Любовь по обмену - Елена Сокол
– Вот и правильно, – едва слышно бормочет она.
Зоя
– И я сама предложила ему приударить за нашей пиявкой, – наконец сознаюсь я.
– Не-е-ет, – протягивает Маша.
Мы сидим на стадионе, заняв несколько сидений в самом верхнем ряду. Она вытирает с лица капли воды и громко кашляет. Только собралась попить водички, а тут я на нее эту новость вываливаю.
– Это будет справедливо, Маш. – Кутаюсь в ветровку. После обеда становится прохладно и зябко. – Он свободный парень, нас с ним ничего не связывает. Да, может, есть какая-то симпатия, но я не уверена. Джастин очень общительный, люди к нему тянутся, и он со всеми так общается, как со мной. Так что…
– Не-е-ет, – опять выдает подруга. – Со всеми? Честно? Тогда я должна сообщить, что ты слепа!
На секунду зависаю, выхватив глазами его силуэт из десятка игроков на поле. В футбольной форме он выглядит жилистым, подтянутым и крепким. А как двигается, будто всегда точно знает, куда полетит мяч, и оказывается там в самый нужный момент. Принимает подачи ловко, передает их быстро и четко, в то время как от его партнеров по команде мяч, кажется, отскакивает, как от дерева.
Похоже, я его идеализирую.
– И ты отдаешь такого парня в лапы этой хищницы? И еще думаешь, что это будет правильным решением? – Машка застегивает кожаную куртку под самое горло и трет замерзшие руки. – А что ты будешь чувствовать, когда увидишь их вместе?
– Привыкну.
– Не знаю, – она качает головой, – такой красивый парень, необычный. На вид разгильдяй и наглец, а в общении душка! Девчонки наши часами готовы его слушать. От акцента балдеют. Знаешь, им ведь плевать, сколько бабла у его родителей, гораздо важнее, что он красавчик и обаяшка. А вот Вике нет. Она хоть и предлагает ему себя открыто, но все ходы просчитывает наперед. Если вцепится – ни за что потом не отдаст. Я думала, ты будешь бороться…
– Маш, господи, ты чего? – Складываю ладони вместе. – У меня же есть Слава! Ты все время про него забываешь.
– Ты сама-то давно про него забыла, – ворчит подруга, – только боишься себе в этом признаться. Просто сравни их, Зой. Их сравни между собой. Ответ будет очевиден. И явно не в пользу Славы.
– Маш, я не могу так поступить с ним. Это же Слава. – Мой голос становится похож на едва слышимый писк. – Он любит меня!
Она задумчиво чешет лоб. Хмурится:
– Значит, нужно честно сказать ему, что любишь другого.
– Как? – Мне кажется, что я уменьшаюсь в размерах от страха. – Сказать, что все, что было между нами в течение двух лет, – ничто? Почему? Потому что приехал какой-то парень и за месяц общения я вдруг поняла, что влюбилась? Да я Славе сказала «люблю», наверное, только через год! Когда привыкла к нему, стала доверять.
– Ты сама только что ответила на свой вопрос. – Сурикова закатывает глаза.
– Он вчера так завелся… – Я начинаю вспоминать, и все мое тело привычно покрывается мурашками. Меня колотит. – Увидел этот снимок у Джастина в соцсетях, покраснел, будто в гнездо с шершнями лицо опустил, и давай орать на меня. Я так испугалась, никогда его таким не видела…
– Кричал на тебя? – Маша поворачивается ко мне.
– Слова всякие жуткие говорил… – сглатываю. – А я в таком шоке была, что как мантру повторяла: «Люблю, люблю, я же тебя люблю». Боялась, что он заподозрит что-то. Думала, меня это спасет от его обвинений. Просто врала, чтобы выпутаться… как последняя сволочь! И ненавидела себя за это.
– Зой, ты чего? – Она обхватывает мое лицо руками.
Мне так больно, что горло перехватывает, и дышать становится тяжело.
– Как я могла, Маш? Он все правильно сказал: «Вот какая ты стала!» Когда, Маш? А? Когда я успела стать такой? – всхлипываю. – Смотрю на Джастина, будто до него мужчин не встречала. Как голодная! Обо всем забываю. Он рядом – мне хорошо. Хочу его дико, до боли, до ломоты во всем теле. Всего его хочу – целиком. Ни мозги, ни тело мое мне не подчиняются. А о Славе и не вспоминаю даже…
Чувствую, как горячая слеза скатывается по щеке. В Машкиных глазах читается волнение. Она принимается стирать пальцами влагу с моего лица.
– Тихо, тихо, моя хорошая.
– Нельзя так! Всего за месяц сойти с ума, – зажмуриваюсь. – Нельзя предать того, кто тебе верил. Даже если это любовь. Черт с ней! Мне так стыдно… Пообещала себе вчера, что все это прекратится. Что буду игнорировать его, держаться подальше. Не получается! – тяжело вздыхаю. – Как, скажи мне, можно держаться подальше от него? От него! – киваю в сторону поля. – Я только и думаю сейчас о том, что мы вернемся домой и после ужина будем валяться на диване, учить долбаные тридцать русских слов и хохотать до колик в животе, потому что он будет произносить не «пятка», а «патка». Или весь вечер убьет на то, чтобы просто сказать «хлеб». А потом я уйду в свою комнату и буду молиться, чтобы он не пришел и не позвал меня на крышу, но желать этого так сильно, как ничего и никогда не желала!
– Слушай, я… – начинает Маша.
Но я убираю ее руки со своего лица и начинаю лихорадочно мотать головой:
– Нет, не говори мне ничего! Знаю, что ты скажешь. Не надо.
– Зоя, все равно кому-то будет плохо. Либо одному Славе, либо вам обоим с Джастином. Иначе никак.
– Да откуда ты знаешь? – вытираю вновь выступившие слезы, отворачиваюсь и впиваюсь глазами в зеленое покрытие поля. – Может, ему вообще по барабану? Фло у него там какая-то или Вика! Может, без разницы ему? Я тут раздумываю, а не порушить ли мне стабильные отношения ради этого парня, а он ко мне, может, ничего и не чувствует!
– Чувствует… – говорит она тихо.
Я поворачиваюсь и вижу на ее лице такую растерянность и замешательство, будто подруга знает что-то такое, чего не знаю я.
– Он Диме говорил. Сам. – Машка виновато поджимает губы. – Еще до поездки на «Межкультурный диалог».
– Что именно?
– Не знаю, – похоже, тут она искренна, – Калинин не говорил подробностей. Мы просто обменялись информацией. Кратко…
– Вы что?!
– Зой…
– Ты сказала своему парню, что мне нравится Джастин?! – чуть не подпрыгиваю.
– Вообще-то все не так было, – выпаливает она, уставившись на меня. – Я спросила, зачем он его водкой угощал перед соревнованиями, и он признался, что хотел расслабить парня. Потому и отправил его к тебе в домик тогда ночью, чтобы вы могли поговорить уже наконец. Никто из нас
