Василий Жуковский - Том 4. Одиссея. Проза. Статьи

Песнь семнадцатая

Тридцать осьмой день

Телемах уходит в город, повелев Евмею проводить туда и своего гостя. Встреченный радостно матерью и домашними, он потом идет на площадь и приводит оттуда с собою Феоклимена. Пенелопа расспрашивает его о том, что с ним было во время путешествия; Феоклимен пророчествует ей возвращение Одиссея. Тем временем Евмей отправляется с Одиссеем в город; дорогою встречают они Меланфия, который их обоих оскорбляет. Пришед к своему дому, Одиссей видит на дворе свою старую собаку, которая, узнавши его, умирает. Он входит в пировую палату, просит милостыни у женихов; Антиной, ругаясь им, бросает в него скамейкой. Пенелопа зовет его к себе, желая расспросить об Одиссее; он обещается прийти к ней ввечеру.

Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос.Сын Одиссеев, любезный богам, Телемах благородный,К светлым ногам привязав золотые сандалии, в рукуВзял боевое копье, заощренное медью, которымЛовко владел, и, готовый в дорогу, сказал свинопасу:«В город иду я, отец, чтоб утешить свиданьем со мноюМилую мать: без сомненья, дотоле крушиться и горькоПлакать она, безутешная, будет, пока не увидитСына своими глазами; тебе же, Евмей, поручаюЭтого странника; в город поди с ним, дабы подаяньемМог он себя прокормить; там подаст, кто захочет,Хлеба ему иль вина. Мне нельзя на свое попеченьеВсякого нищего брать; и своих уж забот мне довольно;Если же этим обидится твой чужеземец, тем хужеБудет ему самому; я люблю говорить откровенно».Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:«Здесь неохотно и сам бы я, друг, согласился остаться;Нашему брату обед добывать подаянием легчеВ городе, нежели в поле: там каждый дает нам, что хочет.Мне ж не по летам смотреть за скотиной и всякую службуС тяжким трудом отправлять, пастухам повинуяся. ДобрыйПуть, мой прекрасный; меня же проводит хозяин, когда яЗдесь у огня посогреюсь, когда на дворе потеплеет;В рубище этом мне холодно; тело насквозь проницаетУтренник резкий; до города ж, вы говорите, не близко».Так отвечал Одиссей. Телемах благородный поспешнымШагом пошел со двора, и недоброе в мыслях готовилОн женихам. Наконец он пришел беспрепятственно в дом свой.Там, боевое копье прислонивши к высокой колонне,Он через двери высокий порог перешел и увиделПервую в доме усердную няню свою Евриклею:Мягкие клала на стулья овчины старушка. ПотокомСлез облилася, увидя его, Евриклея; и скороВсе собрались Одиссеева дома рабыни; и с плачемГолову, плечи и руки они у него лобызали.Вышла разумная тут из покоев своих Пенелопа,Светлым лицом с золотой Афродитой, с младой АртемидойСходная; сына она обняла и с любовию нежнойСветлые очи, и руки, и голову стала, рыдаяГромко, ему целовать и крылатое бросила слово:«Ты ль, ненаглядный мой, милый мой сын, возвратился? Тебя яВидеть уже не надеялась боле, отплывшего в ПилосТайно, со мной не простясь, чтоб узнать об отце отдаленном.Все расскажи мне теперь по порядку, что видел, что слышал».Ласково ей отвечал рассудительный сын Одиссеев:«Милая мать, не печаль мне души и тревоги напраснойВ грудь не вливай мне, спасенному чудно от гибели верной;Но, сотворив омовенье и чистой облекшись одеждой,Вместе с рабынями в верхний покой свой поди и с молитвойТам обещание дай принести гекатомбу бессмертным,Если врагов наказать нам поможет Зевес Олимпиец.Сам я на площадь пойду, чтоб позвать чужеземца, которыйНыне со мною, когда возвращался я, прибыл в Итаку:Вместе с моими людьми он сюда наперед был отправлен;В город его проводить поручил я Пирею, дабы онВ доме его подождал моего возвращения с поля».Так говорил он, и слово его не промчалося мимоСлуха царицы. Омывшись и чистой облекшись одеждой,Вечным богам обещала она принести гекатомбу,Если врагов наказать им поможет Зевес Олимпиец.Тою порой Телемах из высокого царского домаВышел с копьем; две лихие за ним побежали собаки;Образ его несказанной красой озарила АфинаТак, что дивилися люди, его подходящего видя.