Лето 1969 - Элин Хильдебранд
– Зато я знаю. – Кирби щурится на пляж, там никого. – Прогуляемся?
– Конечно, – соглашается Даррен.
Историю легче рассказывать на ходу. Кирби может смотреть перед собой, а не на Даррена, что дает ей некоторую эмоциональную дистанцию.
– Помнишь, я рассказывала, как встречалась с полицейским?
– Да. С тех пор все время о нем думаю.
– Прошлой зимой я отправилась на антивоенный протест. В Кембридж.
Даррен пожимает плечами.
– Я вообще не хожу на протесты. То есть я против войны, но у меня столько дел…
– Протесты отнимают много сил. Можешь не объяснять. – Кирби провела кучу времени, делая плакаты и убеждая пойти на протест других учениц Симмонса. Это было в феврале, через два года после внезапного Тетского наступления, но до призыва Тигра, поэтому в то время сопротивление Кирби войне была чистым и незамысловатым. Она маршировала, скандировала, не подчинялась полицейским приказам расступиться, очистить улицы и разойтись по домам. Кирби назвала одного полицейского свиньей и готовилась плюнуть на его щит, как много лет назад плюнула на школьную парту Роджера Доннелли. Офицер схватил ее, завел руки за спину, надел наручники и сказал:
– Пойдешь со мной, куколка.
При этом воспоминании у Кирби даже сейчас мурашки бегут по коже.
Она затихла, едва ее сковали, внезапно все стало очень по-настоящему, и в голове крутилась только одна мысль: как разозлятся родители, а еще сильнее – Экзальта.
Кирби арестовали. Офицер молчал, стараясь быстро обойти толпу и провести к патрульной машине свою пленницу. Он тащил ее за руку, хотя его хватка была не очень сильной. Казалось, офицер почти нежен, почти защищает Кирби. Она на мгновение почувствовала облегчение. Этот человек собирался избавить ее от беспредела. Что она вообще здесь делает? Кирби желала прекращения войны. Пусть ее голос услышат правители – Никсон, Джон Митчелл, Спиро Агно, Генри Киссинджер.
Но теперь ее идеализм будет иметь вполне реальные последствия – расходы и публичный позор.
– Мне жаль, что я назвала вас свиньей, – решилась Кирби. – Я не считаю полицейских свиньями. Даже не знаю, почему так сказала.
Офицер пожал плечами.
– Никто не прав, если все не правы.
Кирби подавила улыбку. Он цитировал песню Buffalo Springfield!
Неужели ей удалось попасть под арест единственного сотрудника бостонского полицейского управления, в котором билась бунтарская жилка?
Они добрались до патрульной машины, и офицер зачитал Кирби ее права, но, похоже, с неохотой. Кирби сосредоточилась на бейджике с именем Турбо и подумала, что такое имя больше подходит пилоту истребителя. Затем она заметила, что у полицейского зеленые глаза, ее любимого цвета, а в выражении лица сквозит лукавство, которое всегда привлекало Кирби в мужчинах.
– Сколько тебе лет, куколка? – спросил он.
– Двадцать один. Я учусь в Симмонсе.
– Да? А я подумал, что ты одна из тех взбалмошных девчонок из Уэлсли.
– Они меня не приняли, – пожаловалась Кирби. Блэр поступила в Уэлсли, но оценки Кирби были похуже, и она не прошла отбор, к большому огорчению Экзальты.
– Тебя не приняли, куколка? Шутишь?
– Перестань меня так называть.
Куколка. Прозвище звучало унизительно. Кирби не кукла. Она женщина, личность.
Прежде чем Кирби поняла, что происходит, офицер Турбо приподнял ее подбородок и поцеловал. Она хотела сопротивляться, оттолкнуть его, даже дать по яйцам. Полицейский злоупотреблял своей властью! Но она тут же почувствовала, что ее тянет к офицеру. Кирби была беспомощна, руки скованы за спиной, но дело в том, что это заводило. Так неправильно, так в пику принципам сильной женщины, но тело ее предало.
