Жена врага - Юлия Булл
– Хорошо, что мы делаем сейчас? Ганс? Мы должны ведь что-то делать?
– Да, нам надо идти.
Я взяла дочку на руки и увидела, как она смотрит на меня полузакрытыми глазами. Я потрогала лоб, он был горячий. Видимо, в машине ее продуло и она простыла. Амалия не плакала, просто хрипела и была обессилена. Не зная, что делать, и не имея лекарств, я просто укутала малышку, и мы направились по заранее обдуманному Гансом маршруту.
Увидев кого-то на горизонте, Ганс затолкал меня быстро в подъезд, где мы укрылись под лестницей. Малышке становилось хуже, и она капризничала, но из-за отсутствия сил плач свой прекращала и продолжала просто тяжело дышать.
Выждав время, мы вышли на улицу и снова отправились в путь. Ганс посмотрел на дочь, а после коснулся ее щеки и лба.
– Мари, нам надо помочь малышке. У нее сильный жар.
– Знаю, думаешь, я не вижу и не понимаю? Ты можешь что-то сделать?
– Здесь недалеко есть приют, точнее, приемный покой для младенцев.
– Что? Какой еще приют? Я не собираюсь отдавать своего ребенка в приют.
– Это не навсегда. Ей просто помогут. Я потом заберу. Всего на один день, Мари. Нельзя рисковать.
– Нет. Я не отдам. Мы же можем взять лекарство в аптеке? Ведь можем?
– Все закрыто. Ты же видишь, что происходит. Люди покидают свои дома. Ваша армия близко.
– Раз близко, значит, многих эвакуируют, в том числе и приют.
– Мы находимся в ловушке, люди пытаются бежать в ближайшие районы, на соседние земли. Но и там скоро будет враг. Все кончено, Мари, понимаешь?
– А как же мы? Что будет с нами?
– Я пока не знаю. Я не знаю, но нам необходимо укрытие.
– Ты нас бросишь?
– Что ты такое говоришь, нет, конечно. Не одержав победу, наша страна и наша нация не исчезнут, мы будем жить в Германии, вместе.
– У меня сын. Ты забыл? Там, на Родине.
– Мы решим все. Но потом. Сейчас нам надо помочь малышке. У нее документы, примут без проблем. Я отец, а это моя дочь. Это не навсегда, лишь только на сутки. Надо торопиться.
Я согласилась на то, что Ганс отдаст дочку врачам из приюта. Я ожидала его в соседнем доме, обливаясь слезами. Я не желала своей дочке смерти, но очередное расставание с ребенком мне давалось нелегко. Про себя я проговаривала одну и ту же фразу, что все будет хорошо, надо лишь набраться терпения и включить голову. Ганса долго не было, и мне от этого становилось не по себе, и я еще больше начинала нервничать.
Услышав, как стукнула входная дверь в парадной, я выглянула и увидела Ганса. Он прижал меня к себе и виноватым голосом произнес:
– Прости, что так все вышло. Прости, родная. Поплачь. Ты так редко это делаешь. Всегда держишь в себе. Ты у меня такая сильная. Ты очень сильная. Сколько же тебе всего пришлось пережить. Еще и я.
– Что ты? Не говори так. Я люблю тебя. Я всегда жду, когда могу тебя коснуться. Я так люблю твое тепло. Я научилась ждать и готова к любым испытаниям! К любым, я все выдержу, только бы не расставаться больше с тобой никогда!
– Когда все закончится, мы не будем расставаться ни на минуту. Мы будем всегда вместе. Обещаю тебе! Кроме тебя мне никто не нужен, только ты! Моя, ты помнишь об этом, что ты моя?
– Да… помню, я только твоя…
Ночь мы провели на чердаке дома. Сквозь сон я слышала, что идут бои где-то. Но не понимала, как близко или далеко все происходит. На улице все время стоял звук сирены и шло предупреждение о том, что жителям рекомендуют отправиться в бомбоубежище. Мы с Гансом это сделать не могли. Он в военной форме и по факту уже считался дезертиром. А я вообще не знала, кто я. И кем мне быть. С документами на немецкое имя или я все же еще русская женщина? Ганс лежал с закрытыми глазами, сквозь темноту я рассматривала его профиль и думала о детях. Какая я мать непутевая, что за судьбу уготовила для своих детей. Юра, который ни в чем не виноват, сын врага народа и бывшей заключенной. Дочь, у которой родители враги, но не по своей воле.