Все вкруг него собрались женихи многобуйные; каждыйДоброе с ним говорил, замышляя недоброе в сердце.Скоро, от их многолюдной толпы отделясь, подошел онК месту, где Ментор сидел и при нем Антифат с Алиферсом,В сердце своем сохранившие верность царю Одиссею.Севши близ них, о себе он им все рассказал, что случилось.Скоро явился Пирей-копьевержец, и Феоклимен с нимВместе пришел, погулявши по улицам города; не былДолго к нему Телемах без вниманья; к нему подошел он.Первое слово сказал тут Пирей Одиссееву сыну:«В дом мой пошли, Телемах благородный, невольниц, чтоб взялиТам все подарки, которые ты получил от Атрида».Так, отвечая Пирею, сказал Телемах богоравный:«Нам неизвестно, мой верный Пирей, чем окончится дело;Если в жилище моем женихами надменными тайноБуду убит я, они все имущество наше разделят;Лучше тогда, чтоб твоим, а не их те подарки наследствомБыли; но если на них обратится губящая Кера —Все мне, веселому, сам веселящийся, в дом принесешь ты».Кончив, повел за собою он многострадавшего гостяВ дом свой, и скоро туда беспрепятственно прибыли оба.Там, положивши на кресла и стулья свои все одежды,Начали в гладких купальнях они омываться. Когда жеИх и омыла и чистым елеем натерла рабыня,В тонких хитонах, облекшись в косматые мантии, обаВышед из гладких купален, они поместились на стульях.Тут принесла на лохани серебряной руки умыть имПолный студеной воды золотой рукомойник рабыня,Гладкий потом пододвинула стол; на него положилаХлеб домовитая ключница с разным съестным, из запасаВыданным ею охотно, чтоб пищей они насладились.Против же них, невдали от двухстворных дверей, ПенелопаВ креслах за пряжей сидела и топкие нити сучила.Подняли руки они к приготовленной пище; когда жеБыл удовольствован голод их сладкой едой, Пенелопа,Старца Икария дочь многоумная, сыну сказала:«Видно, мне лучше на верх мой уйти и лежать одинокоТам на постели, печалью перестланной, горьким потокомСлез обливаемой с самых тех пор, как в далекую ТроюМстить за Атрида пошел Одиссей, — ты, я вижу, не хочешь,Прежде чем здесь женихи многобуйные вновь соберутся,Мне рассказать, что узнал об отце: возвратился ль он, жив ли?» —«Милая мать, — отвечал рассудительный сын Одиссеев, —Слушай, я все расскажу, ничего от тебя не скрывая.Прежде мы прибыли в Пилос, где пастырь людей многославныйНестор меня в благолепно-устроенном принял жилище,Принял так нежно, как сына отец принимает, когда онВ дом возвращается, долго напрасно им жданный; так НесторСам и его сыновья многославные были со мноюЛасковы. Но об отце ничего рассказать он не мог мне;Жив ли, скитается ль где на земле иль погиб уж, об этомСлухов к нему не дошло. К Менелаю Атриду меня он,Дав мне коней с колесницею кованой, в Спарту отправил.Там я увидел Елену Аргивскую, многих ахеян,Многих троян погубившую, волей богов всемогущих.Царь Менелай, вызыватель в сраженье, спросил, за какоюНуждою прибыл к нему я в божественный град Лакедемон?Все рассказал я подробно ему, ничего не скрывая.Так на мои мне слова отвечал Менелай златовласый:„О безрассудные! Мужа могучего брачное ложе,Сами бессильные, мыслят они захватить произвольно!Если бы в темном лесу у великого льва в логовищеЛань однодневных, сосущих птенцов положила, сама жеСтала по горным лесам, по глубоким, травою обильнымДолам бродить и обратно бы лев прибежал в логовище —Разом бы страшная участь птенцов беспомощных постигла;Страшная участь постигнет и их от руки Одиссея.Если б, — о Дий Громовержец! о Феб Аполлон! о Афина! —В виде таком, как в Лесбосе, обильно людьми населенном, —Где, с силачом Филомиледом выступив в бой рукопашный,Он опрокинул врага на великую радость ахейцам, —Если бы в виде таком женихам Одиссей вдруг явился,Сделался б брак им, судьбой неизбежной постигнутым, горек.То же, о чем ты, меня вопрошая, услышать желаешь,Я расскажу откровенно, и мною обманут не будешь;Что самому возвестил мне морской проницательный старец,То и тебе я открою, чтоб мог ты всю истину ведать.