Василий Жуковский - Том 4. Одиссея. Проза. Статьи

Песнь шестнадцатая

Тридцать седьмой день

Телемах приходит в жилище Евмея, который принимает его с несказанною радостию. Он посылает Евмея в город возвестить Пенелопе о возвращении сына. Одиссей, повинуясь Афине, открывается Телемаху; они обдумывают вместе, как умертвить женихов. Сии последние тем временем, подстрекаемые Антиноем, составляют заговор против Телемаховой жизни; но Амфином советует им наперед узнать волю Зевеса. Пенелопа, сведав о их замысле, делает упреки Антиною; Евримах лицемерно старается ее успокоить. Евмей возвращается в хижину.

Тою порой Одиссей с свинопасом божественным, раноВстав и огонь разложив, приготовили завтрак. НасытясьВдоволь, на паству погнали свиней пастухи. К ТелемахуБросились дружно навстречу Евмеевы злые собаки;Ластясь к идущему, прыгали дикие звери; услышавТопот двух ног, подходящих поспешно, Лаэртов разумныйСын, изумившийся, бросил крылатое слово Евмею:«Слышишь ли, добрый хозяин? Там кто-то идет, твой товарищИли знакомец; собаки навстречу бегут и, не лая,Машут хвостами; шаги подходящего явственно слышу».Слов он еще не докончил, как в двери вошел, он увидел,Сын; в изумленье вскочил свинопас; уронил из обеихРук он сосуды, в которых студеную смешивал водуС светло-пурпурным вином. К своему господину навстречуБросясь, он голову, светлые очи и милые рукиСтал у него целовать, и из глаз полилися ручьямиСлезы; как нежный отец с несказанной любовью ласкаетСына, который внезапно явился ему через двадцатьЛет по разлуке — единственный, поздно рожденный им, долгоЖданный в печали, — с такой свинопас Телемаха любовью,Крепко обнявши, всего целовал, как воскресшего; плачаВзрыд, своему господину он бросил крылатое слово:«Ты ль, ненаглядный мой свет, Телемах, возвратился? Тебя я,В Пилос отплывшего, видеть уже не надеялся боле.Милости просим, войди к нам, дитя мое милое; дай мнеОчи тобой насладить, возвратившимся в дом свой; донынеВ поле не часто к своим пастухам приходил ты; но болеВ городе жил меж народа: знать, было тебе не противноВидеть, как в доме твоем без стыда женихи бунтовали».Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:«Правду сказал ты, отец; но теперь для тебя самого яЗдесь: повидаться пришел я с тобою, Евмей, чтоб проведать,Дома ль еще Пенелопа иль браком уже сочеталасьС кем из своих женихов, Одиссеево ж ложе пустоеВ спальной стоит одиноко, покрытое злой паутиной?»Кончил. Ему отвечая, сказал свинопас богоравный:«Верность тебе сохраняя, в жилище твоем ПенелопаЖдет твоего возвращенья с тоскою великой и тратитДолгие дни и бессонные ночи в слезах и печали».Так говоря, у него он копье медноострое принял;В дом тут вступил Телемах, через гладкий порог перешедши.С места поспешно вскочил перед ним Одиссей; Телемах же,Место отрекшись принять, Одиссею сказал: «Не трудися,Странник, сиди; для меня, уж конечно, найдется местечкоЗдесь; мне очистить его не замедлит наш умный хозяин».Так он сказал; Одиссей возвратился на место; Евмей жеПрутьев зеленых охапку принес и покрыл их овчиной;Сын Одиссеев возлюбленный сел на нее; деревянныйС мясом, от прошлого дня сбереженным, поднос перед милымГостем поставил усердный Евмей-свинопас, и корзинуС хлебом большую принес, и наполнил до самого краяВкусно-медвяным вином деревянную чашу. Потом онСел за готовый обед с Одиссеем божественным рядом.Подняли руки они к приготовленной пище; когда жеБыл удовольствован голод их сладким питьем и едою,Так свинопасу сказал Телемах богоравный: «Отец мой,Кто чужеземный твой гость? На каком корабле он в ИтакуПрибыл? Какие его привезли корабельщики? В край наш(Это, конечно, я знаю и сам) не пешком же пришел он».Так отвечал Телемаху Евмей, свинопас богоравный:«Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;Он уроженец широкоравнинного острова Крита,Многих людей города, говорит, посетил и немалоСтранствовал: так для него уж судьбиною соткано было.Ныне ж, бежав с корабля от феспротов, людей злоковарных,В хижину нашу пришел он; тебе я его уступаю;Делай что хочешь: твоей он защите себя поверяет».Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:«Добрый Евмей, ты для сердца печальное слово сказал мне;Как же могу я в свой дом пригласить твоего чужеземца?Я еще молод; еще я своею рукой не пыталсяДерзость врага наказать, мне нанесшего злую обиду;Мать же, рассудком и сердцем колеблясь, не знает, что выбрать,Вместе ль со мною остаться и дом содержать наш в порядке,Честь Одиссеева ложа храня и молву уважая,Иль наконец предпочесть из ахейцев того, кто усерднейИщет супружества с ней и дары ей щедрее приносит;Но чужеземцу, которого гостем ты принял, охотноМантию я подарю, и красивый хитон, и подошвыНоги обуть; да и мечь от меня он получит двуострый;После и в сердцем желанную землю его я отправлю;Пусть он покуда живет у тебя, угощаемый с лаской;Платье ж сюда я немедля пришлю и с запасом для вашейПищи, дабы от убытка избавить тебя и домашних.В город ходить к женихам я ему не советую; слишкомБуйны они и в поступках своих необузданно-дерзки;Могут обидеть его, для меня бы то было прискорбно;Сам же я их укротить не могу: против многих и самыйСильный бессилен, когда он один; их число там велико».Царь Одиссей хитроумный ответствовал так Телемаху:«Если позволишь ты мне, мой прекрасный, сказать откровенно, —Милым я сердцем жестоко досадую, слыша, как многоВам женихи беззаконные здесь оскорблений наносят,Дом захвативши такого, как ты, молодого героя:Знать бы желал я, ты сам ли то волею сносишь? Народ лиВашей земли ненавидит тебя, по внушению бога?Или, быть может, ты братьев винишь, на которых отважностьМуж полагается каждый при общем великом раздоре?Если б имел я и свежую младость твою и отважность —Или когда бы возлюбленный сын Одиссеев, иль сам он,Странствуя, в дом возвратился (еще не пропала надежда) —Первому встречному голову мне бы отсечь я позволил,Если бы, им на погибель, один не решился проникнутьВ дом Одиссея, Лаэртова сына, чтоб выгнать оттудаШайку их. Если б один я с толпой и не сладил, то все жеБыло бы лучше мне, в доме моем пораженному, встретитьСмерть, чем свидетелем быть там бесчинных поступков и видеть,Как в нем они обижают гостей, как рабынь принуждаютИх угождать вожделениям гнусным в обителях царских,Как расточают и хлеб и вино, беспощадно запасыВсе истребляя и главного дела окончить не мысля».«Добрый наш гость, — отвечал рассудительный сын Одиссеев, —Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;Нет, ни мятежный народ не враждует со мною, ни братьевТакже моих не могу я винить, на которых отважностьМуж полагается каждый при общем раздоре, понежеВ каждом колене у нас, как известно, всегда лишь один былСын; одного лишь Лаэрта имел прародитель Аркесий;Сын у Лаэрта один Одиссей; Одиссей равномерноПрижил меня одного с Пенелопой. И был я младенцемЗдесь им оставлен, а дом наш заграбили хищные люди.Все, кто на разных у нас островах знамениты и сильны,Первые люди Дулихия, Зама, лесного Закинфа,Первые люди Итаки утесистой мать ПенелопуНудят упорно ко браку и наше имение грабят;Мать же ни и брак ненавистный не хочет вступить, ни от бракаСредств не имеет спастись; а они пожирают нещадноНаше добро и меня самого напоследок погубят.Но, конечно, того мы не знаем, что в лоне бессмертныхСкрыто. Теперь побеги ты, Евмей, к Пенелопе разумнойС вестью о том, что из Пилоса я невредим возвратился.Сам же останусь я здесь у тебя; приходи к нам скорее.Но берегись, чтоб никто не проведал, опричь Пенелопы,Там, что я дома: там многие смертию мне угрожают».Так Телемаху сказал ты, Евмей, свинопас богоравный:«Знаю, все знаю, и все мне понятно, и все, что велишь ты,Будет исполнено; ты же еще мне скажи откровенно,Хочешь ли также, чтоб с вестью пошел я и к деду Лаэрту?Бедный старик! Он до сих пор, хотя и скорбел о далекомСыне, но все наблюдал за работами в поле и, голодЧувствуя, ел за обедом и пил, как бывало, с рабами.С той же поры как пошел в корабле чернобоком ты в Пилос,Он, говорят, уж не ест и не пьет, и его никогда ужВ поле никто не встречает, но, охая тяжко и плача,Дома сидит он, исчахлый, чуть дышащий, кожа да кости».Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:«Жаль! Но его, как ни горько мне это, оставить должны мы;Если бы все по желанию смертных, судьбине подвластных,Делалось, я пожелал бы, чтоб прибыл отец мой в Итаку.Ты же, увидевши мать, возвратись, заходить не заботясьВ поле к Лаэрту, но матери можешь сказать, чтоб немедля,Тайно от всех, и чужих и домашних, отправила к дедуКлючницу нашу обрадовать вестью нежданною старца».Кончив, велел он идти свинопасу. Взяв в руки подошвы,Под ноги их подвязал он и в город пошел. От АфиныНе было скрыто, что дом свой Евмей, удаляся, покинул;Тотчас явилась богиня, младою, прекрасною, с станомСтройно-высоким, во всех рукодельях искусною девой;В двери вступив, Одиссею предстала она; Телемаху жВидеть себя не дала, он ее не приметил: не всем намБоги открыто являются; но Одиссей мог очамиЯсно увидеть ее, и собаки увидели также:Лаять не смея, они, завизжав, со двора побежали.Знак головою она подала. Одиссей, догадавшись,Вышел из хижины; подле высокой заграды богинюВстретил он; слово к нему обращая, сказала Афина:«Друг Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,Можешь теперь ты открыться и все рассказать Телемаху;Оба, условяся, как женихам приготовить их гибель,Вместе подите немедля вы в город; сама я за вамиСкоро там буду, и мстительный бой совершим совокупно».Кончив, жезлом золотым прикоснулась она к Одиссею:Тотчас опрятным и вымытым чисто хитоном покрылисьПлечи его; он возвышенней сделался станом, моложеСветлым лицом, посмуглевшие щеки стали полнее;Черной густой бородою покрылся его подбородок.Собственный образ ему возвративши, богиня исчезла.В хижину снова вступил Одиссей; Телемах, изумленный,Очи потупил: он мыслил, что видит бессмертного бога.В страхе к отцу обратяся, он бросил крылатое слово:«Странник, не в прежнем теперь предо мной ты являешься виде;Платье не то на тебе, и совсем изменился твой образ;Верно, один из богов ты, владык беспредельного неба;Будь же к нам благостен; золота много тебе принесем мыЗдесь с гекатомбой великой, а ты нас, могучий, помилуй».Сыну ответствовал так Одиссей, в испытаниях твердый:«Нет, я не бог; как дерзнул ты бессмертным меня уподобить?Я Одиссей, твой отец, за которого с тяжким вздыханьемСтолько обид ты терпел, притеснителям злым уступая».Кончив, с любовию сына он стал целовать, и с ресницыПала на землю слеза — удержать он ее был не в силах.Но — что пред ним был желанный отец Одиссей, не поверя,—Снова, ему возражая, сказал Телемах богоравный:«Нет, не отец Одиссей ты, но демон, своим чародействомОчи мои ослепивший, чтоб после я горестней плакал;Смертному мужу подобных чудес совершать невозможноСобственным разумом: может лишь бог превращать во мгновеньеВолей своей старика в молодого и юношу в старца;Был ты сначала старик, неопрятно одетый; теперь жеВижу, что свой ты богам, беспредельного неба владыкам».Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:«Нет, Телемах, не чуждайся отца, возвращенного в дом свой;Также и бывшему чуду со мною не слишком дивися;К вам никакой уж другой Одиссей, говорю я, не будет,Кроме меня, претерпевшего в странствиях много и нынеВолей богов приведенного в землю отцов через двадцатьЛет. А мое превращение было богини Афины,Мощной добычницы, дело; возможно ей все; превращен былПрежде я в старого нищего ею, потом в молодого,Крепкого мужа, носящего чистое платье на теле;Вечным богам, беспредельного неба владыкам, легко нас,Смертных людей, наделять и красой и лицом безобразным».Так он ответствовав, сел; Телемах в несказанном волненьеПламенно обнял отца благородного с громким рыданьем.В сердце тогда им обоим проникло желание плача:Подняли оба пронзительный вопль сокрушенья; как стонетСокол иль крутокогтистый орел, у которых охотникВыкрал еще некрылатых птенцов из родного гнезда их,Так, заливаясь слезами, рыдали они и стоналиГромко; и в плаче могло б их застать заходящее солнце,Если бы вдруг не спросил Телемах, обратись к Одиссею:«Как же, отец, на каком корабле ты, какою дорогойПрибыл в Итаку? Кто были твои корабельщики? В край наш(Это, конечно, я знаю и сам) не пешком же пришел ты».