Валерий Брумель - Не измени себе
Это было ценное приобретение, я сразу взял его в свой арсенал - и не только в прыжках. Нередко по тем или иным обстоятельствам жизни я вслушиваюсь в себя и спрашиваю: "Чем все кончится?" И вдруг чувствую - будет худо, несмотря на то, что события вроде бы развиваются самым благоприятным образом. И наоборот.
В день установления рекорда я попытался заглянуть в свое будущее на несколько лет вперед. Не вообще, а конкретно - на мировой рекорд американского прыгуна Ника Джемса - 222. Рассуждал я примерно так.
В пятнадцать лет, когда я впервые узнал о Нике Джемсе из газет, мой результат равнялся 175 сантиметрам. Американцу тогда было шестнадцать, он преодолевал уже 202. Годом раньше Ник Джемс, видимо, прыгал не меньше, чем на 195 сантиметров. Я явно отставал от него, и именно в этот период усиленно приналег на штангу. В шестнадцать с половиной я перепрыгнул 200. Ник - в восемнадцать перелетал уже 213. В течение последующего года я не прибавил к своему результату ни сантиметра, но зато на другой вдруг бурно пошел вверх: 207, 208, а сегодня 217. Американец по-прежнему брал 222. И вдруг до меня дошло: я, оказывается, уже обыграл его! По возрасту. В восемнадцать лет он прыгал только 213, а я уже взял 217. Значит, в девятнадцать я должен прыгать выше, чем 222!
Свой будущий мировой рекорд я побил именно в этот день.
КАЛИННИКОВ
Стояла зима 1944 года. Две трети оккупированной территории были уже очищены от немцев. Неделю назад их разгромили под Ленинградом. Наши войска всюду перешли в наступление.
Большая часть врачей находилась на фронтах, в тылу ощущалась нехватка медицинских работников. По этой причине в Кзыл-Орде мне, как и всем студентам, раньше времени выдали справку об окончании института и направили работать в Сибирь, в село Дятловку.
В двадцать с небольшим лет я стал единственным врачом в округе, которая по размерам превосходила Швейцарию.
Мне выделили избу, сарай, корову и петуха. Чуть позже я раздобыл двух куриц. В качестве транспорта я получил старую кобылу и розвальни (на лето телегу).
В моем ведении находилась районная больница, поликлиника и три человека обслуживающего персонала: шестидесятилетняя санитарка, хромой завхоз и уборщица. Работал я на двух ставках, но по сути действовал за полтора десятка врачей.
Ежедневно я разъезжал во все концы своей "Швейцарии" и пытался лечить все: простуду, кожные болезни, травмы, сердце, нервы, свинку, желудочно-кишечные заболевания, глаза, уши; удалял аппендиксы, принимал роды. Еще по пути в Дятловку я заехал в областной центр и накупил целый рюкзак медицинской литературы. В часы отдыха я непрерывно читал, но все реже находил ответы на свои вопросы. Каждый новый день передо мной проходили все новые больные, а вместе с ними и новые болезни, которые в книгах не описывались вовсе или обрисовывались крайне приблизительно. Через полгода работы я убедился, что как нет абсолютно похожих людей, так не существует и одинаковых болезней. Одно и то же заболевание иногда протекало с такими значительными индивидуальными отклонениями, что обычный грипп, например, можно было принять за воспаление легких и наоборот. Так, кстати, со мной нередко и происходило, пока я не взял себе за основу одно правило: прежде чем ставить диагноз, по возможности подробно изучить самого больного - его темперамент, ритм жизни, склонности, рацион, условия труда и т. п.
И все же - от ошибки к ошибке (смертельных исходов у меня, слава богу, пока не было) я постепенно продвигался в глубины своего дела.
Вот история с волчьей губой.
В Дятлове жила тридцатилетняя Таня. Она постоянно ходила с платком, повязанным от глаз до шеи. С рождения у нее отсутствовала верхняя губа. Осмотрев девушку, я отказал ей в помощи. Первая из причин состояла в том, что я был завален срочными вызовами, отравлениями, воспалениями, травмами. Во-вторых, я не имел понятия, как делаются и делаются ли вообще подобные операции. В-третьих, от волчьей губы еще никто не умирал. Я подумал: "Прожила же она тридцать лет. И проживет еще столько же!"
Отказал - и тотчас потерял покой. Меня начала мучить совесть. "Имею ли я право отказывать в помощи человеку только по той причине, что чего-то не знаю? Должен же быть какой-то выход!"
Постепенно у меня возникло ощущение, что эту девушку я в чем-то предал.
Я съездил в областной центр и привез с собой еще два мешка медицинской литературы. Покупал я без разбора - что попадалось. Я знал: все будет нужно, все пригодится.
