Антон Чехов - Том 22. Письма 1890-1892
Девочка из купеческого звания сделана превосходно. Хорошо в речи доктора место, где он говорит о неверии своем в медицину, но не надо, чтобы он пил после каждой фразы. Любовь к трупу — это раздраженье Вашей пленной мысли. Вы не видели трупов.
Затем от частностей к общему. Тут позвольте крикнуть караул. Это не рассказ и не повесть, не художественное произведение, а длинный ряд тяжелых, угрюмых казарм. Где Ваша архитектура, которою Вы вначале так очаровали Вашего покорного слугу? Где легкость, свежесть и грация? Прочтите Ваш рассказ: описание обеда, потом описание проходящих девиц и дам, потом описание компании, потом описание обеда… и так без конца. Описания, описания, а действия совсем нет. Надо начинать прямо с купеческой дочки, на ней остановиться, а Верочку — вон, гречанок — вон, всех вон, кроме доктора и купеческого отродья.
Нам надо поговорить. Значит, Вы не переезжаете в Петербург? Я рассчитывал увидеть Вас в Петербурге, куда, по уверению Миши, Вы будто бы хотели переехать. Ну, будьте здоровы. Да хранят Вас ангелы небесные. Ваше воображение становится интересным. Извините за длинное письмо.
Ваш А. Чехов.
На конверте:
Здесь, Кисловка, д. Базилевского
Елене Михайловне Шавровой.
Горбунову-Посадову И. И., 17 сентября 1891*
1011. И. И. ГОРБУНОВУ-ПОСАДОВУ
17 сентября 1891 г. Москва.
17 сент.
Многоуважаемый Иван Иванович! Мой рассказ «Припадок»* уже помещен в двух сборниках: в Гаршинском и в моем «Хмурые люди». Если это не может послужить для Вас помехою, то возьмите его, я буду очень рад.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
На обороте:
Россоша Воронежск<ой> губ.
Владимиру Григорьевичу Черткову
для И. И. Горбунова.
Киселеву А. А., 17 сентября 1891*
1012. А. А. КИСЕЛЕВУ
17 сентября 1891 г. Москва.
Поздравляем* Чеховы
На бланке:
<В> Москву Большая Никитская д. Мещеринова
Альбову М. Н., 30 сентября 1891*
1013. М. Н. АЛЬБОВУ
30 сентября 1891 г. Москва.
30 сентябрь.
Уважаемый Михаил Нилович, у меня почти готова для Вас маленькая повесть: набросана, но не отделана и не переписана начисто. Работы осталось на 1–2 недели, не больше. Называется она так: «Рассказ моего пациента»*. Но меня обуревают сомнения весьма серьезного свойства: пропустит ли ее цензура? Ведь «Северн<ый> вестн<ик>» подцензурное издание, а рассказ мой, хотя, правда, и не проповедует вредных учений, но по составу своих персонажей может не понравиться цензорам. Ведется он от лица бывшего социалиста, а фигурирует в нем в качестве героя № 1 сын товарища министра вн<утренних> дел. Как социалист, так и сын товарища министра у меня парни тихие и политикой в рассказе не занимаются, но все-таки я боюсь, или, по крайней мере, считаю преждевременным, объявлять об этом рассказе публике. Я пришлю рассказ, Вы прочтете его и решите, как быть. Если он, по Вашему мнению, будет пропущен цензурою, то посылайте его в набор и объявляйте о нем, если же Вы, прочитав, найдете мое сомнение основательным, то благоволите мне возвратить его обратно, не отдавая в набор и на прочтение цензору, потому что если цензор не разрешит его, то мне неудобно будет посылать его в бесцензурное издание: узнав, что рассказ уже не пропущен, здесь побоятся печатать его.
Поклонитесь Казимиру Станиславовичу и передайте ему мое пожелание всего хорошего.
Будьте здоровы.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
Егорову Е. П., 5 октября 1891*
1014. Е. П. ЕГОРОВУ
5 октября 1891 г. Москва.
5 октябрь.
Уважаемый Евграф Петрович!
Мне очень нужно Вас видеть. Если это письмо, которое я посылаю наудачу, Вы получите раньше 12 октября и если Вы продолжаете еще быть земским начальником, то не откажите телеграфировать мне возможно скорее, в какой день и в каком месте Нижегородской губ<ернии> я могу застать Вас*.
Мой адрес: Москва, Малая Дмитровка, дом Фирганг, Чехову.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
12-го октября я буду в Нижнем и в тот же день, если найду Ваш адрес, выеду к Вам.
Соболевскому В. М., 7 октября 1891*
1015. В. М. СОБОЛЕВСКОМУ
7 октября 1891 г. Москва.
