Безутешная плоть - Цици Дангарембга
– Ах, я пришел и понял, что лучше бы не приходил. Ай-ва, что творится! Не знаю, смогу ли я выйти завтра обслужить вас, моих покупателей.
Свернув за угол на Джейсон-Мойо-авеню, ты невольно замедляешь шаг, поскольку толпа уплотнилась. Прикинув, что ситуация не слишком угрожающая, ты прокладываешь путь через кипящие тела, блокирующие вход, и натыкаешься на Педзи. Прижимая к себе кошельки, мимо протискиваются несколько постоянных клиентов. Ты подходишь к лифту и нажимаешь кнопку, радуясь, что упаковка с обедом цела.
– Эй! Эй! – зовет высокий робкий голос.
Ты оборачиваешься, не понимая, кто звал. В попытке разобраться, что происходит, Педзи встала на цыпочки, что добавляет ей лишь пару сантиметров, поскольку она и так на каблуках.
– Вы меня слышите? – голос становится громче.
– Она от Королевы Моэцаби. Одна из ее девушек. – Жуя картошину, Педзи коротко смотрит вниз и опять сосредотачивается на толпе.
Ее пальцы механически достают картошины из пакетика и отправляют их в рот.
– Эй, ими![42] – дрожит голос. – Меня послали сказать вам, чтобы вы не загораживали дорогу. Чтобы выпустить людей с деньгами.
– А-а! – слышится хриплый голос. – Ты кто такая, чтобы указывать, где нам стоять?
– Э-э, пусть твоя начальница сама придет, если хочет поговорить с нами, а не посылает малолетних.
– Скажи-ка, сестричка, – задирает молодой человек, – а ты, часом, не отрастила себе яйца?
Следует взрыв хохота, и кто-то еще ревет:
– Откуда мы знаем, что за лекарства привозят сюда иностранцы, может, они меняют у девчонок пол.
Лифта все нет. Ты опять нажимаешь кнопку и смотришь вверх на мигающий огонек: кабина застряла на четвертом этаже.
– Я точно его видела. Он вечно болтал про Май Моэцаби. И все время торчит в конторе у сестры Май Гаму, – шепчет Педзи. – Та пара, что с ним, тоже. Эти трое часто там бывают.
– Если она не хочет, чтобы мы смотрели, чем она занимается, зачем тогда вообще приехала сюда из Ботсваны? – вопит еще один голос.
– Ха-а, пусть просто убирается обратно. Потому что тут Зимбабве!
На улице начинают петь.
– Мбуйя Неханда куфа вачитаура, шува,
Мбуйя Неханда умерла с этими словами на устах, – запевает резкий тенор.
– Кути тино сеи мабаса?
Тора гиди узвитонге.
Бери ружье и правь сам, – отвечают певцы, переделывая слова старинной военной песни на более актуальный лад, поскольку их больше интересует, как сделать так, чтобы страна опять занялась решением проблемы безработицы.
Раздается негромкий хлопок, и слышно, как на бетон падают осколки стекла.
– Братья, сестры, – зовет спокойный голос. Королева Африки. – Родственники, не гневайтесь, пожалуйста.
Голоса певцов наливаются негодованием.
– Тино тора сеи мабаса? Где нам взять работу?
– Давай по лестнице. – Педзи скидывает туфли на каблуках.
Педзи жила в Мабвуку и научилась быстро реагировать на первые признаки массовой агрессии. Притормозив только для того, чтобы подобрать туфли, она кричит тебе идти следом.
Ты медлишь, так как тебе трудно оторвать взгляд от Королевы Африки, чей голос становится учтивее и тверже.
– Это все девушка. Простите нас! Пожалуйста, простите ей, если она не умеет с вами разговаривать. Поэтому вышла я. Чтобы поговорить с вами как подобает. Пожалуйста, простите!
Толпа постепенно успокаивается. Ты ставишь ногу на нижнюю ступеньку лестничного марша. Ты потрясена храбростью Май Моэцаби.
– Извинись, – приказывает Королева.
– Извините, – пищит девушка.
– Громче! – кричит мужской голос из толпы.
– Извините! – верещит девушка.
Толпа забавляется, перекатывается гул голосов.
– Мы должны хорошо друг к другу относиться. – Голос Май Моэцаби ровный, в нем нет ни тени возмущения. – Я только хотела, чтобы она поблагодарила вас за ваш интерес и пригласила всех желающих в магазин что-нибудь купить или посмотреть. Я хочу все вам показать, но давайте дадим дорогу.
Двое мужчин и женщина победно смеются и отделяются от толпы.
* * *На той же неделе ползут слухи, что недалеко до бунта.
– Какая толстая! Жалко, что так быстро разобралась с ребятами. Как будто она черная. А на самом деле всего-навсего желтая, как все ба-тсвана[43], – говорит хозяйка салона красоты на третьем этаже.
– Она уверяет, что ездит строить классы и залы в своей школе, в той мелкой засушливой стране, – скрипит парикмахерша другого салона на том же этаже. – Ха, вот что говорят. Разве мы не видали людей, которые разъезжают, только чтобы раздобыть мути на продажу? Там живут одни близнецы и альбиносы.
Болтают, будто снадобья помогают, потому что среди клиентов Май Моэцаби были замечены политики. Еще говорят, что та буйная толпа как-то связана с сестрой Май Гаму, якобы жена политика хочет магазин Королевы Африки себе, считая, что в нем надолго сохранится действие снадобий.
Слухи переходят в недовольство.
– Интересно, она продержится до конца года?
– Не волнуйтесь, не продержится. Никто ничего не может сделать, если эта чья-то там жена против вас.
Атмосфера в здании ухудшается.
У женщин довольные лица, так как Май Моэцаби, похоже, проигрывает бой, который только пуще разгорелся из-за ее умного тогда поведения. Волнениям предшествовало то, что двадцать пятого мая, в День Африки, в «Клэрионе» и других газетах появились фотографии высокопоставленных чиновников в африканских нарядах, купленных, как утверждалось, у Королевы Африки. Вы с Педзи даже играли в игру «найди шмотки Королевы Африки на политическом лидере». Через несколько недель после беспорядков фотографии перед магазином Май Моэцаби меняются: теперь политики и их жены не в кенте[44] и не в анкара, а в нарядах от Шанель, Пьера Кардена и Гуччи. То ли из-за новых предпочтений элиты, то ли по другим причинам, но магазин Королевы Моэцаби вскоре хиреет.
