Половое воспитание Августа Флана - Александр Минчин
— Хорошо, — прошептала Лаура и ослабила зажим.
И в эту секунду он вогнал свой жезл в глубину. Она взревела, рванулась, дернулась, но — уже глубоко сидела на копье. Август успел почувствовать сладкую, божественную, дурманящую глубину ее нутра. Он еще сделал рывок, второй, как к его пере накаленным бедрам уже понеслась дикая, горячая, обжигающая волна. Которая одновременно совпала с ее криком, рывком бедер, желанием освободить свои раздвинутые ножны от всаживающего в них меч раскаленного всадника.
Август исторгся между ее ног и забился как в экстазе. Она лежала, невероятно сжав ноги, и по щекам ее катились слезы.
— Любимый мой, любимый… прости, это такая дикая, страшная боль. Я не могу ее переносить.
Он опустил ей голову на грудь, так что ее сосок попал ему в ушную раковину, и подумал: стал я мужчиной или нет?
Она, лаская, перебирала его волосы и целовала нежно макушку.
— Не огорчайся, мы еще попробуем… Мы доделаем все до конца… не сегодня. Я буду только твоя, я так хочу этого…
Август пошел ополоснуться, вернулся и лег рядом. Она сразу же начала целовать его шею, соски, как бы вымаливая прощение, медленно опускаясь вниз. Она обцеловывала его небольшое углубление в середине живота и, почувствовав губами, что коснулась волосков его паха, замерла.
Спустя мгновение ее губы осторожно стали целовать лобок Августа с не очень густыми волосками на нем. Это было приятное чувство, сплошное удовольствие ощущать, как ее носик и рот касаются его нижней плоти, и словно слепые… Он в мгновение возбудился. И вдруг почувствовал, как что-то влажное отрывисто скользит по его члену. Она уже робко касалась языком его головки. Водила им по наичувствительной шейке и по продолжению ее — стволу. Она то замирала, то касалась влажностью его возбуждения и водила вверх и вниз по твердому, упругому одушевленному предмету.
Флан трепетал, он не представлял, что этот процесс так дико, сладко и невероятно безумно возбуждает. Вдруг она замерла, и неожиданно он почувствовал ее влажные губы и поцелуй на своей головке. Это действо она повторила три раза. Потом, словно удивляясь, ее губы раскрылись и впустили, как будто случайно, его головку внутрь. До самой шейки. И потянули медленно в себя, засасывая. Август чуть не взвился от удовольствия и восторга. Она втянула головку еще несколько раз, чуть глубже, чуть сильней, прежде чем выпустила ее на воздух.
Август весь трепетал и дрожал, воздух овевал пульсирующую головку, казалось, еще чуть-чуть — и она оторвется от своего ствола. Он рывком перевернул Лауру на спину и с озверением вонзился между ее мягких бедер, в сантиметре от губок влагалища. Ему потребовалось сделать всего два-три скачка, как ее плоть сладостно ощутила горячую жидкость, толчками выплескивающуюся на берега удовольствия. Август взвыл от восторга. Он впервые издавал такие звуки, и Луаре было приятно, что это она, ее тело и телодвижения довели мальчика до такого состояния. Подсознательно она чувствовала, что они двигаются в правильном направлении. К берегам своей сути…
— Спасибо, — тихо прошептал он. Чувствуя, что такое для девушки переступить через то, через что переступила ради него она.
— Я тебя люблю, — сказала Лаура, — а когда любишь — все чисто, правильно и прекрасно.
(Уже потом у Нойберта в «Книге о супружестве» Август прочитал: «Я бы в спальне над супружеской кроватью повесил плакат: «Все, что здесь делается — правильно и прекрасно!» Это была единственная книга в стране Августа, где хоть что-то, хоть как-то говорилось о половых отношениях. Правда, супругов…)
Лаура нежно поглаживала руками его живот, от ее кожи пахло чем-то очень вкусным. Он взглянул на настольные часы, еще оставалось время.
— Августик, я хочу тебе сообщить грустную новость…
— Какую? — он еще находился под впечатлением происшедшего.
— В конце августа, твоего любимого месяца, я уезжаю учиться в Питер.
— Когда ты узнала?
— Вчера. Правительство получило одно место на целую республику, и отец забронировал его для меня.
— А какой институт?
— В медицинский, я буду учиться на санитарно-гигиеническом факультете. Потом я, правда, переведусь.
— Куда?
— В Москву. Ты же сказал, что будешь поступать в театральный.
— Если папа разрешит.
— Ты должен добиться своего во что бы то ни стало! Я не смогу жить без тебя, твоего тела.
Он целовал ее в губы. Что делал очень редко.
— Когда тебе нужно сдавать экзамены?
— В июле. Но ты же знаешь, это стопроцентное поступление, когда место специально забронировано. Я одна — на одно место. Даже если я захочу провалить, чтобы остаться с тобой… то не смогу.
Он поцеловал ее в шею. Она была горячая и душистая.
— Ты будешь приезжать?
— С удовольствием, у меня живет там двоюродный брат и учится родной.
— Я не знала, что у тебя есть родной брат.
— По отцу. Мама в отпуске была.
Лаура улыбнулась.
— Мне очень нравится твое чувство юмора. Но у нас, к сожалению, никогда не хватает времени, чтобы просто поговорить. Мы все время в кровати…
— Давай не будем целоваться, а будем говорить.
— Что ты! Ты с ума сошел! Ни за что! Просто мы должны успевать делать и то и другое.
И она стала, вместо слов, зацеловывать его лицо.
— Я хочу, чтобы ты пришел сегодня ночью. Чтобы у нас была вся ночь и ты никуда не спешил.
Он пообещал ей прийти. Хотя риск был колоссальный не только со стороны ее родственников, но теперь и со стороны отца. Отец бы прибил его, если б узнал, что он ходит ночью на свидания, да еще в такой дом.
Если б его поймали ее родственники, его расстреляли б на месте. Но кто думает об этом, когда рядом с ним лежит юная прижимающаяся
