Вершина - Матвей Алексеевич Воробьёв
– Толку сейчас, а потом времени нет что ли? – Слава первый крикнул, – Вы как хотите, но я и общество не особо люблю, если что-то важное буркнут, потом узнаю. Если что, мне стало плохо. Аривидерчи!
– А если отмечать будут? – кто-то может и услышал Лиду.
– Вообще ***. Вон Сорокчук пусть за меня распишется.
Он просто ушёл. Кто-то смотрел на него, как на триумфатора, многие тоже хотели уйти. Кто хотел повторить за ним, но не пошёл, задался вопросом: «А что потом будет?». Но никто не спросил: «Что будет сейчас?» Он, как свободная птица, на два часа раньше освободился из оков Мордора, но никто не поддался соблазну. И не зря. Пока Слава шёл около жителей Шира (то были второклассники), его заметил учитель обществознания. Уловки с плохим самочувствием распались, пришлось возвращаться в кузницы. Класс воодушевился тем фактом, что следопыта вернули, и началась плановая промывка мозгов, именуемая «обществознанием». Что-то там про гражданство и гражданина. Мясо, лежавшее на партах (всех, кроме первых), томилось на peep прожарку.
– Отпустите, пожалуйста, ради праздника? – Слава уж совсем расклеился. Что вкинуть придумал, а что делать – нет.
– Это что за праздник, 15 апреля?
– День Рождения Пугачёвой! – Алфёров Никита скинул, случайно вспомнив.
– Ну, раз вы поклонники примадонны, отвечайте по теме и идите.
– К этому нас жизнь не готовила,– Слава сел в ожидании четвёртого десятка минут урока. Возможно, где-то прозвенел Big Ben, но здесь только звонок. «Как важно, серьёзно подготовиться. Вот чёрт! Придётся на автобусе ехать на тренировку из-за этого оратора искусства я опаздываю!» – подумала Сашка.
– Кургин, погнали на автобусе до зала.
– Я не пойду. Сегодня днюха у Машки, она, конечно, не Алла Борисовна, но уважить надо.
– Ладно, так накинь, пожалуйста, десятку мелочью.
Получив недостающие медяки на билет, Саша отправился на автобусную остановку близлежащую. Там он, отсчитывая секунды, проворней синхронного пловца дождался и сел не в красный двухэтажный, но в большой и серый автобус. Отдал деньги кондукторше («Что-то она молода для такой работы,»– подумал Сашка), взялся за поручень и поехал стоя. Водитель со скрежетом сдёрнул с места свою клячу. Автобус ехал не так быстро, дорога не позволяла. За окнами проносились витрины магазинов, дома: частные и не очень.На пути светофоры были зелёными, что странно для человека, который не хотел опоздать. Водитель что-то тоже впал в эйфорию и, зазевавшись, наскочил на колею, что не могло не сказаться на пассажирах. Кто сидел, тот просто покачнулись, но кто стоял, те согнулись в полтора наклона Пизанской башни. Саша практически упал на кондукторшу, но успел ухватиться за соседнее сиденье. Салон оправился быстро, явление не такое уж и редкое.
– Прошу прощения, я не хотел вас сталкивать с места. Извините, – сказал Саша кондуктору. Но что-то после его слов в реакции девушки было не так. Она оцепенела. Побледнела. Глаза – два попрыгунчика за 10 рублей из автомата конфет. Взгляд полный страха перед гильетиной и отчаяния после кражи шинели (Гоголь). Она качала поднимать руку с указательным пальцем наперевес и уставилась на Сашу. Люди, конечно же, обратили внимание на это.
– Это. Это… Это ты! Ты был там! – задыхаясь, кричала девушка. А кондукторши кричать умеют.
– Что вы имеете в виду? – Саша недоумевал, к чему это резкое внимание к его персоне. Кондукторша стала смотреть чуть правее него и кивнула кому-то. Это был следователь Павлов. Что он тут делает? Петька потерял ключи от служебной, пришлось в общественном транспорте добираться до управления. Войдя в автобус за 2 остановки до Саши, он встретил и узнал в кондукторше потерпевшую давно закрытого дела. Улик больше не нашлось, свидетелей нет. Она ничего не вспомнила. Теперь, когда она оборачивалась к нему и кивала, он должен подойти.
– Так что тут у нас?
– Это он! Он был там! Я его по голосу узнала. Там было темно, но он говорил! Он был там!. И эти двое… Что? Боже, я вспоминаю! – она рухнула на свободное сиденье.
– Итак, граждане, на свои места, пожалуйста, – он вытащил удостоверение, – а вы, молодой человек, выйдите на следующей вместе со мной. Вы, – обратился к кондукторше Павлов,– ко мне в ближайшие дни зайдите.
– Да, хорошо.
У публики проявился неподдельный интерес, но они ничего не понимали, так как Саша и Павлов вышли на первой же остановке.
– Итак, парень. Фамилия, имя, отчество? – Следователь посмотрел на парня, который в это время снимал капюшон. В глаза Родиона Сергеевича бросилась серая шапка.
– Виконт Александр Сергеевич
– Ну смотри, Пушкин, ты явялешься свидетелем преступления. Надеюсь, понимаешь, о чём я?
До Саши только сейчас дошло, что кондукторша возможно та, которая в переулке лежала.
– Да.
– Я понимаю, что ты не являешься одним из нападавших, но почему ничего не предпринял?
– Они были очевидно сильнее меня, а отхватывать в тот вечер совсем не хотелось. Тем более это я медиков вызвал.
– Дак почему в отделение не обратился?
– А толку? Я их не знаю, первый раз слышу. Всё, что знаю, это то, как они сначала весело шли, а потом свернули в темноту.
– Ты подошёл к ним. О чём был разговор?
– Я попросил их предохраняться и оставил розу.
– Зачем?
– Не знаю, как-то само собой вышло.
– Ты понимаешь, что если бы ты сразу объявился, то она может и вспомнила бы чего. Кто они, где были, например. Вот теперь где их ищи? Месяц прошёл. А я больше чем уверен, что твоё голос послужил стрессовой ситуацией, и теперь она что-то помнит. Целый месяц работала и жила под чужим именем. Ты понимаешь, кто ты? Ты тот, из-за кого Курск утонул, из-за кого Беслан все помнят. Ты тот, кто сносит.. Да впрочем, неважно. Где был «Человек», когда её били? Ты ушёл! Получить по морде, да не обязан, но будь мужчиной! Смысла нет к делу пришивать. Нихера ты не знаешь! А может они тебе денег дали за молчание? А? Я не удивлён, если взял, подонок.
Закончив свой «спич», Павлов просто развернулся, ударил по железной стойке рекламного баннера и пошёл. Вроде бы мало дел, которые эмоционально привязывали бы его, но он думал ни о Саше, ни об этих двух, только о своей дочери. Павлов представил её на месте жертвы. Она беззащитна. И такой же как Сашка пройдёт мимо, положит мнимую розу. Даже не попытается помочь! Куда исчезло сострадание? Почему своя шкура не терпит мелочей ради других?
В таких размышлениях, кляня всё и всех, следователь вернулся в управление, ругнул Петьку, хоть тот и держал в руке потерянные ключи. Поднял вверх дном всё в поисках дела об изнасиловании. Заперся в своём кабинете, закинул ногу на стол и
