Остановка. Неслучившиеся истории - Роман Валерьевич Сенчин
Тут радоваться надо: слепят – это полдела, но потом по всей стене потеки из помета. И сбить гнездо – живодерство, и смотреть тошно.
Может, не знает? Решили снова подойти, втолковать.
– Да ничего, – отмахнулся Илюха, – пускай. Соскоблим осенью. Жалко ведь…
– Ну гляди. Убьет жена.
Илюха сочувствующе как-то вздохнул. Себе сочувствовал, что ли. Или мужикам. Или жене.
В следующие дни местные частенько доходили до конца Кишки, смотрели издали на стену. Ласточки словно поняли, что эти ячейки для них, и почти каждая стала заполняться глиной и травой – строительство гнезд шло ударными темпами.
Недели через полторы примерно, под вечер, приехали жена с сыном. Узнав об этом, человек пятнадцать мужиков и женщин потихоньку прибежали наблюдать, как Илюхина жена отреагирует на гнезда. Убить не убьет, но отругает точно.
Нет, и ругаться не стала. Все втроем сидели за столом во дворе, пили чай и умиленно смотрели, как ныряют ласточки в свои гнезда. Вот жена погладила Илюху по волосам и положила голову ему на плечо. Странные они все-таки люди.
Покушение на побег
Двое суток шел скучный, мелкий, совсем осенний дождь. Тучи сгрудились над селом, прикрыли ее своими серыми сырыми телами. Березы обвисли, улицы опустели и размокли, люди сидели по домам, смотрели в окна. Скучали.
Утром на третий день дождь перестал, тучи отплакались и растворились, оставив в небе жидкую хмарь; день был теплый и душный, от земли поднимался парок, ночью опустился туман.
Еще через день Михаил Палыч отправился в лес. Он вышел на рассвете, по обильной росе, одетый в изношенную, любимую свою штормовку, резиновые сапоги. Взял с собой острый нож и большое ведро. Отправился посмотреть грибы.
Лес был тих и спокоен, казалось, он еще спал. Трава согнулась, с нее гроздьями на сапоги опадала вода.
Михаил Палыч хорошо знал места и сейчас первым делом пошел в лога, где могли выскочить сухие грузди. Им уже давно бы срок – числа с пятнадцатого июля появляются, а уже вот-вот август. Погоды не было подходящей, все жара да сушь, а нужны дожди и – самое главное условие – туман. Туман их и рождает, грибы.
Вот меж веток все больше паутины – значит, место здесь тенистое, влажное. Трава межуется со мхом, начались прогалинки – голая земля, засыпанная толстым слоем хвои и листвы. Что ж, самое для груздя здесь местечко… Михаил Палыч пошел медленно, сгорбившись, вороша хвою, слегка придавливая носком сапога кочковато растущий мох; под ним-то обычно и прячутся грузди.
Вообще-то грибов всяких много. Еще с опушки начали попадаться хилые, кривые поганки; потом видел Михаил Палыч дождевики, свинухи, навозники, разноцветные сыроежки – всё съедобные, – но он такие грибы не берет. Может, и вкусна сыроежка (говорят, жарят ее, усолевает всего за сутки), только брать-то как? На нее и нож не поднимется – вид не тот. Михаил Палыч уважает грибы мощные, мясистые, породистые. Это как на охоте: можно и ворон настрелять, а ведь ищешь чего настоящего.
Под стволом сосны – бугорок. И совсем не случайный, не от шишки он или сучка. Ну-ка… Нет, груздь, да не тот. Этот черный – чернушка – тоже идет в еду, но гриб неинтересный. Ломкий, квелый какой-то. Михаил Палыч прикрыл его обратно подопревшим мхом, пошел дальше.
По логам пока нет. Прогалинки хотя на вид и как раз для грибов, но, видно, еще не срок им здесь. Нужно по склончикам посмотреть. И – правильно. На первом же увале нашел семейку сухих груздей. Прошел было уж мимо, но как-то боковым зрением заметил беловатое пятнышко. Повернулся, вгляделся – вот он, пробивается из земли, поднимает шляпкой иголки и листья. Рядом трухлявая палка – из-под нее и полез. Всё путем, всё по природе… Михаил Палыч осторожно расчистил груздок, полюбовался и срезал. Немного ножка червива, отрезал ее под самые пластинки. Сойдет. Но ясно, что гриб несвежий – и шляпка с гнильцой слегка, и дырочки в ножке. Постоял уже, постарел.
Как был на корточках, Михаил Палыч осмотрелся. Ну, так и есть! Под ногами самыми еле заметная шишечка на хвое, а под хвоей – раскопал – с пуговицу от пальто величиной – грибок. Потом еще, еще… Штук семь нашел. И все чистые, аккуратные, только что народились.
Обошел, изучил весь склон, напряженно всмат-риваясь, вороша лесную подстилку, проверяя моховые кочки, укромные места под поваленными стволами. И вот – с полведра. Удачно, удачно. Но самая большая удача – крохотный рыжик, не еловый, рыже-синеватый, в засоленном виде становящийся темным совсем, а сосновый, веселый и яркий. Сибирский янтарь.
Та-ак… Михаил Палыч поставил ведро, сел на землю, закурил. Уже и утро вовсю, роса спала, лес посветлел и ожил. Летают мухи по каким-то своим делам, комары пищат перед носом, но не садятся, испуганные сигаретным дымом. Птица щебечет однообразно, но радостно. А он и не заметил, как все проснулось. Да, увлекся… Что ж, можно походить, побрать сухие грузди, они, кажется, есть. Но потянуло взглянуть на другие места. И всё рыжик этот шальной. А вдруг там, на сопочках, где земля солнцу открыта, но тут же и есть у нее защита – близкие сосны, так что припекает коротко, на несколько минут буквально, зато как следует, он и выскочил? Там рыжику самое место. И живет он недолго: солнце сушит, червь на него бросается. День, другой, и становится он рыхлым, источенным, непригодным. А вот молодой… О, да самый замечательный гриб! Самый вкусный из всех. Груздь – тот же сухой, его со сметаной лучше, волнушки в пироге – объедение, острую, горьковатую белянку под рюмочку хрумкнуть приятно, а рыжик просто ешь, без всяких добавлений.
Михаил Палыч тщательно затушил окурок, проверил, не осталась ли какая искра, и направился к сопкам. Первый выход у него нынче – надо всё обойти, всё осмотреть. Про сухие грузди теперь понятно, они есть, они и будут теперь до холодов высыпать волнами, а вот другие как…
По пути к рыжиковым местам Михаил Палыч сделал два приятных открытия. По краю полянки в молодом пушистом соснячке нашел он обабки. Они растут парами. Вот увидел один – знай, рядышком и второй где-то прячется. Взрослые обабки не очень-то симпатичны: шляпка у них кверху загибается, делается иссиня-коричневой, мякоть из белой превращается в грязно-серую, изъеденную даже не
