот момент дверь отворилась и из нее показалась пожилая, но по-спортивному бодрая монахиня и произнесла:
– Кто здесь Сергий? Заходите вас ждет отец Симеон! – честно сказать, это было настолько неожиданно, что я даже открыл рот. Я совсем не сомневался, что монахиня обратилась именно ко мне. Ведь в очереди остались только женщины. Но, откуда она знала мое имя?
Под взгляды ожидающих, мы вошли в старую кованную дверь, дальше шел низкий, тесный проход, затем еще поворот и, судя по всему, мы очутились на противоположной стороне монастырской стены. Внутри оказалось довольно просторно, светлая комнатка с побеленными известью потолками и лавкой под иконами. В углу висел лик Богородицы с Христом на руках, а рядом расположился маленький вход с дверью из досок и массивной металлической ручкой.
– Подождите немного пожалуйста, – произнесла спортивная монахиня и удалилась внутрь, за дощатую дверь.
Мы уселись на скамью, я пытался молиться, но чувствовал, как руки подрагивают от волнения. Я не знал, зачем приехал, вдруг получится, как у Иоанна Кронштадского, когда к нему пришли два паломника, один