Сыну ответствовал так Одиссей, в испытаниях твердый:«Все я, мой сын, расскажу, ничего от тебя не скрывая;Славные гости морей феакийцы меня привезли к вам;Всех, кто их помощи просит, они по морям провожают.Спал я, когда мы достигли Итаки, и сонный был имиНа берег вынесен (щедро меня, отпуская в дорогу,Золотом, медью и платьем богатым они одарили:Все то по воле бессмертных здесь спрятано в гроте глубоком).Прислан сюда я богиней Афиной затем, чтоб с тобоюВместе врагов истребление здесь на свободе устроить.Ты же теперь назови женихов и число их скажи мне;Должно, чтоб ведал я, кто, и откуда они, и как многоТам их, дабы, все подробно обдумав рассудком и сердцем,Мы разрешили, возможно ль двоим, никого не призвавшиВ помощь, их всех одолеть, иль другие помощники нужны?»Кончил. Ему отвечая, сказал Телемах благородный:«Слышал я много, отец, о деяньях твоих многославных;Как ты разумен в совете, какой копьевержец могучий —Но о несбыточном мне ты теперь говоришь, невозможноДвум нам со всею толпой женихов многосильных бороться.Должен ты знать, что числом их не десять, не двадцать; гораздоБолее; всех перечесть их тебе я могу по порядку;Слушай: пришло их с Дулихия острова к нам пятьдесят два,Знатны все родом они, шесть служителей с ними; с ЗакинфаОстрова прибыло двадцать; а с темнолесистого ЗамаДвадцать четыре: все знатных отцов сыновья; напоследокК ним мы и двадцать должны из Итаки причесть, при которыхФемий, певец богоравный, глашатай Медонт и проворныхДвое рабов, соблюдать за обедом порядок искусных.Если с такою толпою бороться одни мы замыслим,Будет нам мщение горько, возврат твой погибелен будет;Лучше подумай о том, не найдется ль помощник, которыйМог бы за нас постоять, благосклонно подавши нам руку?»Сыну ответствовал так Одиссей, в испытаниях твердый:«Выслушай то, что скажу, и в уме сохрани, что услышишь:Если б Кронион-отец и Паллада великая былиНаши помощники, стали ль тогда б мы приискивать новых?»Кончил. Ему отвечая, сказал Телемах богоравный:«Подлинно ты мне надежных помощников назвал; высоко,Правда, они в облаках обитают; но оба не нам лишьСмертным одним, но и вечным богам всемогуществом страшны».Сыну ответствовал так Одиссей, в испытаниях твердый:«Оба они не останутся долго от нас в отдаленьеВ час воздаянья, когда у меня с женихами в жилищеЦарском последний Ареев расчет смертоносный начнется.Завтра поутру, лишь только подымется Эос, ты в городПрямо пойдешь; там останься в толпе женихов многобуйных.Позже туда я приду с свинопасом Евмеем под видомСтарого нищего в рубище бедном. Когда там ругатьсяСтанут они надо мною в жилище моем, не давай тыМилому сердцу свободы, и что б ни терпел я, хотя быЗа ногу вытащен был из палаты и выброшен в двери,Или хотя бы в меня чем швырнули — ты будь равнодушен.Можешь, конечно, сказать иногда (чтоб унять их буянство)Кроткое слово, тебя не послушают; будет напрасноВсе: предназначенный день их погибели близко; терпенье!Слушай теперь, что скажу, и заметь про себя, что услышишь:Я в ту минуту, когда свой совет мне на сердце положитВтайне Афина, тебе головою кивну; то заметя,Все из палаты, какие ни есть там, доспехи АреяВверх отнеси и оставь там, их кучею в угол сложивши;Если ж, приметив, что нет уж в палате там бывших оружий,Спросят о них женихи, ты тогда отвечай им: „В палатеДымно; уж сделались вовсе они не такие, какимиЗдесь их отец Одиссей, при отбытии в Трою, покинул:Ржавчиной все от огня и от копоти смрадной покрылись.Мне же и высшую в сердце влагает Зевес осторожность:Может меж вами от хмеля вражда загореться лихая;Кровью тогда сватовство и торжественный пир осквернится:Само собой прилипает к руке роковое железо“.Нам же двоим два копья, два меча ты отложишь и с нимиДва из воловьей кожи щита приготовишь, чтоб в рукиВзять их, когда нападенье начнем; женихам же, конечно,Ум ослепят всемогущий Зевес и Афина Паллада.