Шестнадцать тон - Дарья Шевченко
Проснувшись, я схватила телефон и посветила им себе в лицо. Это нужно, чтобы убедиться, что все закончилось.
Напротив меня сидел Шестнадцать тон. Мы долго и безмолвно смотрели друг на друга.
– Алексия…
– Нет! Прошу тебя, ничего не говори! Я не хочу вспоминать этот день!
Я зажмурила глаза и закрыла уши ладонями. Напряженно я пыталась почувствовать пустоту вокруг себя. Внутри что-то тянуло меня за душу. Мне хотелось стереть этот день из своей памяти.
Возлюби ближнего своего
Поликлиника… Атмосфера здесь царит безрадостная. Толпы людей на коридор шириной три метра, и каждый ждет своей очереди. Спустя часы ожидания в сезон гриппа возмущение выходит наружу и каждый считает своим долгой обрушить гнев на рядового врача. Мало кто задумывается, что виновник этого хаоса отнюдь не врач. Безжалостная, неповоротливая, древняя, как сам мир, бюрократическая махина смеется всем в лицо.
На полу старый, местами порванный линолеум с узором темного ромба. Бежевая краска на стенах в трещинах. Где-то образовались маленькие дырочки. Везде желтое тусклое освещение. И только Рита, отрада глаз моих, радует меня в этом месте. Ах, Рита…
Люди заходили в кабинет нескончаемой вереницей. Раньше я считала своим долгом поддержать человека в его негодовании беспорядком, очередями. Сейчас же я сразу перехожу к сухому, но конкретному вопросу «Что вас беспокоит?», вместо бесконечных причитаний.
Но был сегодня случай, который поразил меня. Пришла девушка. Тихая, спокойная, грустная. Кажется, ей было девятнцадцать лет.
– Мне нужно направление на аборт.
– Боюсь, вы не по адресу обратились. Вам нужна женская консультация…
– Нет, – перебила она, – мне не дали там направление. Сказали, что я должна подумать, прежде чем… ну, вы понимаете. А скоро уже нельзя будет. Врач сказала, что я могу остаться без детей в будущем, если сейчас сделаю аборт. А я не хочу сейчас детей! Родители, может, и не выгонят из дома, но точно всю жизнь будут мне ставить это в упрек. Парень пропал неделю назад, – она заплакала. – Я работаю за пятнадцать тысяч рублей в месяц, а родители на заводе получают не сильно больше. Ипотека еще эта… Мы и так живем на грани бедности. Как растит ребенка? Жить впроголодь? Мы сейчас живем так!
Мы с Ритой невольно переглянулись. Я подошла к девушке и обняла ее. Через несколько секунд ткань халата на правом плече была обильно пропитана слезами.
***
Что? Что происходит?
***
Я в своем кабинете. Успокаиваю пациентку, которой не дали направление на аборт.
– Девушка, только вы знаете, как для вас будет лучше. Ни врачи, ни парень, ни мама с папой. Только вы. Если твердо решили сделать аборт, советую обратиться в платную клинику.
Рита прожигала меня взглядом. На ее лице показалось отвращение. Когда девушка вышла, она буквально набросилась на меня.
– Ты что такое говоришь? Она же без детей может остаться! Молодая еще, глупая. Не понимает, что всю жизнь себе сейчас может покалечить из-за этого. А ты ее поддерживаешь в этом! Представь, если бы твои родители решили бы сделать аборт…
– Лучше бы они его сделали! – из глаз прыснули слезы. – Лучше бы у них случился выкидыш на ранней стадии! Да лучше бы я осталась образцом зародыша для студентов «меда»! Они не смогли устроить свою жизнь по-человечески, так еще и меня сейчас обвиняют в этом.
– Леш… – замялась Рита, – но если бы не они, тебя бы сейчас не было. Они дали тебе жизнь, значит, они любят тебя.
– Это ничего не значит! Продолжение рода – это чистой воды биология, но это не отменяет того, что нужно хоть раз задуматься: «А готовы ли мы к ребенку? Что мы сможем дать ему?».
– Любовь! Семья – самое дорогое, что может быть у человека. Эти люди всегда рядом и готовы поддержать тебя, когда другие отвернутся. Леша, твои родители любят тебя… просто по-своему.
– Рита… иди к чертям собачьим со своими рассуждениями.
***
В туалете я смотрю на свое отражение в зеркале. Из глаз струятся горячие слезы и капают на пол. Образовалась небольшая слезная лужица. Заметив ее, я смеюсь. Внутри пустота – мрачная, ледяная, всепоглощающая. Я достаю фляжку с виски и делаю два глотка. «Теперь мне тепло». Пусть это тепло заменяет мне родительскую любовь. Это тепло я могу получить в любой момент, когда захочу. Оно зависит только от меня и моей платежеспособности, а не от третьих лиц. Рядом показался Шестнадцать тон.
– У-у, алоха, Шестнадцать тон! Что опять со мной не так?
– Возьми телефон и поднеси к уху.
Я послушалась.
– Прекращай загонять себя. Это ни к чему хорошему не приведет. Просто прими тот факт, что они тебя не любят. Ты им нужна как поддерживающая терапия для их никчемного существования. Ты все это знаешь. Достаточно признать и тебе станет лучше.
– Но если не они, то кому я еще нужна?
– Мне.
– И только? А своим пациентам? Пашке?
– Пациентам нужен человек, который будет выписывать им лекарства, больничные листы и направления. А Паше нужен запасной аэродром, на который можно будет сесть в случае очередной неудачи.
– У меня никого нет, получается.
– У тебя есть я.
– Ты – это я.
Первые веяния
Я балансирую на грани затмения разума и реальности с серыми хрущевками вокруг, разбитыми дорогами и недовольными людьми. Вечерами я пью виски, думаю о своем детстве и болтаю с Шестнадцать тон. Паша ввязался в отношения с одной из бывших подруг. По миру распространяется неизвестная болезнь, поражающая легкие и уносящая жизни людей. Многие пациенты жалуются на сильный кашель, отсутствие обоняния. Количество больных пневмонией растет.
«Ешь меня изнутри, тоска. Пожирай меня, печаль. Растерзай мою душу, боль». Солнце ушло, оставив пейзажи безнадеги и ощущение бренности жизни. «За что?», – спрашиваю себя я.
Я представляю, как меня захлестывает шумовая волна из моего сонного паралича. Она заберет меня и унесет в царство ангедонии, где не нужны жизнь и смерть. Там существует только мое угасающее сознание. Оно постепенно сходит на нет, растворяясь в бытие, как волшебная пыль. И когда не станет его, наступит перманентная ночь. Отдельные пылинки, бывшие мной, будут летать в этой ночи, путешествовать по чудесным мирам, где нет меня. Они увидят так много, сколько не увидят тысячи глаз за всю жизнь. Они никогда не вернутся в это богом забытое серое место.
Раздался звонок. Первый