Младшая сестра Смерти - Елена Станиславская
— Да, мы ввязываемся в это не для того, чтобы нарушить Гармонию. А чтобы, наоборот, восстановить, — с волнением произносит Ти. — Поэтому никаких убийств.
— Значит, берем в плен, — кивает Миранда. — А дальше?
— А дальше Клим вам подскажет, — мрачно ухмыляется пиковый валет. — Привезем бубен в наш штаб и поучим уму-разуму.
— А что врачи говорят про Венечку? — встреваю я.
— Спорят, накачался он чем-нибудь или у него эпилепсия. — Хосе закатывает глаза. — Ну что, девчата, погнали?
Мы садимся в джип: Миранда за руль, Ти на переднее сиденье, а я, Хосе и Ли назад. Я беспокоюсь, что нам далеко ехать и трефы могут не дождаться — пойти на штурм в одиночку. Но, оказывается, мы не так уж далеко от центра. Быстро пересекаем Петроградский остров, чуть-чуть захватываем Васильевский и выскакиваем к Эрмитажу (длинный темно-ментоловый дворец — это вроде бы он), а дальше летим по какому-то проспекту, пока не выруливаем на набережную Обводного канала. Миранда паркуется, не доезжая до шлагбаума, и скоро рядом останавливается еще одна машина. Из нее выныривает Клим — как всегда, в костюме-тройке и с тростью. Подойдя, он стучит круглым набалдашником в стекло.
Мы вылезаем наружу. Хосе жмет Климу руку. Остальные ограничиваются сухими кивками. Я замечаю, что Хосе и Ли, обнимавшиеся всю дорогу, теперь держатся поодаль. Видимо, они скрывают отношения от пикового короля.
— Так, где трефы? — Миранда смотрит на меня.
Я набираю Грифа с телефона Ли, но сразу сбрасываю, заметив на набережной три знакомые фигуры. У Бруевича на носу черные очки, он еле волочит ноги и сильно шатается — можно подумать, что он пьян. Инна с воинственным видом несет на плече нечто, похожее на биту, только плоскую. У Грифа к поясу прикреплены длинные ножны, из которых торчит крестообразная рукоять меча. Удивительно, как их не остановила полиция.
Я невольно тяну шею, пытаясь среди трех людей разглядеть одного нелюдя, но его нет.
— Господи Исусе, а Грипп-то не обманула. Все отбросы общества собрались вместе! — восклицает Инна.
— Лучше бы сказала «спасибо», — цедит Миранда.
— Да я просто не успела. Спасибо, — улыбается девушка-стихия.
Я замечаю, что у нее пролегли тени под глазами и осунулось лицо. Гриф тоже выглядит неважно: то и дело прижимает ладонь к груди, будто беспокоится, как бы сердце не вывалилось.
— Ну привет, малыш! — Сатир, разумеется, не упускает возможности подкрасться сзади и гаркнуть прямо в ухо. Я подпрыгиваю на месте и, обернувшись, отвешиваю рогатому подзатыльник. Это уже входит в привычку.
— Меч с той стороны? — Клим смотрит на крестообразную рукоять, выглядывающую из ножен Грифа.
— Мой подарок, — с ухмылкой заявляет сатир. — Я очень щедрый с теми, кто не тычет мне кинжалами в глаза.
— А у тебя что? — Гриф бросает взгляд на трость.
Пиковый король тянет за набалдашник, и в свете солнца мерцает тонкое лезвие.
— А это мой подарок, — усмехается Хосе. — Я, наоборот, щедр с теми, кто в случае чего может ткнуть в глаз.
Ли хихикает, прикрыв рот ладонью.
— Напоминаю, что мы никого не убиваем, — волнуется Ти.
Все резко затихают и мрачнеют, вспомнив, зачем мы здесь собрались. Над головами раздается карканье, и я вздрагиваю. Недобрый знак? Надеюсь, что нет. Иногда вороны — это просто вороны.
