Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 1
— Матушка моя очень дружна была съ княгиней за границей, счелъ нужнымъ объяснить онъ.
— И вы тоже?
— Что я?
— Очень были дружны съ княгиней заграницей? передразнила она его сдержанный тонъ.
— Я былъ представленъ ей нынѣшнею зимой
— Гдѣ это?
— Въ Москвѣ.
— А! Это когда вы у насъ такъ часто бывали?… И мнѣ объ этомъ тогда ни слова не сказали?…
— Я не смѣлъ воображать себѣ, отвѣчалъ блестящій полковникъ, пуская въ ходъ свою многозначительную улыбку, — что васъ можетъ такъ интересовать малѣйшій изъ моихъ faits et gestes…
— Ахъ, пожалуста, вскрикнула Женни, — pas do ces airs de fat avec moi! Я нисколько въ васъ не влюблена!
— Я такою несбыточною надеждой и не льстилъ себя никогда!
— Ни я, отпустила она, взбѣшенная его хладнокровною улыбкой, — ни я… ни еще кто-то!..
— Кто же это еще могло бы быть? И онъ уже строго остановилъ на ней глаза.
— Не оно, а она! Та для которой вы сюда пріѣхали! выложила ему на чистоту, смѣло выдерживая его взглядъ, крупная княжна.
«Ah, ah, cela devient sérieux!» подумалъ флигель-адъютантъ, поводя кругомъ себя въ тоже время не измѣнившимся взглядомъ, между тѣмъ какъ Женни, отвернувшись отъ него, посылала, теперь уже слегка краснѣя, поклонъ головой и глазами Чижевскому, давно не отрывавшему отъ нея взгляда съ противоположнаго конца стола….
— Какъ хороша ваша картина, дядя, какъ я вамъ благодарна за нее! говорила, усѣвшись подлѣ князя Ларіона Лина. Она давно у васъ? спросила она, — и въ груди у нея болѣзненно заныло вдругъ: она только теперь, въ этомъ близкомъ разстояніи отъ него, при утреннемъ свѣтѣ, замѣтила какъ страшно перемѣнился онъ въ эти немного дней… Кожа отвисла на впавшихъ щекахъ, угрюмо выступали посѣдѣвшія брови надъ будто убѣгавшими куда-то глазами, губы словно измѣнили своему прежнему тонкому рисунку, и старчески опускались на углахъ….
— Мнѣ уступилъ ее Смирновъ зимой, отвѣтилъ онъ;- я до Мессонье небольшой охотникъ самъ… Но сюжетъ, выраженіе… Я себѣ тогда же сказалъ что она тебѣ должна понравиться….
— Вы добрый, дядя! сказала тихо Лина, опуская глаза въ свою тарелку; ей было больно глядѣть на него…
— Ты мнѣ простила? спросилъ онъ ее черезъ мигъ еще тише и дрожащимъ голосомъ.
— За что?
— За вчерашнее?…
— Ахъ, дядя! могла только проговорить она.
— Будь снисходительна!.. Тебѣ не понять… И слава Богу! точно спохватился онъ… Но сразу, вдругъ, это… это тяжело…
Онъ старался улыбнуться, но рука его, державшая щипцы для сахару, никакъ не попадала въ сахарницу, словно не видѣлъ онъ ее, или пальцы его переставали уже повиноваться его хотѣнію.
Княжна взяла у него щипцы и наложила сахару въ его большую чашку.
— Спасибо!.. Mon bâton de vieillesse! И онъ засмѣялся, будто просыпаясь… — Я, кажется, вздоръ тебѣ какой-то несъ сейчасъ?… Дай срокъ, — выростемъ, поправимся какъ-нибудь! договорилъ онъ уже совсѣмъ овладѣвъ собою.
Графъ въ эту минуту показался въ дверяхъ столовой.
— Cher comte! возгласила хозяйка, вставая съ мѣста, — мы только что сѣли.
Всѣ поднялись за нею…
— Садитесь, садитесь! выпятивъ впередъ губы и отмахиваясь ладонями любезно приглашалъ всѣхъ московскій правитель не прерывать для него завтрака. — Никогда не завтракаю! Зашелъ только поздравить новорожденную!.. Милое дитя!..
И онъ своею быстрою, переваливавшеюся походкой пошелъ на встрѣчу спѣшившей къ нему Линѣ.
— Видите, какъ сказалъ, пріѣхалъ поздравить васъ! добродушно смѣялся онъ, пожимая и похлопывая своими пухлыми руками ея нѣжныя руки, — нарочно днемъ ранѣе изъ Нарцесова выѣхалъ!
— Я не знаю какъ васъ за это и благодарить, графъ!
Онъ откинулъ ладони назадъ:
— Нѣтъ! Я очень радъ! Милое дитя!.. А, шалунья! возгласилъ онъ, замѣтивъ быстроглазую Ольгу Акулину въ многочисленной группѣ «пулярокъ», — Ольгу которая до сей минуты, не отрывая взора, слѣдила издали за каждымъ движеніемъ изящнаго флигель-адъютанта.
Она вскинулась съ мѣста и побѣжала на голосъ старика. Она и въ немъ, повидимому, вызывала «искорки»: его китайское лицо размякло пуще прежняго; ладони принялись уже съ особеннымъ чувствомъ трепать и гладить ея всегда горячія руки…
— Очень радъ! Сегодня играть будете?
— Завтра, ваше сіятельство! отвѣчала она, поджимаясь и выпуская ему изъ-подъ рѣсницъ убійственнѣйшій глазенапъ, какъ выражалась Женни Карнаухова, — къ несчастію, только завтра!..