Я не могла выносить всех мыслей в голове и заставила себя уснуть. Но тут же проснулась от грохота. Вскочив, посмотрела по сторонам, рядом Ганса не было. Я поднялась и пошла его искать. Как только увидела его, приблизилась и спросила:
– Что это было?
– Наши взрывают.
– Что взрывают?
– Все, что может обернуться против них, когда начнется правосудие.
– А как же Амалия? Мы ее когда заберем?
– Мы ее заберем, Мари. Пока надо оставаться здесь.
– Долго мы не протянем. Тем более без еды. Вода с водосточных труб, а вот продукты, где их брать?
– Я сейчас спущусь в квартиры. Хотя сомневаюсь найти что-то. Но все же.
– А с тобой нельзя?
– Ты такая смешная у меня. Если нас застанут двоих, не есть хорошо. Нас двоих арестуют. Жди меня здесь.
И снова мучительное время в ожидании. Я села в дальний угол, прижав колени к себе, и стала ждать. Слезы текли от жалости к себе, мне показалось, что я даже есть не хотела, но понимала, что вот уже двое суток без еды.
Ганс раздобыл для нас продукты. Выходить на улицу было нельзя, и мы оставались в укрытии. Звуки орудий раздавались все чаще, и мне казалось, они приближались все ближе. Их становилось отчетливее слышно. От этого делалось еще страшнее.
Я задремала. Сквозь сон услышала голоса. Ганс тоже услышал и сразу же посмотрел на меня, после чего тихо встал и направился к выходу, чтобы послушать. Я услышала где-то там, в глуши, до боли знакомую русскую речь. Это были военные Красной армии.
Надо было уходить, но куда и как? Мы находились в ловушке. Ганс посмотрел на меня, а я на него. Я не понимала, что происходит, и мне, как никогда, вдруг просто захотелось умереть. На мгновение представила, как в меня пустят автоматную очередь и тогда мне станет легче, все перестанет болеть, мой мозг перестанет думать, моя душа успокоится.
Мы стали тихо пробираться к лестнице, чтобы попробовать спуститься на этаж. Речь чуть поутихла, видимо осмотрев быстро квартиры на этажах, солдаты Красной армии стали обследовать следующее крыло дома. Мы с Гансом миновали все этажи и направились к черному выходу с другой стороны от парадного. Выглянув немного в щель двери, Ганс обернулся и приуныл. Я посмотрела на улицу и все поняла. Везде были наши.
– Ганс, а может, нам сдаться? Нас ведь не убьют?
– Мари, я офицер.
– Извини. Но я подумала, так мы спасемся.
– Мы и так спасемся. Если Германия капитулировала, то я…
Не успев договорить, Ганс резко обернулся, по инерции схватился за пистолет и, не успев поднять руку, тут же упал в дверной проем от выстрела автомата русского солдата.
Я в состоянии, словно мне снится кошмар, пыталась закричать во все горло, но продолжала стоять беззвучно. Я почувствовала собственный пульс, он бил по рукам и ногам, вискам, все мое тело испытывало учащенные удары. Уши заложило, лишь только звон внутри стоял. Слезы наполнили мои глаза, и передо мной все стало словно в тумане. Все плыло и внутри горело. Голова закружилась, и я подкосилась.
– Эй, фрау, или как там вас. Эй! Вы меня слышите? Как там на немецком? Черт побери. Женщина, вы меня слышите? – мужчина в форме обращался ко мне, чуть приблизившись.
Я упала на колени перед Гансом и закричала во все горло на русском: «Не-е-е-е-ет!!!!»
– Да ты наша, что ли? Все хорошо. Тебе ничего не угрожает. Слышишь? Пойдем, все хорошо. Эй, народ, кто-нибудь, тут девушка, из наших по ходу!
Он все говорил и говорил, а у меня просто словно челюсть свело, я захлебывалась слезами.
