Красные облака. Шапка, закинутая в небо - Эдишер Лаврентьевич Кипиани
Джаба размахнулся и ударил его по лицу — и тут же улыбнулся, так как Ромул ничего не заметил.
«Да, — сказал Ромул, — я знаю, что ты все видел, но мы ведь уже не дети!»
«Да, мы взрослые», — согласился Джаба.
Через день Джабе стало лучше. Пришла Лиана, принесла зарплату. Она таинственно улыбалась, словно что-то скрывала от него. «Какая оригинальная комната, — говорила она, рассматривая покатый потолок. — Как раз подходящая для тебя, то есть для такого чудного парня, как ты». — «А чем я такой чудной?» — спросил Джаба. «Всем — ответила она и захихикала. Потом забила отбой — Я шучу, сказать-то мне нечего, вот и выдумываю, болтаю, что на ум взбредет. Впрочем, как нечего? Гёоргий велел передать, что завтра непременно зайдет тебя проведать. И другие тоже придут, а сегодня в издательстве совещание».
Нино, убрав с письменного стола книги, гладила на нем белье. Она то и дело украдкой поглядывала на Лиану, но вскоре сообразила, что это — не «та самая» девушка, и потеряла к ней интерес. Теперь она нетерпеливо дожидалась ухода гостьи, чтобы отправиться на базар.
«Не хочет показывать, что мы сидели без денег», — догадался Джаба.
Перед тем как попрощаться, Лиана вытащила из сумочки плитку шоколада; на обертке был изображен заяц на задних лапах.
— Ешь, набирайся сил, — законфузилась она и положила шоколад на стул.
— О-о… Принеси ты это позавчера — я и вовсе не заболел бы! Спасибо, Лиана.
Лиана ушла. Тотчас же вслед за нею заторопилась мама. Но Джаба оставался один не более десяти минут.
Дверь заскрипела — сначала на пороге показался Гурам; он молча вздернул брови и поднял руку в знак приветствия, потом отступил назад, в коридор, пропуская кого-то.
— Входи!
Джаба сразу догадался по голосу и по выражению лица Гурама, кого тот привел с собой; сердце у него учащенно забилось, мысли разбежались.
— Можно? — услышал он знакомый голос, и вместе с этим голосом как бы донеслось до него благоухание Дуданы, прежде чем показалась она сама.
Дудана, по-видимому, ожидала, что застанет у Джабы множество людей — родных и друзей больного. То ли она удивилась, что в комнате было пусто, то ли сама комната показалась ей очень уж необычной. Направившись к Джабе, она нагнулась, словно ей нужно было пройти через низкую дверь, потом невольно посмотрела на потолок, улыбнулась своей ошибке и протянула Джабе руку издалека, так что у того оказались в горсти лишь кончики ее пальцев.
Вслед за Дуданой вошел Нодар — загорелый, веселый. От смущения, вызванного радостью свидания с другом, он позабыл все подобающие случаю формулы приветствия и попросту расцеловал Джабу, а потом дружески потрепал его за вихор. У Джабы на мгновение улеглось волнение, причиненное появлением Дуданы.
— Где ты пропадал, что тебя не было видно, Нодар?
— В отличие от ласточек, он на лето улетает в теплые страны, а осенью возвращается, — Гурам подал стул Дудане и сам сел рядом с нею.
— На море был? — спросил Джаба Нодара. — Садись на постель, ничего, садись!
— Да, и на море, — сказал Нодар, избегая взгляда Джабы; он так соскучился по любимому товарищу, что стеснялся посторонних, как ребенок незнакомого гостя.
— А еще где?
— Джаба, ты наверняка простудился в тот вечер, — сказала Дудана.
— Где он мог еще быть — разве не догадываешься? — улыбнулся Гурам. — С тех пор, как он начал работать, жажда сжигает его внутренности — жажда нефти.
— Да, в тот вечер, Дудана… Я думал, что и ты заболела, и очень тревожился.
— Но я же сразу все переменила… — простодушно воскликнула Дудана и поднесла к губам маленький, почти прозрачный платочек.
— Ну, а жажду нефти грузинские геологи утоляю! вином, правда, Нодар?.. Что ты переменила, Дудана? Что-нибудь на себе или сама переменилась?
— Гурам, — засмеялся Джаба, — мне кажется, это ты переменился.
— Верно, — подтвердил Нодар. — Выпил немножко коньяку и…
— Так точно — это мы спрыснули сценарий.
— Твой? — Джаба направил на Нодара указательный палец. — Значит, заставили-таки написать?
Нодар утвердительно кивнул и одновременно пожал плечами: дескать, написать-то я написал, а что вышло, не знаю.
— Это то самое пианино? — услышал Джаба мелодичный голос Дуданы.
— То самое… — Джаба быстро обернулся к Гураму: — О чем сценарий?
— О Дудане! — сказал Гурам. — О чем еще он может быть?
— Перестань, Гурам! — сказала с укором Дудана.
Но Джабе показалось, что она сопротивляется не очень энергично.
— Ну, а все-таки, что за сценарий?
— Почти как у Боккаччо, — Гурам бросил взгляд на Дудану. — Мессера Гвидо посылают в деревню на строительство дороги. Там он встречает монну Лалдо-мину и, плененный ее красотой, воспламеняется желанием разделить с нею ложе. Однако, увидев, что невинная девушка доверилась ему, как брату, и даже не подозревает об опасности, Гвидо отпускает ее из леса домой нетронутой и преисполняется чувством глубокой любви к ней.
— Нодар? — Джаба бросил взгляд на приятеля.
— Примерно так, — сказал Нодар.
— Не примерно, а в точности.
— Но там же нет никакого леса! — воскликнула Дудана.
— Тебе уже дали прочесть? — удивился Джаба.
— Да, она прочла, но не одобрила роли, — скорбно покачал головой Гурам, вид у него был такой, точно с ним случилось большое несчастье.
— При чем тут это — одобрила, не одобрила… Гурам, я же сказала, что не могу пропустить занятия в институте. И, самое главное, какая из меня актриса?
— Если ты откажешься, — внезапно распалился Гурам — впрочем, Джаба видел, что горячность его была притворной, — если ты откажешься, я вообще не буду снимать этот сценарий… От лекций ты оторвешься ненадолго, всего на какой-нибудь месяц… Зато станешь известной, потом тебе