Видел его на далеком он острове, льющего слезыВ светлом жилище Калипсо, богини богинь, произвольноИм овладевшей; и путь для него уничтожен возвратный:Нет корабля, ни людей мореходных, с которыми мог быОн безопасно пройти по хребту многоводного моря“.Вот что сказал мне Атрид Менелай, вызыватель в сраженье.Спарту покинув, я поплыл назад, и послали попутныйВетер нам боги — в отечество милое нас проводил он».Кончил рассказ Телемах: взволновалась душа Пенелопы.Феоклимен богоравный тогда ей сказал: «Не крушися,Многоразумная старца Икария дочь, Пенелопа,Знает не все он; теперь на мое обратися вниманьемСлово: я то, что случиться должно, предскажу вам наверно;Сам же Зевесом-отцом, гостелюбною вашей трапезой,Также святым очагом Одиссеева дома клянусяВ том, что в отечестве милом уже Одиссей, что сокрыт онГде-нибудь в доме иль ходит, незнаемый, все узнаваяЗдесь, и беду женихам неизбежную в мыслях готовит.Вещая птица, которую видел вблизи корабля я,То мне открыла, и все я тогда ж объявил Телемаху».Феоклимену разумная так отвечала царица:«Если твое предсказание, гость чужеземный, свершится,Будешь от нас угощен ты как друг и дарами осыпанСтоль изобильно, что счастью такому все будут дивиться».Так говорили о многом они, собеседуя сладко.Тою порой женихи в Одиссеевом доме бросаньемДисков и дротиков острых себя забавляли, собравшисьВсе на мощеном дворе, где бывали их шумные игры.Но когда отовсюду с полей на обед им пригналиМелкий скот пастухи, приводившие к ним ежедневноКоз и баранов, их кликнул глашатай Медонт; был любимецОн женихов, и вседневно к столу их его приглашали.«Юноши, — он им сказал, — вы играли довольно; войдитеВ дом, и начнем наш обед совокупною силой готовить:Знаете сами, что вовремя пища нам вдвое вкуснее».Так он сказал им. Они, покоряся его приглашенью,Встали и к дому пошли всей толпою; когда же вступилиВ дом, положивши на гладкие кресла и стулья одежды,Начали крупных баранов, откормленных коз и огромных,Жиром налитых свиней убивать; был зарезан и тучныйБык. И за стряпанье все принялися они. Той пороюВ город идти с Одиссеем Евмей собрался; и, готовыйВ путь, он сказал наконец, обратяся к Лаэртову сыну:«Добрый мой гость, ты желаешь, чтоб нынче ж тебя проводил яВ город, как нам повелел господин мой, — сказать откровенно,Лучше хотел бы я сторожем дома тебя здесь оставить;Но приказанья боюсь не исполнить; бранить господин мойБудет за это меня; а господская брань неприятна.Время, однако, идти нам; уж боле прошло половиныДня; с наступлением вечера холод пронзителен будет».Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:«Знаю, все знаю, и все мне понятно, и все, как желаешь,Точно исполню; пойдем же, и будь ты моим провожатым.Только сыщи мне какой бы то ни было посох, чтоб мог яЧем подпираться: дорога столь трудная, слышно, что шеюМожно сломить». Так сказав, на плеча он набросил котомку,Всю в заплатах, висевшую вместо ремня на веревке.Дал ему в руки Евмей суковатую палку; и обаВместе пошли, пастухов и собак сторожами оставивДома. И в город повел свинопас своего господинаВ образе хилого старца, который чуть шел, подпираясьПосохом, рубище в жалких лохмотьях набросив на плечи.Тихо идя каменистой, негладкой тропой, напоследокК городу близко они подошли. Находился там светлыйКлюч; обложен был он камнем, и брали в нем граждане воду.В старое время Итак, Нерион и Поликтор прекрасныйСоздали там водоем; окружен он был рощею темныхОльх, над водою растущих; и падал студеной струеюКлюч в водоем со скалы, на вершине которой воздвигнутНимфам алтарь был; всегда приносили там путники жертву.Там козовод повстречался им — сын Долионов Меланфий;Коз, меж отборными взятых из стада, откормленных жирно,В город он гнал женихам на обед; с ним товарищей двоеВыло. Увидя идущих, он начал ругаться, и громкоИх поносил, и разгневал в груди Одиссеевой сердце.«Подлинно здесь негодяй негодяя ведет, — говорил он, —Права пословица: равного с равным бессмертные сводят.