— Завтра? Не знаю!.. Надо въ Москву!.. Актеры все! засмѣялся онъ опять, обводя кругомъ стола своими узенькими глазами изъ-подъ словно напухшихъ вѣкъ… — Ашанинъ! крикнулъ онъ, узнавая его, — пустомеля! Все шалберничаешь?
— Вашими молитвами, ваше сіятельство! комически отпустилъ ему въ отвѣтъ красавецъ, пользовавшійся почему-то особеннымъ расположеніемъ старика.
— Добрый малый! расхохотался тотъ, подмигнувъ невѣдомо къ чему при этомъ Ольгѣ Акулиной.
— Любезный графъ, обратился къ нему князь Ларіонъ громкимъ голосомъ, со свойственною ему въ иныхъ случаяхъ нѣкоторою торжественностью, — позвольте воспользоваться вашимъ присутствіемъ въ Сицкомъ чтобы представить вамъ одного изъ даровитѣйшихъ вашихъ московскихъ молодыхъ людей, о которомъ я впрочемъ уже имѣлъ случай говорить вамъ… Сергѣй Михайлычъ! обратился онъ къ изумившемуся Гундурову…
Онъ назвалъ его по фамиліи графу.
Молодой человѣкъ подошелъ съ нѣсколько нахмуреннымъ лицомъ. Ему крайне не нравилась эта неожиданная «выставка его на удивленіе публики»…
— Очень радъ! запѣлъ голосъ, — Ларіонъ мнѣ говорилъ. Профессоромъ хочете быть. Это хорошо! Отца зналъ! Майоръ, въ Клястицкомъ гусарскомъ полку служилъ. Веселая голова!
— Отецъ мой никогда въ военной службѣ не былъ, сказалъ Сергѣй.
— Не былъ? повторилъ графъ и тѣмъ же акаѳистомъ, какъ бы нисколько не принявъ это обстоятельство во вниманіе, продолжалъ о майорѣ-веселой головѣ:- подъ Фершампенуазомъ, вкатилъ себѣ лишняго, — и при этомъ графъ щелкнулъ себя пальцемъ по воротнику, — полѣзъ самъ-третей на Французовъ. Такъ его тутъ и положили… Хорошій малый былъ!.. Очень радъ! сказалъ онъ еще разъ, и подалъ Гундурову руку, — когда что нужно, приходи ко мнѣ! Что могу — сдѣлаю! Моя графиня будетъ очень рада. Актеръ!..
— Сергѣй Михайлычъ, я вполнѣ убѣжденъ, заговорилъ опять громко и какъ-то особенно отчетливо князь Ларіонъ, съ видимымъ намѣреніемъ чтобъ его слышали, — принесетъ современемъ честь и заведенію гдѣ онъ получилъ образованіе, и городу въ которомъ онъ родился. А потому, любезный графъ, нашъ стариковскій долгъ прокладывать такимъ молодымъ людямъ дорогу, насколько это въ нашихъ средствахъ.
— Всегда готовъ, пропѣлъ старецъ. — Ну, а теперь прощайте, словно осѣняя присутствующихъ своими поповскими ладонями, повелъ онъ ими кругомъ, — гулять иду… Знакомыя мѣста! Съ графомъ Барклаемъ (онъ тогда еще княземъ не былъ) въ Одинадцатомъ году были здѣсь у твоего старика, продолжалъ онъ пѣть знакомую пѣсню князю Ларіону, провожавшему его до дверей…
Князь вернулся на свое мѣсто, подлѣ племянницы.
— Ну что, «поправились?» спросилъ онъ ее съ почти веселою усмѣшкой.
— Онъ этого стоитъ, дядя, проговорила чуть слышно Лина.
Онъ не отвѣчалъ, онъ съ большимъ усиліемъ подавилъ вздохъ вырывавшійся у него изъ груди…
А слова его между тѣмъ обратили на Гундурова общее вниманіе.
— Скажите, княжна, зашепталъ сосѣдкѣ своей графъ Анисьевъ, — кто этотъ фениксъ отъ котораго, повидимому, Россія должна ждать себѣ спасенія?
— А вамъ ужь и досадно что не отъ васъ однихъ? отрѣзала ему Женни оборачиваясь.
Онъ помолчалъ.
— Не объясните ли вы мнѣ, спросилъ онъ затѣмъ, — за что на меня ваши гнѣвы?
— Я вамъ сказала: я самонадѣянности не сношу.
Флигель-адъютантъ тонко улыбнулся.
— А господинъ Чижевскій не самонадѣянъ? Онъ едва замѣтно мигнулъ въ сторону молодаго человѣка, продолжавшаго переглядываться съ княжною; онъ нѣсколько знакомъ былъ съ нимъ по Москвѣ.
Женни вспыхнула. Онъ не далъ ей время отвѣтить:
— Или это, можетъ-быть, проронилъ онъ лукаво-невиннымъ тономъ, — съ одобренія княгини, матушки вашей?
— Я васъ терпѣть не могу! чуть не взвизгнула пылкая княжна.
— Вотъ ужь до чего! протянулъ онъ тѣмъ же тономъ.
— Да, да, я не шучу… и…
— Что «и»?… Онъ глянулъ на нее изподлобья.
— Я вамъ это докажу, храбрилась Женни.
Анисьевъ улыбнулся опять:
— Благодарю. Я это запишу себѣ въ книжку.
— Что вы запишете?
— Я вотъ, изволите видѣть, княжна, очень аккуратенъ: кто что мнѣ, и я что кому долженъ веду счетъ до малѣйшей подробности… и никогда не забываю, добавилъ онъ уже безъ смѣха.
Женни покосилась на него:
— Вы мстить мнѣ собираетесь?
— Fi donc! И онъ красивымъ движеніемъ провелъ рукой по усамъ;- кто же «мститъ?» Раз-чи-ти-ваются, объяснилъ придворный воинъ.
