Королевы Нью-Йорка - Е. Л. Шень
Совету директоров Колледжа театрального искусства имени Люшеса Брауна:
Знаю, вы давно ждете от меня ответа, поэтому, пожалуй, еще раз представлюсь. Меня зовут Эверет Хоанг. Напомню, где вы слышали мое имя: девушка, с криками покинувшая репетицию неделю назад, – это я. Не могу назвать тот момент образцом достойного поведения – не стоило мне посылать всех нахер, и за это я приношу извинения.
Но за собственную злость я извиняться не буду. Я была в восторге, когда приехала в Огайо. Представьте ситуацию: Барбра Стрейзанд предложила вам выступить у нее на разогреве в Карнеги-холле – примерно в таком же восторге. Все, чего мне хотелось, – это чему-то научиться и выступить на одной сцене с талантливейшими актерами Америки, c теми, что однажды превратятся в моих коллег по Бродвею. Я была готова на все ради того, чтобы стать прекрасной актрисой, и сейчас я понимаю, что это рвение, видимо, затмило мой здравый смысл.
Со временем я поняла, что в Колледже театрального искусства имени Люшеса Брауна – и под этим я подразумеваю руководство, помощников режиссера, актеров, сценарий, костюмы и непосредственно вас самих – пестуется атмосфера расизма и враждебности. Да, натурального, блин, расизма. Позвольте перечислить, в чем именно:
«Весьма современная Милли» – мюзикл, проблематичный во всех возможных смыслах. Миссис Мирс, главная злодейка истории, – белая женщина, которая притворяется китаянкой и переправляет белых девушек в рабство на Востоке. Это создает впечатление, будто Азия – это место, где рабство в норме вещей, что является грубым и ни на чем не основанным домыслом. А еще в этом мюзикле белая актриса – откровенная карикатура на человека азиатского происхождения, что абсолютно – неужели вы не понимаете, насколько это ненормально? А ее приспешники? Во-первых, вы даже не удосужились подобрать китайцев на роли «приспешников», а во-вторых, эти персонажи укрепляют стереотипные представления об иммигрантах из Китая. Среди них не только прачки с плохим английским. Вы могли бы выбрать для постановки другой мюзикл или переписать этот так, чтобы правильно сместить акценты. В конце концов, вы ведь создали эту программу, чтобы «раздвигать границы», о чем в первый же день так вдохновенно вещал Абель Пирс.
Я много раз доносила свои опасения на этот счет до Абеля Пирса и других актеров. И никто ко мне не прислушался. Более того, режиссер прямым текстом отказался использовать мои предложения, после чего пригрозил отправить меня в кордебалет, если меня «не устраивает эта роль». В это же самое время актеры неоднократно отпускали невежественные, проникнутые расизмом оскорбления в мой адрес, которые я старалась пропускать мимо ушей, чего делать не следовало. В общем и целом, среда, которую вы там создали, тлетворна.
Вы наняли полностью белый коллектив и полностью белый актерский состав. Вас не волнует, что вышеупомянутые белые актеры изображают дурные стереотипы. И, когда речь зашла обо мне, вы даже не обратили внимания на то, как я талантлива. Я могла хоть десять раз расшибиться в лепешку на том прослушивании и репетициях. Моя судьба была предрешена еще до того. Вас интересовало только мое лицо. Форма моих глаз. Для вас я просто азиатское тело, которое можно втиснуть в роль Чин Хо. Задача выполнена.
Возможно, вы отправите это письмо в мусорную корзину и отмахнетесь от меня, как от какого-то раздражающего подростка, но прежде чем вы это сделаете, прошу вас, прочтите все это еще раз с самого начала. Подумайте о том, что могли бы улучшить – например, уделять внимание этническому разнообразию среди актеров и выбирать более содержательные мюзиклы.
Как сказала бы Милли, пора стать весьма современными. Это не так уж сложно. Я прошу вас сделать усилие.
С уважением,
Эверет Хоанг
37
Джиа
Стиснутая с двух сторон лучшей подругой и бойфрендом, я устраиваюсь поудобнее на раскаленной металлической скамье и складываю ноги по-турецки, а Эверет тем временем зачитывает письмо, которое отправила в Колледж театрального искусства имени Люшеса Брауна. Я представляю, как при упоминании каждого вопроса или цитаты прожектор высвечивает очередного члена совета директоров, прячущегося на сцене. Акил внимательно слушает, уперев локти в колени, а ладони – в подбородок. Если в Огайо Эверет не хватало благодарной публики, то здесь ее предостаточно.
Тротуар перед «Дамплингами у Ли» усеян следами присохшей жвачки. Сиси сидит на крыльце и строит глазки посетителям, которые умиляются ее щербатой улыбке и охапке кукол. Сестренка, сама того не зная, работает эмблемой ресторана, бабуля спит наверху, а родители жонглируют меню и горами тарелок с обжаренным во фритюре тофу.
Эверет, закончив чтение, вскакивает с крыльца и отвешивает поклон. Мы хлопаем в ладоши, и даже Сиси – которая, к счастью, думает, что Акил – просто сосед Эверет, и потому не задает лишних вопросов, – вместо аплодисментов топает ножками по бетону.
– Вот это класс, – восхищается Акил.
– Я очень тобой горжусь, – сообщаю я подруге.
Эверет расплывается в улыбке, колечко в носу блестит на солнце.
– Тебе придется послушать его еще разок, когда вернется Ариэль.
– С радостью.
Через двадцать четыре часа наша компания наконец-то снова будет в сборе. Электронные письма, сообщения и переписку в мессенджере заменят пледы, сложенные друг на друга ноги и уже пятый по счету просмотр «Всем парням, которых я любила»[70]. В оставшиеся четыре недели лета мы втиснем столько же полночных сражений в «Клуэдо»[71] (Ариэль всегда выигрывает) и велосипедных прогулок по району. Мы будем помнить, что, когда ветер переменится, Эверет вернется на сцену, а Ариэль – в Калифорнию, к пальмам. От предвкушения, радости и тоски у меня зудят ступни.
Две девушки в «мартенсах» и коротких легких платьях машут Сиси и заходят в ресторан – нас обдает потоком холодного кондиционированного воздуха.
Я тереблю серьги.
– Тебе еще не ответили?
Эверет качает головой.
– Нет, – говорит она. – Уф-ф. А вдруг они так и не ответят?
– Да всего ведь один день прошел, – обнадеживаю