Ты, свинопас бестолковый, куда путешествуешь с этимНищим, столов обирателем, грязным бродягой, который,Стоя в дверях, неопрятные плечи об притолку чешет,Крохи одни, не мечи, не котлы получая в подарок.Мог бы у нас он, когда бы его к нам прислал ты, закутыНаши стеречь, выметать их, козлятам подстилки готовить;Скоро бы он раздобрел, простоквашей у нас обжираясь;Это, однако, ему не по нраву, одно тунеядствоЛюбо ему; за работу не примется: лучше, таскаясьПо миру, хлебом чужим набивать ненасытный желудок.Слушай, однако, и то, что услышишь, исполнится верно;Если войти он отважится в дом Одиссея — скамеекМного из рук женихов на его полетит там пустуюГолову; ребра, таская его, там ему обломаютОб пол». И, так говоря, Одиссея он, с ним поравнявшись,Пяткою в ляжку толкнул, но с дороги не сбил, не принудилДаже шатнуться. И в гневе своем уж готов был ЛаэртовСын, побежавши за ним, суковатою палкою душуВыбить из тела его иль, взорвавши на воздух, ударитьОземь его головою. Но он удержался. Евмей жеНачал ругать оскорбителя; руки подняв, он воскликнул:«Нимфы потока, Зевесовы дочери, если когда вамТуком обвитые бедра козлов и баранов здесь в жертвуЦарь Одиссей приносил, не отриньте мольбы, возвратитеНам Одиссея; да благостный демон его нам проводит!Выгнал тогда б из тебя он надменные мысли, забыл быТы, как шальной по дорогам шататься и бегать без делаВ город, стада под надзором неопытных слуг оставляя».Кончил. Меланфий, на то возражая, сказал свинопасу:«Что ты, собака, рычишь? Колдовство ли какое замыслил?Дай срок, тебя, как товар, в корабле чернобоком отсюдаЯ увезу и продам в иноземье за добрые деньги;Здесь же иль сам Аполлон сребролукий сразит ТелемахаТихой стрелой, иль, мечом женихов пораженный, погибнетОн, как отец, на чужбине утративший день возвращенья».Так он сказал и ушел, на дороге оставив обоих,Медленней шедших; достигнув обители царской, он прямоТам в пировую палату вступил и за стол с женихамиСел Евримаха напротив, к которому был он усердней,Нежели к прочим; ему предложил тут служитель мясного,Ключница хлеба дала и еды из запаса; он началЕсть. Той порой Одиссей подошел с свинопасом ЕвмеемК царскому дому; и вдруг им оттуда послышались струныЦитры глубокой, потом раздалося и пение; ФемийПел; Одиссей, ухватясь за Евмееву руку, воскликнул:«Друг, мы, конечно, пришли к Одиссееву славному дому.Может легко быть он узнан меж всеми другими домами:Длинный ряд горниц просторных, широкий и чисто мощеныйДвор, обведенный зубчатой стеною, двойные воротаС крепким замком — в них ворваться насильно никто не помыслит.Думаю я, что теперь там обедают; пар благовонныйМяса я чувствую; слышу и стройно звучащие струныЦитры, богами в сопутницы пиру веселому данной».Так отвечал Одиссею Евмей, свинопас богоравный:«Правда, и все ты, как есть, угадал; человек ты разумный;Прежде, однако, должны мы размыслить о том, что нам сделатьЛучше: тебе ли во внутренность дома вступить и явитьсяТам на глаза женихов многобуйных, а мне здесь остаться?Или тебе на дворе подождать одному, а войти к нимМне? Ты, однако, не медли, чтоб кто здесь с тобой не подралсяИли в тебя не швырнул чем, — я так говорю в осторожность».Голос возвысив, ему отвечал Одиссей хитроумный:«Знаю, все знаю, и мысли твои мне понятны; войди тыПрежде один: я покуда остануся здесь; я довольноВ жизни тревожных ударов сносил; и швыряемо былоМногим в меня; мне терпеть не учиться; немало видал яБурь и сражений; пусть будет и ныне со мной, что угодноДию. Один лишь не может ничем побежден быть желудок,Жадный, насильственный, множество бед приключающий смертнымЛюдям: ему в угожденье и крепкоребристые ходятМорем пустым корабли, принося разоренье народам».Так говорили о многом они в откровенной беседе.Уши и голову, слушая их, подняла тут собакаАргус; она Одиссеева прежде была, и ее онВыкормил сам; но на лов с ней ходить не успел, принужденныйПлыть в Илион. Молодые охотники часто на дикихКоз, на оленей, на зайцев с собою ее уводили.