Лонг-Айленд - Колм Тойбин
Прежде чем повернуть обратно, Эйлиш постояла немного, глядя на море. Джим ждал, стоя у нее за спиной.
– Я не хочу нести ответственность, если ты вырвешь себя из этой почвы с корнями, а потом, возможно, будешь жалеть, – промолвила Эйлиш. – Тебе пришлось бы жить вдали от всех друзей, от всего на свете.
Джим подумал, Эйлиш хочет, чтобы он жил с ней в доме, который она купит.
– Я бы сдал паб в аренду Шейну и Колетт, – сказал он. – Разумеется, я еще ничего с ними не обсуждал, но уверен, они будут счастливы.
– А чем бы ты занимался в Америке?
– Понятия не имею. Кто даст мне работу? Я ничего не знаю ни о визах, ни о способах легализоваться.
– Мой деверь юрист, и я с удовольствием попрошу его найти того, кто разбирается в этом вопросе.
– Когда?
– Я тебе напишу.
– Ты хочешь, чтобы я еще подождал, но не говоришь сколько.
Эйлиш не ответила.
– Меня это не устраивает, – сказал Джим. – Прости. Я бы все время беспокоился, что больше никогда о тебе не услышу.
– Но чего же ты хочешь?
– Я хочу переехать в Нью-Йорк как можно скорее.
– Я не смогу быть с тобой рядом.
– Мы хотя бы сможем видеться. А потом, постепенно…
Эйлиш подошла к кромке воды.
– Там, где я живу, на Лонг-Айленде, – сказала она, – видишь ли, там очень тихо, это такая окраина. Не город и даже не деревня, как у нас.
– Я мог бы жить где-нибудь еще и видеться с тобой, когда ты будешь свободна.
С обрыва донесся шум, они подняли головы и увидели ссорящихся ворон.
– Мне придется много времени уделять детям и работе.
– Поначалу, – сказал Джим, – мы могли бы видеться раз в неделю. Скажем, по воскресеньям.
Эйлиш вздохнула:
– Я живу на огороженном участке, где стоят рядом четыре дома. У семей двух братьев Тони по дому, а еще дом моих свекра и свекрови. Поначалу это казалось грандиозным планом. Замечательное место для детей. Очень безопасное. Но для меня это не стало правильным выбором.
– И поэтому ты…
– Нет, были и другие причины. Но для меня жизненно важно, чтобы, если я уйду, им было не в чем меня упрекнуть. Во всем, что случилось, виноваты только они. И Тони.
– А ты ни в чем не виновата?
– Ни в чем.
– А если ты вернешься в Америку вместе со мной, это будет уже не так?
– Ты же меня понимаешь. Не говоря о том, что это будет иметь значение при разводе.
– Эйлиш, я не могу просто сидеть и ждать от тебя знака. Решение нужно принять не откладывая. Прямо сейчас.
– А ты отдаешь себе отчет, что тебе придется провести в одиночестве месяцы, целую зиму, и я не смогу с тобой часто видеться, возможно, даже звонить тебе по телефону не смогу? Это совсем непросто устроить.
– Здесь мне будет еще труднее, если я все время буду беспокоиться, что ты больше не выйдешь на связь.
– Мы говорим всем, что ты случайно оказался в Нью-Йорке и мы случайно столкнулись на улице. Ты одинок, я одинока, мы начали встречаться. Это моя версия. А твоя?
– Я всегда хотел посетить Нью-Йорк и пожить там какое-то время. Не думаю, что люди на это купятся. Но когда меня не будет полгода, обо мне здесь просто забудут.
– Может быть, я дам тебе адрес и телефон мастерской. И буду писать тебе оттуда. Но моего босса трудно провести, к тому же он дружит с отцом Тони. Может быть, я могла бы приходить на работу пораньше и мы говорили бы по телефону.
Джим задумался. Она начинала вдаваться в детали, так и не ответив ему, когда он должен приехать. Он решил сменить тему:
– А что сделал Тони… что сделал твой муж? Я хочу сказать, что пошло не так?
– У него ребенок от другой женщины. Он работал у нее в доме.
– И он до сих пор с ней?
– Нет, но он не бросил ребенка и перевез его в дом своей матери.
– Но не ее же саму?
– Нет, только ребенка. Но разве этого мало?
Они миновали Нокнесиллог и приближались к Кушу.
– Выходит, примерно в это же время в следующем году или даже раньше, – начал он, – мы будем жить вместе на Лонг-Айленде и планировать свадьбу?
– Это вполне можно считать планом.
Джим поцеловал Эйлиш и огляделся. Беспокоиться о том, что их кто-то увидит, сейчас казалось ему смешным. Джим поцеловал ее снова.
– Могу я узнать, ты меня любишь? – спросил он.
– Иначе бы меня здесь не было.
– Ты можешь произнести это вслух?
– Могу.
Они стояли у кромки воды. Посмотрев на часы, Джим обнаружил, что уже половина второго.
– Я обещал Шейну вернуться к двум. Он присматривает за крепостью в мое отсутствие.
– Так ступай вперед, – сказала она. – И не забудь свои ботинки.
– Я увижу тебя перед отъездом?
– Да, я тебе позвоню. Я научилась нажимать на кнопку.
– Так это была ты? Я догадался.
– Я струсила.
– А ты не можешь струсить еще раз? И оставить мне записку, что передумала?
– Нет, обещаю, это больше не повторится.
Часть седьмая
1
– Я в Ферне, можно сказать – почти в Эннискорти, – раздался мужской голос. – Буду через полчаса.
Нэнси познакомилась с Бердси, когда тот убедил Джорджа поставить в лавке морозильник и продавать замороженные продукты. Бердси нравилось торговать новыми товарами, и он настаивал, что скоро горошек и рыбные палочки будут продаваться лучше свежего хлеба.
– Люди хотят нового, того, что рекламируют по телевизору.
Когда на Рафтер-стрит открылся сетевой магазин «Даннс», Бердси первым предупредил Нэнси, что ее дела плохи.
– Ты не сможешь с ними конкурировать.
– И что мне делать? – спросила она. – Закрыться?
– Да, рано или поздно тебе придется закрыться. Прости, что говорю тебе об этом.
– И что теперь делать?
– Всегда есть варианты, хозяюшка, всегда есть варианты.
– Я не вижу ни одного.
Две недели спустя Бердси пришел к ней с планом.
– Мы поможем тебе открыть закусочную, если будешь использовать наши продукты, которые при любом раскладе лучшие. Все поставляется готовым и в упаковке: рыба, картошка, бургеры. Все замороженное. И я тебе гарантирую, ты не останешься в убытке.
– Так почему бы всем не открыть такие закусочные?
– Потому что не у всех есть помещение на главной площади маленького города.
Нэнси ни с кем не советовалась. И когда брала деньги в Кредитном союзе, сказала, что они для лавки и помещений над лавкой. Про закусочную она даже не упомянула.
Когда она открылась, каждые две недели Бердси приезжал взять заказ. Она наверху готовила ему чай с сэндвичем. По размеру заказа он понимал, что дела у нее идут в гору.
– Ты оказалась самой храброй. Любой другой сначала разорился бы, а потом уже решился что-то менять. По всей стране бакалейные
