Василий Митин - С глазу на глаз
Старик и Елизавета словно растаяли во тьме. Дуня скрылась за перегородкой, легла, закутавшись с головой, а уснуть не могла. В избе началась возня:
Фекла укладывалась спать, да не одна, а с мужиком.
Говорили полушепотом. Дуня накинула на плечи пальто и выскочила во двор под холодные потоки дождя.
Когда вернулась в избу, с кровати доносился мужицкий храп и ровное, глубокое, с присвистом дыхание Феклы.
Утром мужика в избе не оказалось. Дуня набросилась на Феклу:
- Нет у тебя ни стыда, ни совести! Только что ребенка похоронила, и горя мало-с хахалем спать улеглась! Разве не грех? Неужели это по вере? Да и что увас за вера такая? Все расскажу старице!
У Феклы удивленные глаза, а на губах самодовольная улыбка.
- А старица все знает. Никакого греха нет спать со своим мужиком. Ведь ночевал-то мой Софрон.
- А почему он ушел, если твой?
- Спасается.
- Часто он тебя навещает?
- Когда как, - и подозрительно глянула на постоялицу.
Та спохватилась, что спрашивать об этом не следовало, вспомнила советы Ивана Петровича и поторопилась исправить ошибку:
- Конечно, надо остерегаться, а ты очень уж проста: зачем было говорить мне о муже, что укрывается? Другому не проболтайся.
- Небось!
Елизавету встревожили сомнения, высказываемые Евдокией. Уж больно лакомый кусок, как бы не попал в другие руки. Стоит с нею повозиться. Большие виды у старицы на Евдокию. О них она пока не сказала, даже Федору, признанному сектантами старшим наставником.
- Сходила бы ты, Авдотья, домой, проведала оы, как там Макаровна хозяйничает. Свой глазок-милый дружок.
Дуня насторожилась: выпроваживает? Причины,
кажется, для этого не было.
- На Макаровну я надеюсь.
- Но у меня к тебе есть небольшое поручение.
Только дело секретное, а я тебе верю, знаю, что не подведешь, говорила Елизавета, а сама зорко наблюдала, какое впечатление произведет это на Дуню.
Та выдержала взгляд монашки и равнодушно ответила:
Смотря какое. Если по моим силам, так выполню.
- Другого ответа я от тебя и не ожидала. Ты знаешь Аннушку Прищемихину?
- Ту, что в милиции служит?
Ту самую. Передашь ей мою грамотку и ответ принесешь.
От изумления Дуня не знала, что и сказать, а старица ее успокаивала:
Не бойся ты! Аннушка предана нашему делу до конца.
- Но ведь она же в милиции!
- Мы благословили ее на этот подвиг.
Аннушку Прищемихину Дуня знала, как все знают друг друга в небольшом поселке. Она слыхала, что Аннушка сирота, что девушку бросил жених. Сначала надсмеялся, а потом бросил. Девка недалекая простоватая.
Пыль на дороге. Солнце припекает. В поле стоит трактор с комбайном. Около машины суетятся тевчата в замасленных спецовках. У них что-то не^ладится. Хотела подойти и узнать, да передумала: что она им может сказать? А помочь тем более не сможет.
Идет Дуня по обочине дороги, покрытой булыжником, построенной недавно для военных перевозок. Фронт близко. В тихие ясные вечера доносятся дальние отзвуки артиллерийского поединка. По радио каждодневно передают о тяжелых боях. На этом фронте сравнительно тихо, а кто знает, где и как развернутся бои дальше.
По бокам дороги несжатые поля, а по дороге разгуливают стаи жирных грачей, обожравшихся пшеницей Зеленые девчонки возятся с тяжелыми машинами, мужики вместо тракторов водят танки. А она таскается черт знает по каким делам, встречается с жуликами и дурами. Сама видела, как сектанты, заклятые враги, помогают немцам, разоряют колхозы, видела, как они детей губят. Хуже зверей-те никогда не обижают детенышей".
Макаровна отчитывалась:
- Все я, Дунюшка, сберегла. Молоко частью сдавала, частью на масло, на творог. С огорода овощ пожертвовала на победу, правда не всю, частью на рынке продавала. Яблоки пора убирать, падалицы много.
Что собрала, на повидло переделала. Теперь уж сама распорядись с теми, что снимать пора. И мне немножко - замочить хочу.
- Ладно, Макаровна, потом, дай оглядеться.
- Оглядись, не спеши. Время терпит. А как там V матушки Елизаветы? Удосужилась ли побывать на ихнем молении? Она сказывала, что много благолепия.
- Не удосужилась. Потом поговорим.
Как только стемнело, Дуня пошла к Ивану Петровичу. Выслушал он ее с большим .интересом. Записку Аннушке Прищемихиной прочитал, снял копию и велел 'вручить. В записке не было ничего подозрительного: справлялась о здоровье, спрашивала, не может ли она медку купить для нее, да какие ценьг..
