Анастасия Вербицкая - Иго любви
— Ах, уж не поминайте!.. Забыть не могу этого позора!
— Так неужели же Павел Степанович был хуже Каратыгина? — вскрикивает Максимов.
— Не то что Каратыгина, а хуже сапожника… как изволил выразиться князь Шаховской… Дело было так… Орлов в свой бенефис Марию Стюарт Шиллера поставил… пригласил Каратыгина. Он, стало быть, Лейчестера играл, а Мочалову дали Мортимера… Хорош он был всегда в этой роли, понимаете? Весь огонь… страсть… Юноша самый пылкий… самый трогательный… Уж и волновалась же Москва! Помилуйте, такое состязание… Готовили такую овацию своему кумиру… Что ж вы думаете? Каратыгин — герцог с головы до ног! Какое умение носить костюм… Какие манеры!.. Точно в замке действительно родился… А Мочалов?.. Что с ним сталось?.. Не только таланта, а и умения-то нет… Как вышел, деревянный весь… ни голоса, ни жеста… Вскрикивает… поет… декламирует… Хлопает себя по бедрам… Жесты какие-то ненужные!.. К Марии Стюарт кинулся, обнимать ее… Ту оторопь взяла… Господи ты Боже мой!.. Глядеть даже жалостно… слушать больно… Начальство бесится… москвичи переконфузились… А сам-то, сам-то он что испытал в этот вечер!..
— Отчего же это с ним случилось?… — спрашивает заинтересованный Мосолов.
— Робость одолела… Гордость, что ли?.. Как это их на состязание обоих выставили?.. Господь его знает!.. И часто это с ним… Вот уж за кого не поручишься… Как только узнает, что приехали на него глядеть какие-нибудь высокопоставленные… еще того хуже, питерские… а директор скажет: «Постараться надо, Павел Степанович…» Кончено!.. Весь выдохся…
Он еще долго рассказывает внимательным слушателям разные факты из жизни Мочалова… Ставили Клару д’Обервилль. Трагик играл графа Морица… Граф болен и подозревает, что жена отравляет его медленным ядом… Вот он забылся в кресле… Входит Коссад… Мочалов открывает глаза. В зеркале он видит, что Коссад вливает в его лекарство яд из пузырька…
— Такой ужас отразился в его лице… такой нечеловеческий ужас… Он медленно поднялся с кресла, следя за движениями убийцы… И можете себе представить!.. Как один человек весь зал поднялся вместе с ним!..
— Может ли это быть!
— Небывалое… небывалое, господа, в истории театра… А я сам тому свидетель был…[17]
Мосолов потихоньку встает и незамеченный выходит из сада. Тоска сосет его… Если он у моря?.. Если они теперь вместе?.. Какое безумие было не проследить за ним! Оставить их вдвоем…
Через черный ход он крадется в дом. Слушает у двери кабинета. Слушает у спальни жены. Все тихо… Неужели она спит?
Мосолов, не раздеваясь, ложится на диван.
Он успокаивается только, когда Цезарь лает в передней на чей-то звонок… Вернулся… Где был?.. Не все ли равно?.. Лишь бы не вдвоем с Надей!
Спектакли продолжаются. В те дни, когда трагик отдыхает, Щепкин пленяет зрителей в Матросе, в пьесе Москаль-Чаровник, в Ревизоре и Женитьбе Гоголя. Превосходным партнером ему является Мосолов. Он же по-прежнему выступает в водевилях с женой. И все эти люди, покатывающиеся от смеха и радостно аплодирующие Мосолову, не подозревают о драме, нарастающей в его душе.
Затем Мочалов играет Жоржа де Жермани в Тридцать лет, или Жизнь игрока, Неронова — Амалию… С блеском проходит Гений или Беспутство, где Мочалов исполняет роль Кина… Надежде Васильевне жутко смотреть на него в этой роли… Он играет себя… Кин идет, «как кляча на работу…» И она вспоминает все, что он говорил ей в тот вечер о душевной усталости, охватывающей его внезапно в тот миг, когда от него ждут экстаза и восторгов.
Они, видимо, избегают друг друга после того вечера. Никогда не остаются наедине… Зато Мочалов подружился с Верочкой.
Случилось это неожиданно. Трагик утром вышел в сад и сел на скамью, под каштаном. Верочка в другом конце аллеи играла мячиком. Вдруг он подкатился под ноги артисту. Тот поднял его и кинул обратно. Глазки Верочки блеснули. Она опять пустила мячик по дорожке, к скамье, и звонко рассмеялась. Мочалов улыбнулся и вернул ей мяч. Лед был сломан. Через секунду артист, как ребенок, увлекся игрой.
