Судоверфь на Арбате - Владимир Александрович Потресов
— Пенаты — у древних римлян боги домашнего очага, семейного счастья. А позднее это слово стало обозначать просто родной дом. Ну помните выражение «вернуться к родным пенатам»?
В прихожей Слава заметил старую железную лопату и оживился:
— А она на что здесь?
— Это лопата, которой Репин работал в саду.
— A-а, я думал, ненужная просто.
— Филя, проследите, пожалуйста, за Славой, а то будет как с колоколом.
— А что колокол? — возмутился Слава. — Я же его не взял, хотя совсем ненужный был колокол.
— Почему ненужный? А звонить в случае пожара в деревне или еще по каким причинам?
— Так они для этого кусок рельса повесили. А колокол на заборе в Большом Сабске так и висит, так и скучает, сердечный, позеленел даже весь.
И Слава с укоризной посмотрел на Александра Сергеевича, запретившего ему реквизировать этот предмет «для нужд истории».
Когда выходили на улицу, смеркалось. Парк не казался уже таким прозрачным и легким. Аллея вела в заснеженную холодную тьму, и лишь минут через двадцать впереди показались огни станции.
Вечером Невский совсем другой. Свету гораздо больше — это витрины бесконечных магазинов, кафе, порталы театров, кино. Вспыхивают неоновые трубки рекламы.
— Ребята, нам сюда, — прервал наш стремительный бег Александр Сергеевич.
Мы свернули в тихую боковую улицу за огромным домом с надписью через весь фасад: «Аэрофлот». Это мрачное здание бывшего банка описал Александр Грин в рассказе «Крысолов».
— Улица Гоголя, — прочел Филимон.
Долго поднимались по пустой гулкой каменной лестнице. Последний этаж. Александр Сергеевич нажал кнопку звонка квартиры 29.
Через некоторое время загремел замок, дверь распахнулась.
— Ребята! Приветствую вас на нашей ленинградской земле, понимаете ли?
Георгий Николаевич обнял Александра Сергеевича, пропустил нас в квартиру.
— Как добрались, что уже успели посмотреть? — добродушно гудел Георгий Николаевич могучим басом.
— Спасибо. Доехали хорошо, были в «Пенатах». Как ваше здоровье? Как планы?
В кабинете Георгия Николаевича глаза у ребят разбегались от обилия всяких интересных предметов. Александру Сергеевичу не терпелось услышать рассказ Георгия Николаевича о его последних теоретических исследованиях, новом взгляде на историческое сражение, обобщение результатов летних изысканий. Но ожидаемую идиллию нарушил возглас Филимона:
— Георгий Николаевич, что это за пистолет? Он очень старинный?
— Ну ты чего, сам не видишь? — обиделся за пистолет Слава.
Георгий Николаевич снял со стены кремневый пистолет с тонким длинным стволом, резной рукояткой, весь усеянный гравированными изображениями.
— История этого оружия, — задумчиво начал Георгий Николаевич, перекладывая пистолет из одной массивной ладони в другую, — непосредственно связана с моей семьей. Возможно, если б не этот пистолет…
— А что за история? — спросил Костя.
— Мой отец — вот он на портрете — воевал на Шипке, сражался за независимость братских славянских народов на Балканах.
На старой фотографии молодой горец в традиционной кавказской бурке с газырями и в папахе смотрел куда-то поверх наших голов.
— Так вот, как-то в одной болгарской деревне, — продолжал Георгий Николаевич, слегка понизив голос, опустив голову и глядя на нас поверх очков, — он вдруг увидел, как турок тащит куда-то болгарскую девушку, понимаете ли. Отец, долго не раздумывая, подлетел к нему на коне и с размаху рубанул его саблей. Но в это время, — сверкнул глазами Георгий Николаевич, — из-за глинобитного деревенского дома выскочил другой турок, на полном скаку он выхватил пистолет. Раздался сухой щелчок курка по капсюлю, но выстрела не произошло. Отец бросил своего коня вперед и зарубил турка. А в качестве трофея забрал пистолет, который спас ему жизнь.
— А почему пистолет не выстрелил? — спросил Слава.
— Неизвестно. Иногда происходит осечка. И тогда она стоит одному из противников жизни.
Александр Сергеевич внимательно слушал Георгия Николаевича, хотя, по всей видимости, уже не в первый раз.
— А знаете, Георгий Николаевич, один мой предок тоже участвовал в этой русско-турецкой войне. Только на Кавказе. Он командовал артиллерией Баязета во время знаменитого «Баязетского сидения».
— Вот видите, а теперь мы с вами объединили наши усилия, чтобы восстановить для современников одну из страниц истории нашего народа. Это символично, понимаете ли… Вот что, ребята, — обратился к нам Георгий Николаевич, — от имени Института археологии Академии наук СССР мне поручено передать вам большую благодарность. Там очень заинтересовались результатами экспедиций и просят вас, Александр Сергеевич, написать для сборника «Ледовое побоище» статью о древних водных путях новгородцев, связывавших этот старинный русский город с южной частью Чудского озера, до сих пор в литературе о многих из них нет никаких упоминаний. Ведь в какой-то степени вы вышли за рамки тех исследований, которые были предусмотрены основной программой работ: нам нужно было, понимаете ли, доказать, что существовала связь с Новгородом через Желчу, а вы обнаружили целую судоходную систему, притом очень оживленную…
— Вот это-то и огорчает, — перебил Георгия Николаевича Костя Соколов.
— Что же вас заботит?
— А то, что, если б был один вариант, все ясно, а так неизвестно, как Александр в действительности шел к месту битвы и обратно.
— Ну не огорчайтесь, Костя, — успокоил его Георгий Николаевич, — во-первых, новгородскому князю Александру Ярославичу не раз приходилось выступать во главе своей дружины к Чудскому озеру, и при этом он мог двигаться различными путями — все зависело от погодных условий и времени года. А что касается Ледового побоища, то как раз мною подготовлена совершенно новая трактовка на базе наших совместных исследований.
— Она действительно сильно отличается от предшествующих описаний битвы? — спросил Александр Сергеевич.
— Полагаю, что да! Но давайте посмотрим вместе — вы будете моими первыми оппонентами. Я не буду объяснять вам, — начал Георгий Николаевич, — какое огромное значение для исхода битвы имеет правильно выбранная позиция. Если она выбрана удачно, да еще известна тактика врага — можно считать, что сделана серьезная заявка на победу в сражении. А именно
