Искусство наследования секретов - Барбара О'Нил
– На свидании за ужином?
– Да.
– А я в тот самый день порвала с Грантом.
– Помню, – Самир остановился перед моим домом. – Увидимся утром.
Мне пришлось собрать в кулак все остатки своей воли, чтобы спокойно открыть дверцу и вылезти из машины:
– Пока!
Пока я ставила чайник, позвонил бухгалтер графа. Очень вежливый. Он выслушал меня и попросил отправить ему в офис по факсу все бумаги. А сам пообещал прислать мне на электронную почту формуляр разрешения на общение с Хавером. Я должна была его заполнить и тоже отослать ему по факсу.
– Вам нужно будет также позвонить Хаверу и поставить его в известность о наших намерениях. Сомневаюсь, что это его обрадует.
– Нет, конечно, уверена, – я посмотрела на часы: «Неужели только половина четвертого?» – Я сделаю все, что вы сказали, сегодня же вечером. – занятие не из приятных, но раз мне нужно было высвободить откуда-то деньги, я должна была сделать все, что могла. – Я постараюсь найти где-то факс.
– Вы в Сент-Айвз-Кроссе?
– Да.
– Факс имеется в библиотеке.
– Спасибо.
Я неохотно выключила чайник и снова сунула ноги в сапоги. Собрала все нужные бумаги и снова поплелась из дома в ненастье. На главной улице было пустынно и тихо. И по лужам до офиса Хавера я хлюпала одна. Переулок, в котором находилась его контора, был настолько узким, что мне пришлось сложить зонт. И к тому моменту, как я подошла к его двери, мои волосы превратились в бесформенную мокрую массу.
Из-за угла вышла миссис Уэллс:
– О, здравствуйте, леди Шоу! Что привело вас к нам в такой ужасный день?
Дождь уже стекал с волос мне на нос:
– Я хотела известить вас о том, что по совету графа Марсвика наняла бухгалтера, который свяжется с господином Хавером для получения дополнительной информации.
– Это правда? – тон секретарши стал ледяным.
– А что, это проблема? – так же холодно поинтересовалась я.
– Нет, миледи. Конечно, нет.
– Так вы предупредите господина Хавера?
– Да.
– Благодарю.
В библиотеке я простояла возле факса, скармливая ему бумаги одну за другой, целую вечность. Так мне показалось. «Лишь бы это принесло хоть какую-то пользу!» – утешила себя я.
Закончив, я глянула на часы. До закрытия библиотеки оставалось полчаса, и я направилась к уже знакомому мне аппарату для изготовления микрофиш. Дежурная библиотекарша, естественно, узнала меня и поприветствовала по имени:
– Чем сегодня могу вам помочь?
– Мне нужны все газеты за лето 1975-го года.
– А-а… О девушке? Мы уже прослышали о страшной находке.
– Пока еще неизвестно, чьи это останки. Мне просто хочется выяснить подробности той истории.
Я уже знала, что Санви пропала в конце июля. Поэтому стала просматривать газетные выпуски за период с конца июля по начало августа. Газета выходила раз в неделю, и мне не потребовалось много времени, чтобы найти первое упоминание о Санви 6 августа 1975-го года.
ПРОПАЛА ДЕВУШКА
Родители Санви Малакар сообщили об исчезновении своей пятнадцатилетней дочери, ученицы средней школы Сент-Айвз-Кросса. Последний раз ее видели в субботу: после обеда Санви пошла на рынок. По словам родителей, она училась хорошо, и бойфренда у нее не было.
Я просмотрела три следующих номера газеты, но упоминаний о Санви нигде не нашла. Там были заметки о светских приемах и ужинах, о потерявшейся собаке и лучших способах консервирования персиков, но ни слова об исчезнувшей пятнадцатилетней девушке. «Интересно, а если бы пропал белый, а не цветной ребенок, все было бы по-другому?» Стоило мне этим озадачиться, и на душе стало грустно. Интуитивно я подозревала, что права.
А потом я подумала: «А как отец Самира воспринял известие об обнаружении останков, которые могли принадлежать его сестре?» Наверняка, оно разбередило его старую рану. Оставалось только уповать на то, что правда о Санви однажды выйдет наружу.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
В тот день, когда мама заболела, мы проснулись, как обычно. Я сварила кофе в ее капельной кофеварке, заменить которую я никак не могла уговорить маму, несмотря на многочисленные попытки убедить ее в преимуществах френч-пресса. В окно на кухне я увидела соседскую кошку, устроившуюся на столе во внутреннем дворике и лениво помахивавшую хостом под рассеянными лучами октябрьского солнца. Потом услышала, как поднялась мама. Она покашливала, что для человека, курившего без малого пятьдесят лет, было в порядке вещей. И я не придала этому значения. Мама сама – в бледно-розовом халате и белых шлепанцах – вышла во дворик, чтобы выкурить сигарету. Она всегда была худой, но за последний год усохла еще больше и стала походить на бледную тень. Я высунула голову из окна:
– Будешь на завтрак овсяную кашу? Я вчера купила немного голубики.
– С удовольствием, моя дорогая, – улыбнулась мама в ответ. – Мне нравится все, что ты готовишь.
Я тогда еще не знала, что этот наш последний разговор. И лишь минут через двенадцать – пятнадцать сообразила, что мама упала там, во дворике. К тому моменту, как я к ней подбежала, мама уже была без сознания. Потом я еще долго – в течение полугода – вспоминала этот миг всякий раз, когда варила овсяную кашу. Возможно, мне вообще его не забыть.
Сегодняшний день тоже начался обычно.
Я приготовила себе на завтрак овсянку, пытаясь согреться в своей маленькой, пропитанной сыростью квартире. Дождь начал затихать, но еще сыпал с неба мелкой и холодной для мая моросью. И я натянула один из моих любимых свитеров – мягкий, бирюзовый, рыхлой вязки с вкраплениями золотистой нити. Конечно, глупо было надевать такую вещь для осмотра пыльной спальни Виолетты, но мне показалось это правильным. Мне почему-то захотелось уподобиться бабушке, проявить ее дух, показать, что мы с ней из одного теста и одного склада.
Хотя я из-за этого мгновенно ощутила вину. Ведь маме не хотелось, чтобы я походила на бабушку? Или нет? Знать бы наверняка! Как бы там ни было, но мне в каком-то смысле повезло – я была избавлена от необходимости угождать и маме, и бабушке.
Хотя, уж если начистоту, то мне хотелось бы, чтобы у меня была возможность это попробовать.
Раздался стук в дверь, и когда я ее открыла, Самир держал в руке бумажный стаканчик с какой-то жидкостью. Его волосы были мокрыми, как будто он только что вышел из душа. И пахло от него апельсиновой цедрой и пачули, к аромату которых примешивались еще сотни других ноток.
– Ты чудесно пахнешь.
Парень приподнял рукав, поднес мне
