История одного поколения - Олег Валентинович Суворов
Разумеется, он ее тоже узнал, но повел себя после этого так, что в это трудно поверить. Он не только не воспользовался своим положением, чтобы добиться некогда желанной женщины, но, напротив, узнав о том, что она любит другого, разрешил им пожениться! И это невероятное благородство проявил начальник одного из концлагерей сталинского ГУЛАГа! Поистине человеческая натура является настолько разносторонней, что даже в самых очевидных случаях способна проявлять себя с неожиданной стороны — и это делает жизнь подлинно прекрасной, а литературу — неисчерпаемо интересной.
Там же в лагере она родила сына, который приходится моему отцу двоюродным братом. Я не знаю, как сложилась дальнейшая судьба начальника лагеря, но тетка с ее лагерным мужем сумели все выдержать и благополучно дожили до глубокой старости.
— Занятная история, — согласился Ястребов. — При случае расскажи ее нашему писателю — Гурскому. Может, пригодится для какого-нибудь романа.
— Расскажу, — согласился Денис, — если только он подобно этим двум негодяям — Гриневу и Иванову — не переметнулся на другую сторону.
— Интересно, а сам бы ты смог проявить подобное благородство?
— Ты имеешь в виду — смог бы я, имея полную власть над любимой женщиной, отдать ее другому только потому, что она любит его, а не меня?
— Именно так.
— Не знаю…
— Кстати, а что с Полиной?
— Не знаю.
— Но ты ее до сих пор…
— Не знаю! — резко оборвал Денис. — И вообще, хватит лезть в мою личную жизнь, пойдем лучше послушаем — чего там народ на митинге разорался? Может, войска наконец подошли и вскоре ожидается штурм Белого дома?
Глава 18
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ
Денис потому так резко оборвал разговор о своей личной жизни, что именно тогда сполна ощутил все прелести так называемого «кризиса среднего возраста». Исчезло ощущение загадочности мира, ожидание будущего, обостренного интереса к женским прелестям, тайнам науки и человеческой жизни — все как-то постепенно стало известным, понятным и предсказуемым. Зато неумолимо возник вопрос — что делать дальше и чем наполнить дни второй половины жизни, которая уже не представляла собой прежней загадки? Князев имел полное право считать себя маститым ученым, поскольку опубликовал немало статей в солидных журналах и теперь готовил монографию, но воплощение юношеских мечтаний — чего стоило одно только волнение при защите кандидатской! — казалось столь ничтожным и будничным, что поневоле закрадывалась мысль: неужели ради всего этого стоило жить? Разве счастье может заключаться в пахнущих свежей типографской краской страницах твоего научного труда, которые рано или поздно пожелтеют и пропахнут библиотечной пылью? Разве оно не в лукавом блеске самых любимых на свете женских глаз?
Увы, еще никто и никогда не смотрел на Дениса таким взором, а потому его распирало желание встретить несравненное чудо, в которое можно было бы влюбиться сразу — и навсегда! Как это грустно, когда некому дарить цветы и с абсолютной искренностью признаваться в любви! Денис упорно не желал превращаться в ученого педанта, вроде какого-нибудь астронома, который так упоенно взирает на бездонное небо, что его не соблазнит и вид купающейся в ближайшей реке наяды…
Больше всего на свете он любил позднюю осень, поскольку запах прелых листьев и вид умирающего в холодных судорогах лета пробуждал в нем обостренную чувственность. Возможно, это объяснялось тем, что поздней осенью, еще в школьные годы, Денис влюбился первый раз в жизни. Хорошо еще, что он не встретил свою первую любовь на кладбище, а то стал бы некрофилом!
Именно осенний наряд — светлый, стянутый в талии плащ, изящные сапожки на высоких каблуках, тонкие перчатки, — и распущенные по плечам волосы придают женщинам неповторимую элегантность. А для нашего героя элегантность и пикантность составляли неотъемлемую часть чувственности, в то время как примитивная нагота, неопрятный запах или грубоватая естественность заставляли брезгливо морщить нос и утрачивать всякий сексуальный интерес.
Каждую осень хотя бы раз в неделю Денис отправлялся на ночные поиски таинственной красавицы, предварительно заправившись тремя рюмками коньяка. Он знакомился на остановках и в метро, под дождем и ясным звездным небом. Порой ему давали телефон, а то и уступали с первого раза, но все это было не то, что нужно. Не было в этих дамах — порой очень милых и эффектных — того романтического флера, который бы позволил влюбиться в них до безумия, чтобы потом можно было безо всяких сожалений отказаться ото всех других женщин мира и связать свою жизнь с одной-единственной.
Впрочем, по-настоящему красивые женщины, как правило, были уже замужем, а милые и хорошенькие всего лишь вызывали желание завести приятно-необременительный роман, но не могли заполнить зияющую пустоту в жизни старого холостяка, переживавшего «кризис среднего возраста». Когда осень заканчивалась, Денис сворачивал свои попытки. Зимой он любил сидеть в каком-нибудь недорогом баре за рюмкой водки и бокалом пива, рассеянным взором следить за прохожими и вспоминать прожитую жизнь, в глубине души лелея надежду на то, что главные события все-таки ждут его впереди.
Однажды, когда Денис скучал в баре рядом с метро «Динамо», а на улице было еще достаточно светло, ему вдруг показалось, что он увидел Полину или очень похожую на нее девушку. Он встрепенулся, погасил сигарету и уже схватился было за шляпу, чтобы броситься следом, но внезапно остыл, безнадежно махнул рукой и опустился обратно на стул. Зачем ворошить воспоминания, имея в кармане так мало денег, что их хватит только на еще один бокал пива? Проще вообразить, что это была не она, и забыть об этом. Слишком много всего было связано у него с этой женщиной, чтобы вот так, походя, догнать ее и небрежно сказать: «Привет…»
Это произошло в прошлом году, ну а нынешняя осень еще продолжалась. Не так давно — как раз незадолго до вышеупомянутой
