Пантелеймон Романов - Русь (Часть 2)
- Добро пожаловать, - сказал Житников, сняв картуз, и, держа его по своему обыкнове-нию на отлете в правой руке, приятно улыбался.
Митенька, остановившись посередине двора, не знал, куда дальше двинуться, так как направо, на цепи у погреба, бесновалась собака с завешенными шерстью глазами, а налево и прямо простиралась навозная лужа, глубина которой была неизвестна.
- Сюда, сюда, пожалуйте, - сказал Житников, показывая направление, ближайшее к собаке. - Да замолчите вы, нет на вас погибели! Разбрехались, когда не надо.
- Зашел проведать вас, - сказал Дмитрий Ильич неловко, так что Житников, очевидно, понял, что он зашел не за тем только, чтобы проведать.
- Милости просим. Башмачки не запачкайте.
Они прошли в дом. Хозяин куда-то скрылся на несколько минут, очевидно распорядить-ся насчет самовара.
Дмитрий Ильич, сев на стул у окна, обежал взглядом комнату. Здесь все было так же, как и в прошлый раз: так же горели неугасимые лампады в образном углу; стояли на божничке в тем-ном паутинном углу бутылки со святой водой, завязанные тряпочками и с привязанными, как в аптеке, к горлышкам бумажками, на которых было написано, от какого праздника вода.
А около икон был приколот булавкой к бумажным, засиженным мухами обоям печатный лист, на котором были написаны с красными заглавными славянскими буквами двенадцать добродетелей христианина. Этого Дмитрий Ильич в прошлый раз не видел.
- Ну вот, сейчас самоварчик поставят, - сказал Житников, входя в комнату, потирая руки и приятно улыбаясь.
За прихлопнутой дверью маленькой комнаты послышалось глухое ворчанье. Житников не обратил на него никакого внимания.
- Напрасно беспокоитесь, - сказал Воейков, - я не хочу чаю.
- Нет, без чаю неловко, - возразил Житников, перестав потирать руки, но не распуская их, стоял перед гостем, слегка наклонившись вперед и все так же приветливо улыбаясь.
Самовар - это первое, к чему он бросался, если заезжал какой-нибудь гость из чужой среды. Без самовара он не знал, что с ним делать, о чем говорить.
- Ну, как у вас дела идут? - спросил Дмитрий Ильич с некоторым стеснением.
- И не говорите... - сейчас же торопливо отозвался Житников; он сел против гостя и, дер-жа сложенные руки на коленях, сохранял прежнее наклоненное вперед положение, выражающее готовность и предупредительность хозяина к гостю. - Время такое плохое, тяжелое, что не дай бог, - продолжал Житников, таинственно понизив голос до шепота.
- А главное, народ скверный, - заметил Митенька.
- Про народ и не говорите: воры, мошенники, лежебоки. Он и не думает о том, как бы хозяину побольше заработать, а только норовит украсть, объесть вас да еще нанахальничать. Прежние рабочие, бывало, за хозяйскую копейку готовы в огонь были броситься, а теперь только о своей утробе думают.
- Ну, это-то, положим, естественно, что они о себе думают, - сказал Дмитрий Ильич, точно ему вдруг стало неприятно разговаривать в одном тоне с кулаком Житниковым, - а вот хоть бы уж чужого не трогали.
- Вот именно!.. - воскликнул Житников, очевидно несогласный с первой половиной фразы, но во второй нашедший полное подтверждение своим мыслям. Вот именно: только бы чужого не трогали, - повторил он радостно.
- Вы слышали, наверное, про мою историю с мужиками, что я на них даже в суд принуж-ден был подать? - спросил Дмитрий Ильич.
Житников отклонился на спинку стула и замахал руками.
- Да, как же, господи. Ведь это разбой.
Дмитрий Ильич обычно, чувствуя неспособность просто и естественно говорить с рядовы-ми людьми о вещах практического и обыденного характера, всегда терялся, не знал, как себя держать, ощущал мучительную неловкость и потому избегал и боялся всяких встреч. Сейчас же у него разговор шел неожиданно легко, быть может, от житниковской готовности согласиться со всем, что бы Дмитрий Ильич ему ни сказал. И эта легкость сразу приподняла его, дала ему кры-лья. Немного только мешала мысль о том, что он должен Житникову 100 рублей и тот, наверное, сейчас думает об этом.
- Ну так вот, - сказал Дмитрий Ильич, - я просто измучился с этим народом.
- Ангел - и тот измучится, - ответил Житников.
Это сочувствие еще больше вызвало у Дмитрия Ильича чувство расположения к Житнико-ву, и он невольно продолжал говорить в начатом тоне, чтобы еще услышать сочувствие:
- Хотел в прошлом месяце произвести в усадьбе ремонт, поправки, подновить постройки, но потом так и махнул рукой: невозможно.