Сначала прочтите это письмо, а потом мое.
Чехов.
Антон Павлович, не можете ли Вы предложить редакции «Русских ведомостей», желающей издавать «Сборник» в пользу голодающих, такую комбинацию, которую объясню примером. Вы, например, пишете рассказ для этого «Сборника», но предварительно печатаете его в «Новом времени», где будет сказано в примечании, что рассказ этот предназначается для такого-то «Сборника»; Вы получаете за него двойную построчную плату, т. е. 50 коп. за строку, а корректуру рассказа вместе с гонораром за него редакция «Нового времени» отсылает в редакцию «Русских ведомостей». Мне кажется, эта комбинация сделала бы «Сборник» общелитературным делом и, конечно, увеличила бы сбор тысячи на две, на три. Предварительное напечатание рассказа — сужу по долговременному опыту — не помешало бы его интересу, когда он появился бы вместе с другими вещами в «Сборнике». Естественно, что эта предлагаемая мною комбинация тогда только имела бы смысл, если б и другие редакции согласились бы на нее.
Ваш А. Суворин.
7 октября 91 г.
Москва.
7 октябрь. Малая Дмитровка, д. Фирганг.
Многоуважаемый Василий Михайлович!
Я получил письмо от А. С. Суворина, которое прилагаю. Когда я по прочтении письма отправился к нему, то свое предложение он формулировал словесно так: «Желательно, чтобы в „Сборнике в пользу голодающих“ приняли участие не одни только сотрудники газет и журналов, но также и редакции, которые располагают гораздо большими средствами, чем их сотрудники. В этом отношении почин редакции „Русских ведомостей“, принимающей на себя все хлопоты и весь риск по изданию, служит хорошим примером, которому так или иначе, при существующем настроении общества и печати, не могут не последовать другие редакции. Участие же редакций в „Сборнике“ должно выразиться только материально и в более серьезной форме, чем печатание объявлений, рецензий о „Сборнике“ и т. п. Если мы, следуя доброму примеру „Русских ведомостей“, затеяли бы другой „Сборник“, то это не принесло бы никакой пользы, так как два сборника, изданных для одной и той же цели, обыкновенно в продаже только мешают друг другу. Поэтому, как мне кажется, наше участие может выразиться только в той форме, которую я предлагаю. Если, не считая „Русских ведомостей“, которые уже приняли на себя львиную долю участия в „Сборнике“, „Новое время“, „Русская мысль“, „Новости“, „Вестник Европы“ и проч. напечатают у себя до выхода „Сборника“ весь его литературный материал с примечанием, о котором я говорил в письме, и заплатят двойной гонорар, то сбор увеличится minimum на 3 тысячи. Я говорю minimum, потому что, если примерно за каждый лист „Сборника“ редакции заплатят 400–500 р., то это может дать около 10 тысяч. Что же касается того соображения, что рассказы, напечатанные предварительно в газетах и журналах, не будут уже представлять интереса для читателей „Сборника“, то мой опыт расходится с этим соображением вполне. Понятно, что на своем предложении я не настаиваю. Если „Русские ведомости“ выработают и укажут мне иную форму участия всех нас в „Сборнике“, то я подчинюсь ей вполне и откажусь от своей охотно».
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
Герье В. И., 8 октября 1891*
1016. В. И. ГЕРЬЕ
8 октября 1891 г. Москва.
8 октябрь.
Милостивый государь Владимир Иванович!
Года 3–4 тому назад я получил от одной почтенной дамы, жены известного московского врача, письмо*, в котором она, аттестуя г. Кирина с самой лучшей стороны, просила меня помочь ему. Так как г. Кирин назвал себя газетным сотрудником, то между прочим я рекомендовал ему обратиться за помощью в Литературный фонд, написал о нем письмо г. Муромцеву*, и пособие, кажется, было выдано. С тех пор изредка, не чаще 2–3 раз в год, г. Кирин приходил ко мне или же присылал мне письма*, в которых жаловался на безвыходную нужду. Вот и всё, что я могу сообщить о нем. Я слишком мало знаю его, чтобы дать сведения, какие Вам угодно от меня получить. Если судить о нем по впечатлению, которое он производил на меня всякий раз, то это человек трезвый*, вежливый, откровенный и застенчивый. Обращался он ко мне за помощью очень редко, только в случае крайней нужды, и то со множеством оговорок и извинений, боясь надоесть, обеспокоить и т. п. Если теперь, обращаясь к Вам, он сослался на меня, человека ему мало известного, то это значит, что в Москве у него совсем нет знакомых и что, кроме Вас и меня, ему некому помочь. Быть может, также он рассчитывал, что я припомню аттестацию жены врача, которой я верю.
