Рустам Ибрагимбеков - Забытый август
- Может, ноги ему завяжем? - предложил Хорек. - Пусть полежит на солнышке!
- Солнечный удар может быть, - сказал я.
- Они наши враги, - Хорек посмотрел на меня сердито. - А врагам пощады нет.
В это время "железнодорожники" появились из-за своих укрытий в разных концах свалки и начали наступление. Их стало больше, наверное, получили подкрепление. Хорек оценил обстановку и решил отпустить толстяка.
- ...А ты знаешь, где я был?! - спросил я у Рафика.
Он, конечно, не догадался. Я хотел поморочить ему голову, но не выдержал и признался, что был у Нели целых три часа. Он не поверил. Я поклялся мамой.
- А что вы делали?
- Разговаривали. Оказывается, у нее глаза серые, а у меня карие. Она сама сказала.
- А я три патрона нашел. Взорвать можно, - похвалился в ответ Рафик.
- Это хорошо, - сказал я, - но есть дела поважнее.
- Какие?
- Я вот что решил: что мы, дети, что ли, только глупостями занимаемся? Надо в яхт-клуб записаться.
- А Пахан?
- Разрешит. Мы же из отряда не выходим? Зато загорим, мускулы накачаем. В открытое море в поход будем ходить с ночевкой на каком-нибудь острове. Ружье с собой возьмем, костер разожжем. Ты хочешь записаться?
Рафик сказал, что очень хочет, но боится погореть, как Леня. Оказывается, его опять топили, пока я был у Нели.
Уже поздно вечером, идя домой, я увидел во дворе Пахана. Он сидел на табуретке рядом с кроватью Хорька. Меня они не видели из-за байкового одеяла, которое Хорек пришпилил к спинкам своей кровати от дождя. Я боялся пошевелиться: потом ведь не докажешь им, что оказался рядом случайно, подумают, что специально подслушиваю.
- ...Цыганка гадала, - сказал Пахан, - на исполнение желаний. Надоел мне твой отряд... Мне разве жратва нужна? Время же идет, сколько ждать можно?
- Уже мало осталось, - зашептал в ответ Хорек. - Она почти совсем согласна. Это мать ее против тебя.
- Врешь ты все. Ты когда обещал?
- Ты ей нравиться, я знаю.
- А какой толк? Надо мной ребята смеются, что с малышней связался...
Они, наверное, еще долго говорили бы, если бы тетя Зарифа не крикнула, чтобы Хорек шел спать. Пахану пришлось уйти...
15 августа
Сегодня вместе с Юркой и Рафиком мы вытащили из нашего книжного шкафа все, какие у нас есть, книжки со стихами. Юрка полистал их и отобрал несколько стихотворений. Для Нели. Он прочитал вслух несколько строчек. Все они были про любовь. Я начал переписывать стихи в блокнот.
- Надо несколько ошибок сделать, - посоветовал Рафик, - а то догадается, что не ты писал.
- Напиши сверху: "Посвящаю Неле Адамовой", - сказал Юрка.
- На всех?
- Да. И скажи ей, что это самые последние твои стихи, которые ты специально для нее написал. А про это, - он ткнул пальцем в одно из стихотворений, - скажи, что сегодня ночью написал. Всю ночь не спал из-за него.
- Слишком взрослые стихи и любовные какие-то... - сказал я.
- А какие ты хочешь?
- Ну, про природу, про Родину или про фронт...
- Ты же не Пушкин, - сказал Юрка. - Зачем тебе про природу?
- Она же смеяться будет, - я прочитал несколько строчек из стихотворения, которое переписывал. - Такие стихи пишут возлюбленным.
- А она тебе кто? - спросил Юрка. - Ты же сам говоришь, что любишь ее. Правильно?
- Но она ничего не знает - и вдруг сразу такие стихи.
- Ну, как хочешь, - обиделся Юрка. - А я считаю, что надо взять на абордаж, потому что наступил решающий момент.
Я прочитал вслух еще одно стихотворение, как мелькает в весеннем саду фигура любимой в прозрачной одежде.
Рафик рассмеялся. Даже Юрку это стихотворение смутило немного.
- Ты же сам наврал ей, что пишешь стихи,- сказал он. - Тебя же никто за язык не тянул.
- Тянул не тянул, но такие стихи я ей не понесу, - я отодвинул от себя книги и блокнот.
- Ну, тогда она никогда не узнает про твое отношение к ней, - махнул рукой Юрка. - Так и будете играть в прятки.
Но Юрка ошибался. Она все узнала. По тому, как она посмотрела на меня, впустив в дом, я сразу понял - что-то случилось.
Она опять была одна. На столе лежала раскрытая тетрадка, в которой я писал выводы теорем, "Геометрия" и билеты. Продолжая странно смотреть на меня прищуренными глазами, она показала на стул.
Я сел.
- Напиши что-нибудь в тетрадке, - почти приказала она.
- Что написать?
- Ну, напиши: "Сегодня хорошая погода..." Дай-ка сюда, - сказала она, когда я вывел последнюю букву. - Так я и знала.
Она торжествующе посмотрела на меня, потом нахмурилась, вытащила из кармана какой-то лист бумаги.
