Лети, светлячок [litres] - Кристин Ханна

По пути полицейский не проронил ни слова.

Возле участка он помог мне выбраться из машины и за локоть провел внутрь.

К моему облегчению, в эту снежную праздничную ночь людей в участке оказалось мало. Внутри меня пышно расцветал и расползался стыд. Как же я умудрилась до такого опуститься? Женщина, телосложением смахивающая на бетонную глыбу, отвела меня в отдельное помещение, где обыскала с головы до ног, будто террористку.

У меня забрали украшения, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали.

Я знала, что плакать бесполезно, но остановить слезы не удавалось.

Рождество в тюремной камере. В мое личное дно явно постучали.

Съежившись, я сидела на крашеной деревянной скамье, одна, в компании лишь такой же одинокой лампочки на потолке. Впрочем, все лучше, чем по барам шляться. В кабинете напротив моей камеры несколько усталых мужчин и женщин в полицейской форме, сидя за столами, заставленными бумажными стаканчиками с кофе, фотографиями родных и рождественскими украшениями, заполняли какие-то бумаги, изредка перекидываясь словами.

Было почти одиннадцать – прошло несколько самых долгих часов моей жизни, – когда женщина-глыба отперла камеру.

– Вашу машину мы временно конфисковали. Если за вами кто-нибудь приедет, мы вас выпустим.

– Я могу вызвать такси.

– Простите, но нет. Мы еще не получили результаты вашего токсикологического анализа и просто отпустить вас не можем. Нужно, чтобы за вами кто-нибудь приехал.

Подо мной точно бездна разверзлась, и я осознала, что все стало еще хуже.

Лучше всю ночь проведу в тюрьме, чем позвоню Марджи прямо на Рождество и попрошу ее меня забрать.

Я вгляделась в помятое, уставшее лицо полицейской дамы. Судя по всему, она добрая, и все же сегодня Рождество, а она здесь, хотя явно предпочла бы находиться еще где-нибудь.

– У вас есть семья? – спросила я.

– Да, – ответила она чуть удивленно.

– Наверное, сложно сегодня работать.

– Мне повезло, что вообще работа есть.

– Согласна, – вздохнула я.

Позвонить я могла лишь одному человеку, причем и сама не знала, почему в голову мне пришло именно его имя.

– Десмонд Грант, – сказала я, – он врач в отделении скорой помощи больницы Святого Сердца. Возможно, он за мной приедет.

Женщина кивнула:

– Тогда пойдемте.

Я медленно встала – того и гляди рассыплюсь, прямо как кусок иссохшего мела – и по коридору с выкрашенными зеленой краской стенами прошла за ней в кабинет, где стояло несколько пустых столов.

Там женщина протянула мне мою сумочку. Не обращая внимания на трясущиеся руки (ксанакс не помешал бы), я отыскала записку с номером и мобильник.

Под бдительным взглядом полицейской я набрала номер и, затаив дыхание, стала ждать.

– Десмонд? – едва слышно прошелестела я, уже жалея, что позвонила. Не станет он мне помогать. Да и с чего бы?

– Талли?

Я молчала.

– Талли? – встревоженно повторил Десмонд. – Что-то случилось?

Глаза саднило от слез.

– Я в окружном полицейском участке, – тихо сказала я, – вождение в нетрезвом виде. Но я ничего не пила. Я по ошибке сюда попала. И они не хотят меня выпускать, только под чью-то ответственность. Сегодня Рождество, знаю…

– Я сейчас приеду, – сказал он.

Раскаленные слезы заструились у меня по щекам.

– Спасибо.

– Сюда, пожалуйста, – сказала женщина и слегка подтолкнула, напоминая, что пора шевелиться.

Я прошла за ней в другое помещение, на этот раз просторное и, даже несмотря на праздник, людное. Я села на стул у стены, стараясь не обращать внимания на пьянчуг, проституток и бездомных.

Наконец дверь открылась и я увидела Десмонда. За его спиной кружили снежинки. От снега волосы у него побелели, пальто на плечах намокло, острый нос покраснел.

Пошатываясь, ненавидя себя за никчемность и глупость, я встала.

Десмонд направился ко мне так стремительно, что полы его длинного черного пальто разлетались в стороны, словно крылья.

– Ты как?

Я подняла голову:

– Бывало и получше. Прости, что в такой поздний час тебя побеспокоила. Да еще и на Рождество. И по такому поводу. – От стыда слова застревали в горле.

– У меня все равно смена только что закончилась.

– Ты сегодня работал?

– Подменял тех, у кого семья есть. Куда тебя отвезти?

– Домой, – ответила я.

Мне хотелось лишь одного – заползти в свою постель и заснуть, чтобы сон выбил из меня воспоминания об этом вечере.

Десмонд взял меня за руку и отвел к машине, которую вопреки правилам оставил возле входа. Я назвала ему адрес, и мы молча проехали несколько кварталов до моего дома.

Перед зданием он притормозил, и возле его дверцы почти тотчас же возник привратник в ливрее.

Десмонд обернулся ко мне, и в его взгляде я прочла немой вопрос.

Приглашать его к себе мне не хотелось. Не хотелось улыбаться, вести светскую беседу и притворяться, будто я в порядке. Но разве можно отправить его восвояси – после того, как он примчался на помощь?

– Зайдешь выпить?

Вопрос в его глазах лишал меня присутствия духа.

– Ладно, – кивнул он.

Я открыла дверцу и вылезла – слишком торопливо, так что едва не упала. Привратник подхватил меня.

– Спасибо, – пробормотала я.

Не дожидаясь Десмонда и отстукивая каблуками дробь, я пересекла вестибюль и вызвала лифт. Опять молча, в окружении своих отражений в зеркальных стенах, мы поднялись наверх.

Я открыла дверь квартиры, Десмонд прошел следом за мной в гостиную с ее невероятным видом на ночной город, который заваливало падающим с черного неба снегом.

– Вино?

– Давай лучше по кофе?

Бесило ли меня, что он вот так напомнил мне о прошлом вечере? Да, немножко. Я прошла на кухню, поставила кофе и скрылась в ванной, взглянула в зеркало и ужаснулась: мокрые от снега волосы завивались спутанными кудрями, лицо помятое, серое.

Господи.

Я открыла аптечку, достала упаковку ксанакса, проглотила таблетку, после чего вернулась в гостиную, прихватив на кухне кофе.

Десмонд нашел проигрыватель и поставил диск с рождественской музыкой.

– Я удивился твоему звонку.

Ответ прозвучал бы жалко, поэтому я промолчала, опустилась на диван. На меня навалилась вся тяжесть минувшей ночи. Ксанакс не помогал. Снова подступила паника.

– Десмонд Грант, – сказала я, просто чтобы нарушить молчание. – Я несколько лет трахалась с парнем по имени Грант.

– Надо же. – Он сел рядом, так близко, что я ощутила металлический запах тающего на шерсти снега.

– Что – надо же?

Его испытующий взгляд меня пугал.

– Обычно, когда мы говорим о человеке, с которым трахались несколько лет, то прибегаем к таким словам, как любовь или отношения.

– Я журналист и слова подбираю тщательно. Я с ним трахалась. Ни о каких отношениях или любви речи не идет.

– Ты