Михаил Садовский - Унисоны (Книга стихов)
Сквозь тяжелый
Стук колесный,
Рык натужный
Паровозный,
И речные ледоходы,
И метели-непогоды,
Сквозь сирены и бомбежку
Потихоньку, понемножку
Слышу снова
Голос мамы,
Строчки
Будто телеграммы
Из далеких
Детских лет
Не по праздникам
Привет!
Просто так
Счастливый случай!
Ничего
На свете лучше!
Потому что
Это мама!
Потому что
Это детство...
Я с собой ношу до грамма
Это вечное наследство!..
1998
x x x
Может быть, лучшее,
Что я могу создать,
Описать мои страдания,
Подробно и не стесняясь,
И передать их
Какому-нибудь врачу,
Чтобы помочь ему
Облегчить страдания многих?...
Но в трудный момент
У меня не хватает воли,
А в промежутках между ними
Смелых слов...
И тогда я, как все,
Пишу о страданиях душевных,
Но кому нужны чужие страдания?..
1998
x x x
Когда я навестил в госпитале
Больного ***,
Он вышел ко мне
В неряшливой пижамной курточке,
Брюках с растегнутой ширинкой
И небритый...
Я не признал в нем
Бывшего боевого летчика,
Кадрововго офицера
Мы обнялись.
Резкий запах мочи
Исходил от него.
Тогда я понял:
Старость
Это плохой запах...
1998
x x x
Если в минуту боли,
Я могу думать
О рифме и сюжете
Я писатель.
И не стоит
Задавать себе вопрос:
Стоит ли мне этим заниматься,
Перед каждым неначатым листом бумаги.
1998
x x x
От меня уходит лето,
Убегает от меня...
Голо, ветренно,
Раздето...
Все былое отменя...
В слезы выплеснув остатки
Откровений и надеежд,
Повергая без оглядки
В сослогательный падеж.
И у жизни на опушке,
Покидая шумный лес,
Майской ветренной кукушке
Я живу наперерез.
Все последнее на свете
Не во сне, а наяву,
Но, как все в обиде дети,
Верю: снова доживу!
1999
x x x
Государстово меня учило,
Но наука моя почила,
Выбирали ВУЗы доцентов
С соблюдением нац процентов.
И, расширив черту оседлости
Вплоть до первоотдельской ведомости
Номерные "почтовые ящики"
Проходными глаза таращили.
Я рванулся в другие области,
Там повышена норма подлости,
И великий, могучий, простой
Вел всю жизнь меня сквозь строй.
А когда порастратился порох
Впору взять лишь суму да посох,
Но не знаю - может, и тут
Нац лимит, не смутясь, введут.
Я не верю тем, кто не верит
И, прикрыв неведеньем рот,
Молчаливо в облаве зверя,
Притаясь, сторожит поворот.
1998
x x x
Луна, как лампада,
над стылым прудом,
снег таял и падал
в прибрежный подол.
Война наступала
ни ночи ни дня
родня убивала
покорством меня.
Меняли на крохи
худое тряпье,
меня ли угрохал
голодным житьем
тот холод усталый,
плевавший на печь...
В снег свежий и талый
хотелось мне лечь
не в спертой избенке
в нытье угарать
есть право в ребенке
судить и карать...
Под бледной лампадой
я клятвы давал,
от голода падал,
в бреду воевал...
Все светится мутно
лампада в ночи,
и ежеминутно
обида кричит...
Мне вечнось, бывало,
кивала в те дни.
Меня убивало
покорство родни.
1997
x x x
Еврей крещеный - раб,
ложь - благодать,
я выкрестам не верю,
тем не менее,
найти в трудах их
крестное знаменние
пытаюсь,
чтобы тайну разгадать.
И Бог им не поверил
никому!
Он не послал им
милости земные,
все бестии - напасти
продувные,
и в суете
падение во тьму!
Быть может, мстил
за тот неверный шаг,
но месть греховна,
не к лицу всесильным,
а все же веет
холодом могильным
всегда
вероотступничества мрак.
Зачем?.. Зачем?.. Бог истинно один.
Что в перемене? - Скрыть следы, поблажка?...
Для любящих тебя, как это тяжко!
Одумайся,
побойся,
погоди!..
Не брезгует ли
жертвою такой,
с небес взирая,
тот, кому молился?
Не оттого ль
несчастий дождь пролился
над хитрою твоею головой?..
1997
x x x
Не подведи, лишь на тебя надеюсь,
За весь свой век тебя не подводил,
старался не как надо - как хотелось
и по сердцу компанию водил.