- Какой там ремонт, батюшка, - сказал Житников, называя гостя батюшкой, что указыва-ло на возникшую между ним и гостем истинную близость.
- И я, знаете ли, пришел к заключению, что хозяйством сейчас заниматься нельзя.
- Нельзя-с! - коротко, но убежденно отозвался Житников.
- Что это только сплошное испытание и мученье.
- Мученье-с! - повторил Житников.
- Мне даже пришла мысль все бросить и уехать на новые места.
Житников сразу замолчал и с каким-то иным, насторожившимся выражением, уже без неопределенной предупредительной любезности ждал более определенного выражения гостем своей мысли.
Митенька обрадовался тому духовному единению, которое образовалось между ним и Житниковым, и совсем забыл, что не в его интересах обрисовывать мрачными красками то дело, которое он хочет предложить другому.
- Я ищу покупателя... - сказал он с другим выражением, уже без прежней приподнятой искренности, как будто внезапная перемена в Житникове грубо разбила тот мостик душевного отношения, который перекинулся было между ними вначале. - Вы не порекомендуете мне кого-нибудь?
Он смотрел на Житникова и ждал, что тот скажет с дружеской готовностью: "Taк я куплю у вас, чем вам продавать какому-нибудь жулику, который усидит, что мы в тяжелом положении, и спустит цену".
Но Житников этого не сказал. Он пожал плечами и, разведя руками, несколько времени соображал, наклонив немного набок голову, потом сказал, вздохнув:
- Время плохое очень, кто же теперь купит?
- Ах, как досадно... как же быть? - сказал Митенька.
Житников уже смотрел на гостя без прежней улыбки и без готовности. И даже зачем-то посмотрел на его брюки и башмаки. Митенька невольно при этом подобрал ноги под стул, так как вспомнил, что башмаки не чищены.
От внезапной перемены тона Житникова он вдруг почувствовал обиду и жалость к себе, а от своей неуместной искренности - позднюю досаду. Нужно было продолжать вести разговор, перебросив его на другой безразличный предмет. Но Митенька поднялся и стал прощаться, отка-завшись от чая, с таким убитым видом, как будто его поразило, что после его тона искренности, почти любви, ему отплатили совсем иным. Кроме того, еще рухнула надежда покрыть долг при продаже - и ему оставалось или промолчать про свой позорный долг, или, не хуже прошлого раза, сказать, что он сейчас не захватил мелких денег, а вечером пришлет их с Митрофаном, чему, конечно, Житников ни минуты не поверил бы.
Но в том, что после отказа Житникова сейчас же стал прощаться, ему вдруг показалось еще худшее: Житников, наверное, увидел теперь ясно, что ему, Митеньке, нужно было: искреннос-тью только замазать глаза, а тут же, будто невзначай, всучить ему никуда не годное имение.
После ухода Воейкова из спальни вышла старуха, помолилась молча перед иконами, повер-нулась к мужу и, подняв палец, сказала:
- Гляди в оба.
IX
После того, как до мужиков дошел слух, что на них подано в суд, они совершенно отказа-лись от посягательств на помещичью землю. Весь подъем, с каким было взялись за это дело, вдруг пропал.
Те, кто громче всех кричал об этом деле, притихли, замолчали и не выступали вперед, а держались сзади, в тени, как держатся люди, внезапно потерявшие симпатии и влияние над массами. Как будто им даже стыдно за себя и они предпочитают быть незаметными.
До покоса оставалось еще много времени, и продолжать ждать его, ничего не делая, было неловко перед людьми. А на очереди стояли общественные работы. И когда, по обыкновению, однажды собрались вечерком поболтать о делах, кто-то сказал, что нужно бы приняться за общественные дела; мостик бы наконец осилить как-нибудь, ведь не заговоренный он. Да лужу замостить, что посередке села.
- Ты ее замостишь, а она в другом месте пробьет, - сказал кто-то.
- Это непременно, - сейчас же отозвалось еще несколько голосов.
- Жила что ли там подземная? - вопросительно сказал Фома Короткий.
- Жила... черт ее знает, что там!
- Тут не о мостике надо толковать, - сказал коновал, - а о том, что скоро жрать будет нечего. С землей бы удумать, как быть, а не мостик городить да лужи мостить.
Все замолчали.
- Это правильно, - сказал Федор, всегда находивший правильным все, что говорилось последним.
О луже с мостиком бросили говорить и перешли к разговору о переделе земли.
- Чтобы долго не разговаривать, - переделяться и все, - сказал нетерпеливо кузнец.
- Верно, верно, а то прямо конец подходит. У Андрея Горюна почесть вся земля рвами да промоинами пошла. Что ж плохой-то все время пользоваться, надо ему и хорошенькой получить.
