Три Анны - Ирина Анатольевна Богданова
К концу обеда Аня уже знала несколько слов по-английски и, очень гордая собой, подумала, что теперь она не убежала бы как Дуська Фролова, обеспамятовав от ужаса, если бы незнакомец крикнул ей: «Ком». Оказывается, это означает просто-напросто «иди сюда».
Ночевать она осталась на кухне. На широкой лавке у стола. Домой не пошла. С бабой Катей был уговор приходить раз в неделю и приносить припасы, чем пожалуют.
– Нечего девке одной шастать по лесу, – недовольно буркнула ей перед уходом баба Катя, – голодным волкам всё едино: человек ты али зверь. Схрумкают и косточками не подавятся.
Засыпая на новом месте, Аня долго прислушивалась, не выйдет ли из своего затвора Дикий Барин, которого Нгуги называл Масса. Но в доме стояла тишина, прерываемая лишь свистящим храпом с печи да муркотанием кошки в ногах.
Скороговоркой вычитав молитвы и троекратно перекрестившись, Аня мысленно сказала так, как учили друг друга девки на посиделках:
«На новом месте приснись жених невесте».
Но женихи сниться не торопились. Вместо них она увидела во сне рябую жену кузнеца тётку Параню с хворостиной в руке и гнедого мерина, пасшегося на заливном лугу.
«Права, ой, права была баба Катя, когда сулила, что никто меня замуж не возьмёт, – первым делом подумала Аня, вскакивая утром с лавки, чтобы затопить плиту. – Да я и не хочу мужа. В тринадцать лет рано об женихах думать».
Накинув платок на плечи, она выбежала за дровами к собранной накануне поленнице и на крыльце столкнулась с Диким Барином.
Он отшатнулся от неё, как от прокажённой. Смерил с ног до головы презрительным взглядом и нехотя процедил сквозь зубы:
– Читать умеешь?
– Нет.
Выскользнув из Аниных рук, полено больно стукнуло её по ноге, но она даже не охнула, боясь пошевелиться. Бог знает, что в голове у умалишённого каторжника.
Хозяин перевёл тяжёлый взгляд на её руки, судорожно побелевшие от напряжения, и жёстко приказал:
– Стопишь печь – придёшь ко мне в кабинет.
* * *
В кабинет к Дикому Барину Аня ступила с опаской, хотя Нгуги изо всех сил корчил ей смешные рожицы и ободряюще махал рукой: иди, мол, не бойся.
Ему легко говорить: «Не бойся».
Преодолев робость, Аня перешагнула через порог, по привычке занесла руку перекреститься на икону в углу, да и замерла, не донеся до лба сложенные в щепоть пальцы.
Вместо иконы к стене была приколочена липовая доска с портретом юной девушки, чёрными штрихами выжженным на мягком дереве.
Девушка на портрете была хороша, словно летящая над озером птица – стремительная и лёгкая, напоённая солнечным светом и ветром. Не отводя глаз, Аня смотрела на неё и не могла насмотреться, а переведя глаза чуть вниз, вздрогнула от ужаса: под прекрасным портретом тяжело покачивались на крюке ржавые кандалы с полурасстёгнутыми браслетами.
– Садись сюда, – резкий голос хозяина оборвал её мысли.
Аня присела на краешек стула, исподволь разглядывая кабинет, с пола до потолка заставленный полками с книгами. Ничего лишнего. Письменный стол с подсвечником, чернильница с медной крышкой, Аня видела такую у лавочника, удобное кресло и самодельная табуретка, как видно, принесённая специально для неё.
– Будешь звать меня Алексей Ильич, – хрипло сказал хозяин, и Аня вдруг увидела, что у него только одна рука. Правая. А вместо другой свисает пустой рукав, заправленный в брючный ремешок.
Он поймал её взгляд и, криво усмехнувшись, пододвинул по столу лист чистой бумаги. Взял в руку перо, обмакнул в чернильницу и плавно вывел на листе крупные буквы. Букв оказалось много. Аня насчитала их тридцать три. Не отрывая глаз, она следила за кончиком пера, недоумевая, зачем хозяин пишет и пишет. Но исписав почти целый лист, он вдруг остановился и сказал:
– Запоминай. Эта буква «аз», эта – «буки», дальше идут «веди», «глаголь» и «добро». Поняла?
Хотя Аня ничего не поняла, она не осмелилась перечить и утверждающе кивнула:
– Да.
Неожиданно Алексей Ильич разозлился:
– Что да? Что да? Повтори, что я сказал!
Единственной рукой он хлопнул по столу так крепко, что чернильница подпрыгнула, а ручка покатилась по бумаге, оставляя брызги чернильных слёз. Отпрянув, как от удара, Аня растерянно залопотала, глядя на свои коленки, обтянутые застиранной юбчонкой:
– Аз, веди, добро…
Она не понимала, зачем хозяин заставляет повторять буквы, написанные на бумаге. Может быть, хочет над ней поиздеваться или посмеяться. Зачем?
Её взгляд медленно переполз с колен на кандалы, и Аню осенило: наверное, это какая-нибудь злая каторжная забава. Не зря Нгуги сказал, что хозяин умалишённый…
Новый окрик заставил её оставить думы и внимательно вглядываться в палец Алексея Ильича, водящий по бумаге:
– Повторяй за мной, бестолочь: аз, буки, веди, глаголь, добро. Аз, буки, веди, глаголь, добро.
Пытка продолжалась до тех пор, пока Аня твёрдо не уяснила название каждой буквы. Когда она вышла из кабинета, чтобы сварить обед, её зубы отбивали мелкую дробь, а руки и ноги тряслись, будто она перестирала бельё у доброй половины деревни.
«Правильно говорила баба Катя – девкам учиться вредно. Теперь понятно, почему грамотных никто замуж не берёт. Кому нужна жена, которой в голову забиты такие глупости, как этот дурацкий алфавит? Хорошей жене что надо? – Она принялась загибать пальцы. – Уметь стряпать, прясть, вязать, шить, на огороде работать, детей растить, за скотиной ходить, косить, снопы вязать, баню топить, холсты белить, чисто убирать, капусту квасить».
Пальцы на руке давно закончились, и Аня подумала, что любой бабе хватит и тех дел, что она назвала, а если это всё справлять, то на чтение времени точно не останется. Хоть разумей она грамоту, хоть нет. Но раз уж хозяин хочет, чтоб она училась – никуда не денешься. А то выгонит вон, как шелудивую собачонку, а себе другую работницу наймёт. Одна надежда, что авось Дикий Барин скоро натешится, наиграется и прекратит её зря учить.
В этот день всё валилось у Ани из рук. Не радовал даже Нгуги, сновавший по дому со скоростью ветра и задорно подмигивающий ей то одним, то другим глазом. Единственно, что доставляло удовольствие – однорукого хозяина она больше не видела. Обед Нгуги отнёс к нему в кабинет, а когда Алексей Ильич прошёл через кухню на улицу, она успела спрятаться за кадушку с водой.
На всякий случай, если вдруг вечером мучитель захочет заставить её повторить буквы, Аня старалась держать азбуку в уме, но буквы быстро выветривались из памяти, расползаясь во все стороны. Они представлялись Анюте диковинными зверюшками, которых надо собрать в