Быть может, неоправданно измучил,
тебя мое любимое, а все ж
так до сих пор вопрос и не изучен:
кому за что ты сердце отдаешь
частицами и снова собираешь
его в груди и с болью и тоской...
мне кажется все началось вчера лишь
ан вот - уже пора и на покой!
Ты - бич вранья, шестого чувства гений,
не измени, по-прежнему любя,
остановись, лиши меня мучений,
немало их я принял за тебя.
Так сделать шаг последний все бы рады,
но ты реши счастливый выход мой...
любая смерть тускнеет от награды,
поклеванная пошлою молвой.
1997
О ДНЕ РОЖДЕНИЯ
Печальны мартовские дни.
Воспоминанье похорон
друзей и близких... крик ворон,
поминки, пьяной болтовни
необязательной назавтра
хрустящий невесомый прах.
Полуулыбка на устах,
как бы неведомая, правда...
И так весь месяц, а в конце
свой день рожденья в том ряду,
что я весь год с тоскою жду,
как ставшая под пули цель.
Что делать мне? Что поменять?
Ведь не вольны мы безусловно
воинственно иль полюбовно
свой день рожденья выбирать!?.
Но все же, если допустить:
перенести на май, декабрь
там больше светлых дней хотя бы,
чтоб состраданьем не грешить.
Увы мой бедный календарь!
Пожалуй, в месяцы иные
все дни - одни лишь прописные
да обводящих рамок гарь...
нас хочет кто-то приучить:
кончина рядом и рожденье.
Но жизнь меж ними без сомненья,
чтоб их сильнее разделить.
1997
x x x
Не плача, не волнуя,
Не требуя наград,
Уходят дни - а ну их,
Иду не в рай, не в ад.
И только сожаленье
О скорости пути,
Стремительно, сложенье
Попробуй не пусти!
x x x
Строчки, строчки
И без продолженья...
Так ли мысли мои коротки,
Есть опасность простого сложенья
Разорвут на чужие ростки,
А когда словно капли в потоке
Или плавность воды у запруд,
Унесут меня струи и строки,
В недоступную даль увлекут.
1998
x x x
Волненье,
Но прекрасно пелось,
Тринадцатым был даже класс!
Число и дом!
Куда же делась
Та пятница?
Не отреклась?
Гонимые не суеверьем,
А бесшабашною мечтой,
Стучались мы к искуссству в двери
Навечно,
А не на постой.
Крылом фортуны не задеты,
Но до вершин вознесены,
Сменяли игреки и зэты
На восхитительные сны...
Тогда мы верили, что сказки
Сумеем в были воплотить,
И шли открыто без опаски,
И не за что себя корить.
Народной массой одолели
День и число, и номер класса,
И быль, как сказка, в самом деле,
И нет нам удержа и спаса.
1998
x x x
Я не сумею тебе рассказать,
Слышал ли, как вы меня хоронили...
Лучше при жизни опять и опять
Мне говорить, что меня вы любили...
Редко придете меня навестить,
Или со временем и не придете,
Это заранее просто простить,
Так приходите сейчас, по охоте...
Может, и стану я рядом витать,
Но показать это вам не сумею,
Лучше, чем песней за сценою стать,
К вам дотянуться рукою своею.
Жизнь жестоко диктует порой,
Но чтобы ей до конца насладиться,
Может, носиться в ней не по прямой,
Чтоб не тянуло назад возвратиться.
1998
x x x
Пугают даты под стихами,
Над чащей сосен петухи.
Полутона в вороньей гамме.
Почти замолены грехи.
Умеет за глухой оградой
Взгляд различить и тон, и суть.
И непомерною наградой
Считаешь каждое чуть-чуть.
1998
x x x
Я опять на часы не гляжу.
Слишком рано детей разбужу.
Что со мной? Нетерпения зуд.
Жизнь короткая - долог мой суд.
И вы будете тоже мечтать,
Чтобы мог вас мой голос поднять,
Но никак не вернуть, не забыть,
И вы станете детям звонить...
1998.
ПЕТЕРБУРГСКИЕ НОЧИ
x x x
Пыльный ветер по стылой Фонтанке,
В Шереметьевском доме окно,
Можно в горькую тайну изнанки
Заглянуть сквозь него заодно.
До Цепного моста недалеко:
Только окна твои миновать
И подъезд недреманного ока,
Чтоб вернуться от Летнего вспять.
Все круженье,
круженье,
круженье,
Нету силы идти напролом,
Окружение, как окруженье,
Неразъемность наручников - дом.
В этом городе полном печали
Строк, отлитых на все времена,
Сколько душ свою ночь повстречали
Под приютом безмолвным окна.
К Черной речке теперь пешеходом,