- Это ты писал?
Она держала в руках дурацкое письмо, которое я подложил ей на бульваре. Письмо, которое начиналось словами: "Любовь моя, вот уже несколько месяцев я тоскую по тебе..."
- Отпираться нет смысла, - сказала она. - Почерки совпадают. - Она приложила письмо к тетрадке с моими словами о погоде.
- Ну, ты писал? - еще раз спросила она.
Я кивнул. (Зачем я послушался Юрку?!)
- Какая гадость! - Она бросила письмо на стол. - И тебе не стыдно?!
Я молчал, уставившись в стол.
- Ты что, сумасшедший? - спросила она вдруг совсем не строгим голосом.
- Почему?
- Откуда я знаю, почему! Очень странное письмо. Нормальные люди так не пишут. Мне разные письма писали, но такого никогда не было... Ты правда любишь меня?
Я молчал.
- Ты что, и занимаешься со мной поэтому?
- Нет, - сказал я.
- Ну, теперь все равно мы уже не сможем заниматься.
- Почему?
- Как мы можем заниматься после того, что произошло? И мама будет против, если узнает. Я молчал.
- Может, ты хочешь, чтобы я скрыла все от мамы? Я кивнул.
- Значит, ты хочешь, чтобы все осталось в тайне? Я опять кивнул.
- Тогда обещай, что никогда больше не будешь об этом говорить или писать. Никогда! Обещаешь?
- Обещаю.
- Я подумаю, - сказала она. - А ты дай слово, что вечно будешь хранить эту тайну.
- Клянусь мамой.
- И не забывай, что я старше тебя на целых полгода. Тебе нужна другая девушка, помоложе. И вообще тебе еще рано думать о таких вещах.
Я наконец оторвал взгляд от стола и посмотрел на нее.
- Конечно, приятно, что ты меня любишь, - сказала она, - но между нами ничего быть не может. Это исключено.
- Почему?
- Не задавай глупых вопросов. И прекратим разговоры на эту тему. А то я не приглашу тебя на свой день рождения. Я посмотрел на нее удивленно.
- Завтра мне исполняется пятнадцать лет, - важно сказала она. - Я тебя приглашаю. Но только не опаздывай. Все соберутся в семь.
Она взяла со стола злополучное письмо, сложила его и спрятала в карман.
... Сын полка весь день опять был в части. У них проходило какое-то учение. Он, точно, связист. С тутового дерева я видел, как он бегал по территории с полевым телефоном, разматывая на ходу кабель.
Вечером он белил стены своей комнаты. Со двора в окно было видно, как он вылез на деревянную лестницу и водил короткой кистью по стене. Слышны были голоса управдома и дворничихи Чимназ. Управдом разговаривал с ним, как со взрослым.
- Это правильно, - говорил он. - Я понимаю: хороший боец трудностей не боится... А в восемь ноль-ноль прошу на собрание в мой подвал. Всех жильцов собираем.
Он что-то еще добавил негромко и рассмеялся.
- У меня дома одеяло хорошее, - сказала Чимназ, - стеганое. Я принесу вечером.
- Спасибо, тетя, - сказал сын полка. - Я всем обеспечен. Зачем же из дому нести?
- А мне не жалко, - сказала Чимназ. - Оно шерстяное, тепло хорошо держит.
Сын полка еще раз сказал ей: "Спасибо". Управдом и Чимназ вышли во двор. Увидели меня.
- Этот, - сказала Чимназ.
- Что - этот? - тихо, чтобы не слышал сын полка, спросил я, но на всякий случай отошел на несколько шагов. Управдом начал орать:
- Я сколько раз говорил: под окнами камнями не бросайтесь.
Я попросил его не кричать, сказал, что камнями не бросался. Тут заорала Чимназ:
- Ты разбил! Я сама видела. Садых подтвердить может. На ее крики во двор вышел сын полка.
- Ладно, Чимназ, не кричи, - вдруг спокойным голосом сказал управдом. Заставим родителей вставить. Они ушли.
Сын полка посмотрел на меня и опять вошел в дом. Как я мог заговорить с ним после этой глупой истории?
17 августа
Оказалось, что мне не в чем идти на день рождения: брюки в пятнах, на коленях вытянулись и цвет потеряли, туфли тоже ободранные, каблуки сбиты.
Туфли смазал вазелином. Брюки мама постирала и погладила. Сели немного, но на коленях перестали пузыриться. Рубашку надел папину, с длинными рукавами, запонками и отдельным воротником. Папа сказал, что к ней галстук нужен. Я не согласился.
... - Как же галстук без пиджака?
Мама сказала:
- Ничего. Можно и без пиджака, а то видно, что воротничок отдельный.
Начали примерять галстуки. Папа завязывал их на себе, а потом уже я продевал в них свою голову. Сорочка в плечах мне была широкой, рукава пришлось закатить, чтобы не бросалась в глаза длина.
Еще спорили из-за подарка. Мама считала, что надо подарить Неле книгу два томика стихов Лермонтова, а я претендовал на флакон маминых духов. Папа соглашался и со мной, и с мамой.