Ныне ж, забытый (его господин был далеко), он, бедныйАргус, лежал у ворот на навозе, который от многихМулов и многих коров на запас там копили, чтоб послеИм Одиссеевы были поля унавожены тучно;Там полумертвый лежал неподвижно покинутый Аргус.Но Одиссееву близость почувствовал он, шевельнулся,Тронул хвостом и поджал в изъявление радости уши;Близко ж подползть к господину и даже подняться он не былВ силах. И, вкось на него поглядевши, слезу, от ЕвмеяСкрытно, обтер Одиссей, и потом он сказал свинопасу:«Странное дело, Евмей; там на куче навозной собакуВижу, прекрасной породы она, но сказать не умею,Сила и легкость ее на бегу таковы ль, как наружность?Или она лишь такая, каких у господ за столамиЧасто мы видим: для роскоши держат их знатные люди».Так, отвечая, сказал ты, Евмей-свинопас, Одиссею:«Это собака погибшего в дальнем краю Одиссея;Если б она и поныне была такова же, какою,Плыть собираясь в троянскую землю, ее господин мойДома оставил, — ее быстроте и отважности верно бТы подивился; в лесу ни в каком захолустье укрытьсяДичь от нее не могла; в ней чутье несказанное было.Ныне же бедная брошена; нет уж ее господина,Вчуже погиб он; служанки ж о ней и подумать ленятся;Раб нерадив; не принудь господин повелением строгимК делу его, за работу он сам не возьмется охотой:Тягостный жребий печального рабства избрав человеку,Лучшую доблестей в нем половину Зевес истребляет».Кончил и, в двери светло-населенного дома вступивши,Прямо вошел он в столовую, где женихи пировали.В это мгновение Аргус, увидевший вдруг через двадцатьЛет Одиссея, был схвачен рукой смертоносною Мойры.Прежде других Телемах богоравный Евмея, который,Ходя кругом, озирался, увидел; ему головоюПодал он знак, чтоб к нему подошел; осмотревшись, пустуюВзял он скамью, на которой всегда за столом раздавательПищи сидел, чтоб ее рассылать женихам по порядку.Эту скамью пододвинув к столу Телемахову, сел онПротив него; предложил тут, приблизившись с блюдом, глашатайМяса вареного часть им и хлеб, из корзины им взятый.Вслед за Евмеем явился и сам Одиссей богоравныйВ образе хилого старца, который чуть шел, подпираясьПосохом, с бедной котомкою, рубище в жалких лохмотьях;Сел он в дверях на пороге, спиной прислоняся к дубовойПритолке (выскоблил острою скобелью плотник искусныйГладко ее, наперед топором по снуру обтесавши).Тут свинопасу Евмею сказал Телемах, подаваяХлеб, из корзины меж лучшими взятый, и вкусного мяса,Сколько в обеих горстях уместиться могло: «Отнеси тыЭто, Евмей, старику и скажи, чтоб потом обошел онВсех женихов и у них попросил подаянья — стыдливымНищему, тяжкой нуждой удрученному, быть неприлично».Так он сказал, и Евмей, повинуясь, пошел к Одиссею.Близко к нему приступивши, он бросил крылатое слово:«Это прислал Телемах; и велел он сказать, чтоб потом ты,Всех обойдя женихов, попросил подаянья — стыдливымНищему быть, говорит он, в жестокой нужде неприлично».Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:«Зевс да пошлет благоденствие между людьми Телемаху,Дав совершиться всему, что теперь замышляет он в сердце!»Так он сказал и, обеими взявши руками подачу,Мясо и хлеб близ себя положил на убогой котомке.Начал он есть; той порой вдохновенно запел пред гостямиФемий; когда же тот вдоволь наелся, а этот умолкнул —Начали вновь женихи бушевать; но богиня Афина,Тайно приближась к Лаэртову сыну, ему повелелаВстать и ходить вкруг столов их, прося подаянья: хотелаВидеть она, кто из них благодушен и кто беззаконник;В мыслях же всех без изъятия смерти предать назначала.Встав, он пошел и у каждого начал просить подаянья,Руку к нему простирая, как нищий, скитаться обыкший.С жалостным сердцем они на него в изумленье смотрели,Знать любопытствуя, кто и откуда пришел он. СидевшийС ними пастух-козовод, забияка Меланфий, сказал им:«Слушайте вы, женихи многославной царицы, я виделЭтого нищего, с ним на дороге сюда повстречавшись;Думаю, был он сюда приведен свинопасом Евмеем;Сам же не знаю я, кто и в какой стороне родился он».