Полицейский отстранился первым. Он выглядел таким же изумленным, как и Кирби.
– Я тоже против войны, – сказал офицер и, не дождавшись ответа, продолжил: – Я не собираюсь тебя задерживать. Но выпишу штраф за нарушение порядка.
«Ха! Какая ирония, – подумала Кирби. – Это Ричард Никсон нарушал порядок, и Джонсон до него, и Макнамара». Она спокойно стояла, пока офицер Турбо выписывал штраф, затем полицейский снял наручники и вручил ей уведомление, как будто ничего не произошло, как будто это не он только что подарил ей лучший в ее юной жизни поцелуй.
– Меня зовут Скотти. Держись подальше от неприятностей.
И Кирби превратила злоключение в интересное приключение.
Да, ее арестовали, сковали и все такое, но в сильно измененной версии она вразумила офицера, и тот отпустил ее, наложив всего лишь штраф. Семьдесят пять долларов. Это были слишком большие деньги для студенческого бюджета Кирби, поэтому ей пришлось рассказать обо всем родителям. Им следовало обрадоваться, их дочь легко отделалась.
Кейт и Дэвид не обрадовались, они были потрясены. Но Кирби отметила, что лишь протестовала против внешней политики правительства, а это право гарантировано Конституцией США. Судить нужно полицейского, а не ее.
– Как зовут полицейского? – спросил Дэвид.
– Не помню, – солгала Кирби.
Отчим был влиятельным адвокатом и, вероятно, мог найти способ добиться дисциплинарного взыскания или даже отстранения офицера Скотти Турбо, а этого Кирби не хотела. Она мечтала снова увидеть Скотти, но как? Кирби только знала, что тот был офицером полиции, которого в тот день направили на протесты в Кембридж. Не было возможности выяснить, чем он обычно занимается. Выписывает штрафы за парковку в Фенуэй, расследует взломы в Бэк-Бэй или устанавливает ловушки для тех, кто превышает скорость на шоссе 93? Кирби поняла, что лучший шанс снова увидеть Скотти Турбо – делать то, что и в тот раз, поэтому несколько недель спустя пошла на очередную акцию протеста в Гарварде.
Она попыталась вспомнить, где находилась, когда ее схватил Скотти Турбо. Кажется, на Рассел-стрит, напротив «Купа».
И верно, офицер стоял точно на том же месте.
– Свинья! – крикнула Кирби. Она даже хотела сделать вид, что плюется, но не смогла заставить себя. Вместо этого подмигнула, и Скотти Турбо тут же схватил ее за руку, на этот раз сильнее, сжал сзади запястья и надел наручники.
– Привет, куколка, – шепнул он ей на ухо.
Офицер подвел Кирби к патрульной машине, зачитал ей права и открыл заднюю дверь.
– Садись, – приказал он.
Кирби охватил страх. Неужели на этот раз ее забрали по-настоящему? Она пригнула голову и опустилась на заднее сиденье машины, отделенное от переднего металлической решеткой. Кирби чувствовала себя животным. Офицер поехал на юг через Бостон, мимо Массачусетского университета, мимо Куинси, прямиком в Брейнтри, где остановился за заброшенным складом. Начался дождь, что только усугубило ситуацию. Что они здесь делают? Офицер Турбо припарковался и вышел из машины, чтобы осмотреть местность. Кирби тоже непроизвольно огляделась. Вокруг никого не было. Он мог застрелить ее и бросить, и его никогда бы не поймали.
Офицер открыл заднюю дверь и бросил:
– Подвинься.
Затем сел рядом и расстегнул наручники.
Они стали встречаться каждые несколько дней. Ходили на первую базу, вторую, третью, а потом Скотти останавливался. Это было мучительно. Кирби хотела протащить его к себе в общежитие, но рядом всегда вертелась соседка по комнате.
– А как насчет твоего жилья? Может, пойдем к тебе? – спросила она как-то.
– Нет. Я живу с мамой. Она постарела, но язвит по-прежнему. И у нее есть немецкая овчарка, которая бдит за своей территорией.
– Может, в