Начальник просил узнать у Прищемихиной о сектантах в райцентре. Их присутствие здесь пока не ощущалось, а оказывается, и сюда протянули лапы, да еще в милицию!
У Аннушки Прищемихиной короткие ноги и тусклые, бесцветные глаза. Лицо будто непропеченный блин. И вся она какая-то бесформенная, оплывшая.
Записку Елизаветы приняла с сонным видом, прочитала не торопясь и сказала:
- Ладно, сейчас ответ напишу, подожди.
- Скажи мне, Аннушка, как ты можешь служить в милиции, коли заодно с верующими?
- В милиции меня насчет веры не спрашивают, а в церковь я не хожу. Спаситель наш учил своих апостолов: "Будьте кротки, как голуби, и мудры, как змеи". Кротость у меня от рождения, а хитрости обучает мать Елизавета. 'Служу исправно, на дежурство не опаздываю, с начальством не пререкаюсь, вот меня и держат. Мужчин-то теперь где возьмешь?
- И давно ты знакома с матушкой?
- Еще до войны. А как началась война и стали ловить дезертиров братьев наших, тут я и пригодилась. А ты-то как завела знакомство со старицей?
Муж-то у тебя ведь коммунист.
- Нет у меня мужа, на войне погиб. Одинокая стала я.
- Я привыкла с малых лет к одиночеству.
- И тебе не бывает грустно одной?
- Раньше бывало, а нынче нет. Вот почитай, - и достала из-под подушки тетрадь, а в ней стишки, написанные от руки печатными буквами.
- Где ты такие стишки выкопала?
- Мне их дала матушка для душевного успокоения. Как нападет тоска и томление, я за тетрадочку, и все проходит. Я многое наизусть выучила. Старице передай, что недавно арестовали двоих братьев, дезертиров Павла Кувшинова и Гришку семкинского. Оба на допросах молчали, как истинные христиане, и где хоронились-не выдали, ни о ком не сказали ни слова. Их в тюрьму увезли. И еще передай матушке, что я верой крепка и на службе без подозрений. Она беспокоилась, но я ведь не глупая, знаю что к чему. Есть у меня заветная мечта: получить личное благословение благочестивого старца Федора, нашего главного наставника и заступника перед престолом всевышнего. Матушка обещала устроить свидание, но теперь говорит, что, пока у власти антихрист, старец из катакомбы не вылазит я благословляет только избранных и самых усердных истинно православных. А уж я ли не стараюсь? Поклонись ты от меня матушке - может, умилостивит старца?
- Скажу, - обещает Дуня и думает: "Мне самойто вот как нужно найти этого старца, только как?"
VI
Утром явилась Макаровна. Первым делом справилась о здоровье липецкой тетушки. Поговаривают, что Дуня порешит все хозяйство и к ней насовсем переберется.
- Тетя постарела и здоровьем слабая. Приняла меня с радостью. К себе зовет. Домик у нее маленький, но жить можно.
- Неужели, Дунюшка, тут тебе на родительском месте худо? Смотри не промахнись. Уж коли с тетушкой вместе жить, так пусть она к тебе перебирается.
- Я звала, да она тоже толкует о родном гнезде.
Погодим, подумаем.
- Погодим.
Макаровна еще хотела бы поговорить, но Дуня сослалась на нездоровье и выпроводила старуху.
Две недели Евдокия пробыла в Куйме, а не в Липецке: тетушка для отвода глаз-так посоветовал Иван Петрович. Присматривалась к "истинно православным", слушала поучения старицы и наивные россказни простоватой Феклы. Крайне осторожно, чтобы сектанты не заметили, беседовала с колхозницами.
И чем больше знакомилась с деятельностью изуверов, тем сильнее нарастал гнев в ее душе, тем противнее становилось общение с ними. А от цели была далека.
Елизавета все окружила ореолом таинственности и загадочности и не спешила показать "настоящих подвижников".
Разговоры с Феклой кое-что прояснили. Она слепо, без рассуждений принимала все, что было сказано ей о боге, о вере, о царстве небесном. Ко всему Фекла прикладывала земную мерку куйминского масштаба, все подводила под свою повседневность. Дальше Куймы она- не бывала. Когда-то в начальной школе выучилась читать, а после школы ни разу не взяла в руки ни книги, ни газеты.
Речь зашла о председателе колхоза.
- Антихрист меня смущает-на работу заманивает. Ведь до того, как старица меня просветила и на* правила на путь спасения, я в колхозе была в почете, на работе старалась, премии, грамоты получала.
- Интересно-покажи-ка грамоты!
- Я их сожгла в печке, на них печать антихриста.