Так он сказал. Антиной на Евмея с досадою крикнул:«Ты, свинопас, негодяй всем известный, зачем ты приводишьВ город таких развращенных бродяг? Уж и здешняя сволочьЭтих столов обирателей нам нестерпимо докучна;Мало, конечно, тебе, что от нищих домашних все вашиГибнут запасы — чужого еще ты привел к нам обжору».Так, возражая, Евмей-свинопас отвечал Антиною:«Ты, Антиной, неразумное мне и недоброе молвилСлово теперь. Приглашает ли кто человека чужогоВ дом свой без нужды? Лишь тех приглашают, кто нужен на дело:Или гадателей, или врачей, иль искусников зодчих,Или певцов, утешающих душу божественным словом, —Их приглашают с охотою все земнородные люди;Нищего ж, каждому скучного, кто пригласит произвольно?Ты же из всех женихов Пенелопы к рабам ОдиссеяСамый неласковый был завсегда, и ко мне особливо;Я не печалюсь об этом, покуда моя здесь царицаЗдравствует с сыном своим Телемахом, моим господином».Кротко Евмею сказал рассудительный сын Одиссеев:«Полно, Евмей, замолчи; говорить с ним не должен ты много;Знаешь, как скор Антиной на обидное слово; он любитСсориться сам и других на раздор подбивает охотно».Тут, обратясь к Антиною, он бросил крылатое слово:«Ты обо мне, как о сыне отец благодушный, печешься,Друг Антиной, выгоняя своим повелительным словомСтранников, в дом мой входящих, — но будет ли Дий тем доволен?Дай что захочешь; не спорю я; сам приглашаю, напротив;Матери также моей не страшися; тебя не осудитЗдесь и никто из рабов, в Одиссеевом доме живущих.Но, конечно, подобные мысли тебе не приходятВ сердце: себе все берешь ты, другим же давать не охотник».Кончил, и гневно ему возразил Антиной, сын Евпейтов:«Что ты сказал, Телемах необузданный, гордоречивый?Если б вот это от каждого здесь жениха получил он —Верно сюда бы три месяца вновь заглянуть не подумал».Так говоря, он скамейку схватил, на которую ногиКлал под столом, и, грозяся, ее показал Одиссею.Прочие ж все подавали, котомку его наполняяХлебом и мясом. И, много собрав, Одиссей уж готов былСесть на порог свой, чтоб данной насытиться пищей; но преждеОн подошел к Антиною и бросил крылатое слово:«Дай мне и ты. Не последним тебя здесь считаю, но первым,Лучшим и самым знатнейшим; царю ты подобишься видом!Щедродаянье должно быть тебе и приличней и легчеВсех их; и славить тебя я отныне по всей беспредельнойБуду земле. Я и сам меж людьми не всегда бесприютноЖил; и богатоустроенным домом владел, и доступенВсякому страннику был, и охотно давал неимущим;Много имел я невольников, много всего, чем роскошноЛюди живут и за что величает их свет богачами.Все уничтожил Кронион — была, без сомненья, святаяВоля его, чтоб с дружиной отважных добычников поплылЯ в отдаленный Египет (он там приготовил мне гибель).В лоне потока Египта легкоповоротные нашиВсе корабли утвердив, я велел, чтоб отборные людиТам на морском берегу сторожить их остались; другим жеДал приказание с ближних высот обозреть всю окрестность.Вдруг загорелось в них дикое буйство; они, обезумев,Грабить поля плодоносные жителей мирных ЕгиптаБросились, начали жен похищать и детей малолетних,Зверски мужей убивая, — тревога до жителей градаСкоро достигла, и сильная ранней зарей собраласяРать; колесницами, пешими, яркою медью оружийПоле кругом закипело; Зевес, веселящийся громом,В жалкое бегство моих обратил; отразить ни единыйСилы врага не посмел, и отвсюду нас смерть окружила;Многих тогда из товарищей медь умертвила, и многихПленных насильственно в град увлекли на печальное рабство.Я же был жителю Крита, в Египет прибывшему, проданДметору, сыну Эсона, владевшего Кипром; в ИтакуПрибыл из Кипра я, много имев на пути злоключений».Гневно сказал, отвечая ему, Антиной, сын Евпейтов;«Верно, нам демон такую чуму посылает, такуюПорчу пиров! Отойди от стола моего; на срединеСтой там, чтоб не было хуже тебе и Египта и Кипра.Что за наглец неотступный! Какой побродяга бесстыдный!