Однажды в одной из книг я набрел на пластические операции. Внимание мое заострилось на такой детали: человеческое лицо - место самых эластичных тканей на нашем теле. И сразу возникла идея - использовать это свойство.
Для начала я взял лист бумаги, нарисовал в натуральную величину овал лица, нос, губы, вырезал ножницами и получил своеобразные выкройки для будущей операции.
На другой день я явился к Тане, снял размеры всех частей ее лица и смастерил еще около пятидесяти выкроек.
Перед операцией я сказал Тане:
- Ничего подобного делать мне не приходилось. Так что решайте сами. Полной гарантии на успех дать не могу.
Таня моментально согласилась. Она сказала, что хуже, чем есть, уже не будет.
Я продержал ее около часа под наркозом и сделал все, как задумал. От крыльев носа на обеих, щеках вырезал два треугольника. Вывернув их наружу слизистой оболочкой, соединил концы вместе и, образовав губу, скрепил ее конским волосом. Натянув ткань обратно к крыльям носа и к углам рта, я использовал ее эластичность.
Через неделю подошла пора извлекать из швов конский волос. Лица девушке я пока не показывал. А через десять дней поднес ей зеркало.
Таня долго плакала. Она оказалась почти красивой... Спустя полгода Таня вышла замуж, родила троих детей.
Такую победу над человеческим несчастьем я еще никогда не одерживал. При других заболеваниях выздоровление людей происходило поэтапно и потому незаметно. Исцеление Тани помогло мне понять, что я не бездарен.
Работы по-прежнему было невпроворот. Домой я, как правило, добирался к одиннадцати-двенадцати ночи. В избе меня ждала пустота. Ни еды, ни близкого человека. На скотном дворе, недоеная, беспрерывно мычала моя бедная корова. Я брал ведро и шел доить. Потом выпивал около двух литров парного молока и, точно убитый, валился в постель.
Высыпаться никогда не удавалось. Среди ночи ко мне стучались в окно и звали на помощь: кого-то придавило трактором, кто-то обварился, кому-то проломили череп, с кем-то случился сердечный приступ. Сонный, я садился в свои розвальни и отправлялся на встречу с очередным несчастьем...
Думаю, вряд ли я выдержал бы тогда такой напор человеческих бед, если бы не знал, что людям в данный момент, кроме как на меня, не на кого надеяться. Другого врача просто не существовало.
После истории с Таней меня завалили заказами на носы. Я их выправил и переделал штук двенадцать. Одни хотели жениться, другие выйти замуж, третьи переживали за своих детей, четвертые мучились оттого, что не смели пройтись со своей женой даже по деревенской улице.
Постепенно я приобрел известность не только в районе, но и в области. Мне это льстило, однако хлопот в связи с этим лишь прибавилось. Меня стали вызывать за сотню и более километров от Дятловки. Больные прибывали из областного центра, а однажды привезли больного даже из Оренбурга.
Это был тракторист-передовик. Его доставил секретарь райкома партии. Механизатор походил на скелет, обтянутый кожей. Цвет лица у него был пепельный, с коричневым оттенком. Мумия. По какой-то причине он не мог есть и пить вот уже полтора месяца.
Помимо врачей, тракторист обращался к бабкам-знахаркам. Травы, настои, коренья, заговоры, отговоры - ничего не помогало. Начнет пить воду - тут же рвет.
Я его спросил:
- Что было? С чего все началось?
Говорить больной уже затруднялся.
- Работал на полевом стане... Одна женщина дала выпить воды... Меня вырвало. Сразу... Выпил еще - в животе начались боли... Жуткие... Вот и все...
- До этого что-нибудь ели?
- Рыбу... Ну да, рыбу. Карась...
- Она была свежая?
- Пахла... Чуть... Я есть хотел...
- Сколько времени прошло после еды, когда выпили воды?
- Часа два... Может, три...
Все объяснилось довольно легко. Произошло отравление. Обычно оно наступает спустя два-три часа. Суть странного заболевания тракториста состояла в том, что токсикоз совпал с приемом воды. У него мгновенно возник условно-рефлекторный момент.
Тогда, да и потом, я не раз поражался, как мало врачи знали, а главное не хотели верить в природу заболеваний, связанных с приобретением новых условных рефлексов. Ведь на это уже давным-давно указывал академик Павлов.
Больного пичкали таблетками, делали уколы, а нужно было просто ликвидировать установившуюся реакцию организма, которая действовала ему во вред.
С трактористом я провел несколько сеансов гипноза. Поначалу заставлял его подолгу спать. Помимо того что пациент не ел и не пил, сна он лишился тоже. Необходимо было хоть как-то привести в порядок его измотанную нервную систему. Затем я стал разрушать губительный рефлекс путем внушения.