Теперь он берет девочку на колени, страстно целует ее… Он всегда в эти минуты думает о своей дочери, ради которой он смирился и подавил в себе ненависть к жене. Он так мечтает видеть эту дочь на сцене, с такой любовью занимается с нею… Вот он скоро кинет казенную сцену, поедет с нею в провинцию. Сам будет играть Миллера, а она Луизу. Будет играть с нею драму свою Черкешенка…[18]
Верочка неравнодушна к ласке этого человека, перед которым трепещет весь дом. Умная девочка все подметила. Только Надежда Васильевна зазевается, а уж она юркнет в кабинет к гостю. И как бы тоскливо ни было у него на душе, для Верочки у него всегда найдется ласка.
— Вера… Вера… где она?.. Боже мой!.. Няня… куда она делась? — взволнованно спросила как-то раз Надежда Васильевна, обегав весь дом и сад. Недавно цыгане украли ребенка у одной торговки, и эта мысль преследовала артистку.
Вдруг она услыхала лепет Верочки и смех Мочалова.
Она вошла испуганная, гневная.
— Вера… Как ты смела сюда войти?
Девочка крепко обвила ручонками шею гостя.
— Не сердитесь, Надежда Васильевна… Мне, право, хорошо с ней… присядьте и вы…
— Она вам мешает?..
— Нисколько… Оказывается, она стихи любит… И вот я ей читаю Козлова… Я так люблю его!.. И Вальтер Скотта люблю… Вы читали его Ивангоя?[19] Хотите прочесть?
Он протягивает ей книгу.
«Счастливая девчонка! Счастливая! Счастливая», — думает Надежда Васильевна. А сама говорит, пожимая плечами:
— Воображаю!.. Что же она понимает?
Девочка, болтая ножками, смеющимися глазами глядит на мать. Когда она сидит на коленях у «дяди», она ее не боится.
— А вот я думаю, что она многое понимает… Я ей Чернеца читал… Она так и затихла… А глазенки блестят… Она очень «музыкальна»… Вы улыбаетесь?.. Это не мое выражение… Варламова… Я вот следил за нею… Значение слов ей, наверно, непонятно, но ее занимает музыка стиха…
Вся затихшая сидит перед ним Надежда Васильевна.
— Вы разве знали Варламова?
В сущности, не все ли это ей равно?.. Лишь бы продлить этот сладкий миг! Сейчас репетиция. Опять будут на людях.
— Еще бы не знать!.. Ведь это для меня он написал музыку к роли Офелии. Как хороша, правда?.. Помните: «Веет ветер на могиле…» И вы чудесно ее спели…
Облако грусти туманит его лицо. Он опять вспоминает самую яркую пору его жизни, расцвет славы, счастье с Полинькой. Она тоже пела ему эту песнь…
— Я ставил тогда Гамлета в свой бенефис. Надо было просить Верстовского, а я терпеть не могу начальства!.. Верстовский мне долго этого простить не мог… тормозил постановку, не давал ни костюмов новых, ни декораций… — вздохнув, он целует Верочку. — Какая она хорошенькая! И большая умница… Жаль только, что на вас не похожа… Вылитый отец.
Краска заливает лицо артистки. Она опускает ресницы.
— Вот руки у нее ваши… Те же длинные пальцы… Поразительно красивые руки! — говорит он и горячо целует пальцы девочки. Та звонко смеется.
Надежда Васильевна встает с захолонувшим сердцем.
— До чего вы хороши были вчера в Мериносе! Как танцевали качучу!.. Ну совсем испанка… Что за грация… Огня сколько!.. Скажите, кто учил вас?.. Неужели вы не были в театральной школе?
— Нет… Меня учила Репина…
— Это удивительно!.. А ваш муж мне напомнил Николая Осиповича Дюра… Вы слышали о нем?.. Он рано умер… Он был поразительно разнообразен… Так же вот играл и фатов, и комических любовников, и стариков, и бытовые роли, и во всем был прекрасен… А когда он умер, его роли разделили между тремя — Мартыновым, Максимовым и Самойловым… Все таланты, а его заменить не могли…
— Скажите это Саше, Павел Степанович… Он будет счастлив…
— А не пора ли нам на репетицию?.. Знаете, что мне пришло в голову? Поставим драму Гражданская смерть!.. Очень эффектная вещь… Только там нужна девочка… Пусть ее сыграет ваша дочка!
— Я уж играла, — высоким голоском кричит Верочка.
Мочалов удивлен, расспрашивает Надежду Васильевну.
— Хочешь играть со мной, деточка?
— Хочу! — звенит хрустальный голосок.
Надежда Васильевна покорно молчит.
Мосолов поражен. Жена, не позволившая ему повторить Эсмеральду, боясь за здоровье дочери, согласилась на участие Верочки в Гражданской смерти… Хотя играть ей там нечего, но девочке приходится пережить новые и сильные ощущения. По пьесе отец идет на каторгу, а мать выносит ребенка на руках, чтобы отец поцеловал в последний раз свою дочку… Все идет прекрасно до генеральной репетиции… Но Мочалов так страшен в кандалах, в седом парике под гримом, что Верочка в ужасе откидывается от него. С ней делается истерический припадок.