Всех почередно ты здесь обошел; и тебе, что попалосьПод руки каждому, подали все, не из щедрости: здесь имЕсть что подать; подавать же чужое легко. Убирайся жПрочь». От стола отступив, отвечал Одиссей хитроумный:«Горе! Так, видно, с лицом у тебя твой рассудок несходен;В доме своем ты и соли щепотку мне дать пожалел бы,Если уж здесь, за обедом чужим прохлаждаяся, хлебаКорку жалеешь мне бросить; а стол ваш, я вижу, обилен».Так он сказал. Антиной, рассердясь, на него исподлобьяГрозно очами сверкнул и бросил крылатое слово:«Если еще грубиянить ты вздумал, бродяга, то даромЭто тебе не пройдет и добром ты не выйдешь отсюда».Тут он скамейкой швырнул — и жестоко ударила в спинуПодле плеча Одиссея она; как утес, не шатнувшись,Он устоял на ногах, не сраженный ударом; он толькоМолча потряс головою и страшное в сердце помыслил.К двери потом возвратяся, он сел на порог и, котомкуНа пол с едой положивши, сказал женихам: «ОбратитеСлух ваш ко мне, женихи многославной царицы, дабы яВысказать мог вам все то, что велит мне рассудок и сердце.Не было б в том ни беды, ни прискорбия тяжкого сердцу,Если бы кто, за именье свое, за быков, за блестящихШерстью овец заступаяся, вытерпел злые побои;Мне ж от руки Антиноя побои достались за гнусный,Жадный и множество бед приключающий людям желудок.Если же боги и мщенье Эринний живут и для бедных —Смерть, Антиной, а не брак вожделенный ты встретишь, обидчик».Гневно, ему возражая, сказал Антиной, сын Евпейтов:«Ешь и молчи, негодяй; иль беги неоглядкой отсюда;Иначе, так нагрубив мне, ты за ноги будешь рабамиВытащен в дверь, и все кости твои обломаются об пол».Кончил; угрозы его не одобрил никто; негодуя,Так говорили иные из юношей дерзко-надменных:«Ты, Антиной, поступил непохвально, обиду нанесшиЭтому нищему; что же, когда он один из бессмертных?Боги нередко, облекшися в образ людей чужестранных,Входят в земные жилища, чтоб видеть своими очами,Кто из людей беззаконствует, кто наблюдает их правду».Так женихи говорили; но речи их были напрасны.Злою обидой глубоко в душе Телемах сокрушалсяВместе с обиженным; слезы свои утаивши, он толькоМолча потряс головою и страшное в сердце помыслил.Но Пенелопа разумная, слыша, что был чужеземецВ доме их так оскорблен, обратяся к рабыням, сказала:«О, когда бы его поразил Аполлон сребролукий!»Ей Евринома, разумная ключница, так отвечала:«Если бы все исполнялось согласно с желанием нашим,Завтра же светлой денницы из них ни один бы не встретил».Кончила. Ей Пенелопа разумная так возразила:«Правда, мне все ненавистны они, нам от всех притесненье;Но Антиной наиболее с черною Керою сходен:Принят в наш дом чужеземец и, ходя кругом, подаяньяПросит у всех он гостей, приневоленный строгой нуждою, —Подали все, и свою он наполнил котомку; лишь этотВместо подачи в него, как безумный, скамейкою бросил».Так Пенелопа рабыням своим говорила в покояхВерхних своих. Одиссей же, сидя на пороге, обедал.Кликнуть к себе повелев свинопаса, царица сказала:«Слушай, Евмей благородный, скажи иноземцу, что я с нимЗдесь повидаться желаю, чтоб знать от него, не слыхал лиОн о супруге моем и ему не случилось ли где с нимВстретиться: кажется мне человеком он, много видавшим».Так Пенелопе ответствовал ты, свинопас богоравный:«Если б твои женихи хоть на миг поутихли, царица,Милое сердце твое он своим бы рассказом утешил.Три дня и три ночи он уж гостит под моею убогойКровлей; пришел же ко мне, с корабля убежав от феспротов.Мне о своих приключеньях еще он не кончил рассказа;Но как внимают певцу, вдохновенному свыше богами,Песнь о великом поющему людям, судьбине подвластным,В них возбуждая желание слушать его непрестанно,Так я внимал чужеземцу, сидя перед ним неподвижно;С ним Одиссей по отцу, говорит он, считается гостем;В Крите широкоравнинном, отчизне Миноса, рожденный,Прибыл оттоле сюда он и много превратностей встретил,Скудно мирским подаяньем питаясь; и слышал он, будтоКрая феспротов, соседнего с нашей Итакой, достигнулЦарь Одиссей, возвращаяся в дом свой с великим богатством».