— Ну что, кто-нибудь толкнет речь? — спрашивает Инна.
— К черту речи, — бросает Клим.
— Подъедем или прогуляемся? — Миранда смотрит на Ти.
— Давайте пешком.
Червы лезут в багажник за свертками.
— Почему вы не носите оружие в ножнах? — интересуется Гриф.
— Не подходит по стилю, — цедит Миранда.
Она запирает машину, и мы устремляемся к заводу. Все распределяются по парам или тройкам: впереди идут Гриф, Инна и Бруевич, потом Клим и Хосе, дальше Миранда, Ли и Ти, а мы с сатиром замыкаем шествие.
— Слышала, ты искал меня ночью. — Я краем глаза наблюдаю за рогатым.
— Да не. Ну полетал чуток по округе. Чаек погонял.
— Да? А я-то хотела отблагодарить тебя за старания, но оказывается, ты ничего не сделал, — притворно вздыхаю.
— Э-э, погоди-ка, малыш, — оживляется сатир. — Я сделал. Реально всю душу вложил!
— У тебя же нет души.
— Вот вечно ты указываешь на мои недостатки и заставляешь комплексовать.
— Комплексовать? Пф! Да ты один сплошной антикомплекс!
— Хм. А вот сейчас было приятно. Чуть-чуть.
В будке опять нет охранника. Мы протискиваемся слева от шлагбаума, и процессия стопорится — никто, кроме меня, не знает, куда идти. Я получаю тычок в спину от сатира и, буквально выпрыгнув вперед, веду остальных за собой.
Сегодня на территории завода особенно безлюдно. Словно вымерли все. Даже собака, напугавшая меня ночью, куда-то запропастилась. Чутье подсказывает мне, что это неспроста.
А вот и нужное здание.
Сатир без лишних указаний превращается в дым, проникает внутрь и открывает дверь. Гуськом мы поднимаемся на третий этаж и заглядываем в жилую секцию. Тут никого нет и царит жуткий бардак. Я точно помню, что вчера здесь было гораздо чище и аккуратнее.
— Понятно, бубны свалили. — В голосе Хосе слышится облегчение. — Собирались в спешке.
— Погоди. Они могут быть в галерее, — отвечает Гриф. — Кстати, держите в уме одну важную вещь. Бубны считают себя художниками. В широком смысле. Так что нас может ждать представление.
— Вот уж правда: «художники» от слова «худо», — замечает Инна.
Мы высыпаем на лестницу и идем вверх.
Сейчас галерея кажется огромной и раскаленной из-за падающих из окон золотых лучей солнца. Здесь пусто. Совсем. Кровавые портреты не лежат на полу, а вместо картин на стене — лишь следы рам. Хотя кое-чем галерея все-таки наполнена. Гулкой тишиной. Мне чудится, что она надвигается на нас. Катится, как волна, готовая в любой момент обрушиться сверху и лишить дыхания. Меня охватывает паника. Я понимаю, что не должна находиться тут. Никто не должен. Рядом со мной стоит Ти, и я вижу, как она бледнеет и трет кулаком грудь.
Только сейчас я осознаю, что у меня нет никакого оружия. Как же я собираюсь сражаться с бубнами? Что я вообще здесь делаю? Мне остается лишь одно: вцепиться ногтями в предплечье.
Тишина взрывается звоном стекол, и в нашу сторону градом летят осколки.
— Бежим! — кричат несколько голосов.
Галерею стремительно наполняет дым. Глаза щиплет. Я шарахаюсь из стороны в сторону, вмиг потеряв всех, кто был рядом. Дезориентация и внезапное одиночество раздувают панику, как огонь. Желудок завязывается в узел, ноги превращаются в желе. Позвать бы сатира, но страшно разинуть рот.
Дым, кругом один дым.
На плечо обрушивается тяжелая рука — и каждая клетка моего тела кричит от ужаса. Резко оборачиваюсь. Фу-у-ф, всего лишь Клим. Не думала, что настанет момент, когда я буду рада видеть