Кончил. Разумная так отвечала ему Пенелопа:«Кликни его самого; я желаю, чтоб сам рассказал онВсе мне подробно, покуда игрой на дворе перед дверьюИли во внутренних горницах будут они забавляться;Дома они про себя сберегают свои все запасы,Хлеб и вино золотое; их тратят домашние люди;Им же удобней, вседневно врывался в дом наш толпою,Наших быков, и баранов, и коз откормленных резать,Жрать до упаду и светлое наше вино беспощадноТратить. Наш дом разоряется, ибо уж нет в нем такогоМужа, каков Одиссей, чтоб его от проклятья избавить.Если же он возвратится и снова отчизну увидит,С сыном своим он отмстит им за все». Так царица сказала.В это мгновенье чихнул Телемах, и так сильно, что в целомДоме как гром раздалось; засмеявшись, Евмею, поспешноКликнув его, Пенелопа крылатое бросила слово:«Добрый Евмей, приведи ты сюда чужеземца немедля;Слово мое зачихнул Телемах; я теперь, несомненно,Знаю, что злые мои женихи неизбежно погибнутВсе: ни один не уйдет от судьбы и от мстительной Керы.Выслушай то, что скажу, и заметь про себя, что услышишь:Если меня без обмана он доброю вестью утешит,Мантию дам я ему, и хитон, и красивую обувь».Кончила. Ей повинуясь, пошел свинопас к Одиссею;Близко к нему подошедши, он бросил крылатое слово:«Слушай, отец чужеземец, разумная наша царица,Мать Телемаха, тебя приглашает к себе; о супругеХочет она расспросить, сокрушаясь о нем беспрестанно.Если ее без обмана ты доброю вестью утешишь,Мантию ты, и хитон, и красивую обувь получишь.Хлеб же, чтоб свой успокоить желудок, по улицам ходя,В городе можешь сбирать от людей — там подаст, кто захочет».Так Одиссей хитроумный сказал, отвечая Евмею:«Все без обмана я мог бы теперь рассказать Пенелопе,Старца Икария дочери многоразумной; я многоЗнаю о муже ее: мы одно с ним терпели на свете.Но женихов я боюсь необузданно-дерзких, которыхБуйство, бесстыдство и хищность дошли до железного неба;Видел ты сам, как в меня, там ходившего смирно и мыслиЗлой не имевшего, этот неистовый бросил скамейкой —Кто ж за меня заступился? Никто. Промолчал и прекрасныйСын Одиссеев. Пускай же царица, хотя нетерпеньеВ ней и велико, дождется, чтоб Гелиос скрылся; тогда яВсе, что узнать пожелает она о супруге далеком,Ей расскажу, поместясь у огня, чтоб согреться: одет яПлохо — то ведаешь сам ты, тебя я здесь первого встретил».Так он сказал; и Евмей, повинуясь, пошел к Пенелопе;Встретив его на пороге своем, Пенелопа спросила:«Он не с тобою, Евмей? Для чего же прийти не хотел он,Бедный? Боится ль обиды какой? На глаза ль показатьсяЛюдям стыдится? Стыдливому нищему плохо на свете».Так Пенелопе ответствовал ты, свинопас богоравный:«Нет; он умно рассуждает, и с ним ты должна согласиться;Он, женихов необузданно-дерзких, царица, бояся,Просит тебя терпеливо дождаться, чтоб Гелиос скрылся;Думаю также и я, что гораздо удобнее будет,Если его ты одна обо всем на досуге расспросишь».Выслушав, умная так отвечала Евмею царица:«Странник твой, кто бы он ни был, умно рассуждает; и прав он:В целом свете, нигде посреди земнородных неможноВстретить людей, столь неистовых, столь беззаконно-развратных».Так отвечала Евмею она. Свинопас богоравный,Все передав ей, пошел к женихам; с Телемахом в столовойВстретился он и, приблизившись, бросил крылатое словоШепотом в ухо ему, чтоб его не слыхали другие:«Милый, теперь я иду; за свиньями, за домом, за всемиВ доме запасами должно смотреть мне; а ты остороженБудь здесь, себя береги и смотри, чтоб с тобой никакогоЗла не случилось: зломысленных много тебя окружает.Зевс да погубит их прежде, чем бедствие наше созреет!»Кончил. Ему отвечал рассудительный сын Одиссеев:«Добрый совет ты даешь мне, отец; но ты сам, ночевавшиДома, сюда возвратися поутру с отборной свиньею.Боги мой ум просветят и меня надоумят, что делать».Так отвечал Телемах. Свинопас поместился на гладкомСтуле; поужинав сытно и свой удовольствовав голод,В поле пошел он к свиньям острозубым, оставивши царскийДом, оглашаемый шумом пирующих; пеньем и пляскойТам веселились. Тем временем темная ночь наступила.

Песнь осьмнадцатая