Слушай теперь, что скажу, и заметь про себя, что услышишь:Если ты вправду мой сын и от крови моей происходишь,Тайну храни, чтоб никто о моем возвращенье не сведалЗдесь, ни Лаэрт, мой отец, ни Евмей-свинопас, ни служительЦарского дома какой, ни сама Пенелопа; мы двое —Ты лишь да я — наблюдать за рабынями нашими будем;Также и многих рабов испытанью подвергнем, чтоб сведать,Кто между ними тебя и меня уважает и любит,Кто, нас забыв, оскорбляет тебя, столь достойного чести».Так, возражая отцу, отвечал Телемах многославный:«Сердце мое ты, отец, уповаю я, скоро на самомДеле узнаешь; и дух мой не слабым найдешь ты, конечно.Думаю только, что опыту всех подвергать бесполезноБудет для нас; я об этом тебя убеждаю размыслить:Много истратится времени, если испытывать всех их,Каждого порознь, начнем мы тогда, как враги беззаботноБудут твой дом разорять и твое достояние грабить.Но я желаю и сам, чтоб, подвергнувши опыту женщин,Мог отличить ты порочных от честных и верных; рабов жеТрудно испытывать всех, одного за другим, на работеПорознь живущих; то сделаешь после в досужное время,Если уж подлинно знак ты имел от владыки Зевеса».Так говорили о многом они, собеседуя сладко.Тою порой крепкозданный корабль, Телемаха носившийВ Пилос с дружиной, приблизился к брегу Итаки. Когда жеВ пристань глубокую острова судно ввели мореходцы,На берег вздвинуть они поспешили его совокупнойСилой; а слуги проворные, судно совсем разгрузивши,В Клитиев дом отнесли все подарки царя Менелая.В царский же дом Одиссеев был вестник пловцами немедляПослан сказать Пенелопе разумной, что сын, возвратяся,В поле пошел, кораблю же прямою дорогою в городПлыть повелел (чтоб о сыне отсутственном в сердце тревожась,Плакать напрасно о нем перестала царица). Тот вестникВстретился, путь свой окончить спеша, с свинопасом, которыйС вестью подобной к своей госпоже Телемахом был послан.К дому царя многославного оба пришли напоследок.Вслух перед всеми рабынями вестник сказал Пенелопе:«Прибыл обратно в Итаку возлюбленный сын твой, царица».Но свинопас подошел к Пенелопе и на ухо все ей,Что Телемах повелел рассказать, прошептал осторожно.Кончив рассказ и исполнив свое поручение, царскийДом он оставил и в поле к свиньям возвратился поспешно.Но женихи, пораженные, духом уныли; покинувЗалу, они у ограды высокого царского домаРядом на каменных гладких скамьях за воротами сели.Так говорить им тогда Евримах, сын Полибиев, начал:«Горе нам! Дело великое сделал, так смело отправясьВ путь, Телемах, от него мы подобной отваги не ждали.Должно нам, черный, удобнейший к бегу, корабль изготовив,В нем мореходных отправить людей, чтоб они убедилиНаших товарищей в город как можно скорей возвратиться».Кончить еще не успел он, как, с места на пристань взглянувши,Только что к брегу приставший корабль Амфином усмотрел там;Снасти и весла на нем убирали пловцы. ОбратясяС радостным смехом к товарищам, так он сказал: «Не трудитесьВести своей посылать понапрасну: они возвратились.Видно, их бог надоумил какой иль увидели самиБыстро бегущий корабль и настигнуть его не успели».Так он сказал; те, поднявшись, пошли всей толпою на пристань.На берег скоро был вздвинут корабль чернобокий пловцами,Бодрые слуги немедля сгрузили с него всю поклажу;Сами ж на площади все женихи собрались; но с собоюТам никому заседать не дозволили. Так напоследок,К ним обратись, Антиной, сын Евпейтов надменный, сказал им:«Горе! Бессмертные сами его от беды сохранили!Каждый там день сторожа на лобзаемых ветром вершинахДруг подле друга толпою сидели; когда ж заходилоСолнце, мы, берег покинув, всю ночь в корабле быстроходномПо морю плавали взад и вперед до восхода денницы,Тщетно надеясь, что встретим его и немедля погубим.Демон тем временем в пристань его проводил невредимо.Мы же над ним совершить, что замыслили вместе, удобноМожем и здесь; он от нас не уйдет; но до тех пор, покудаЖив он, исполнить намеренье наше мы будем не в силах;Он возмужал и рассудком созрел для совета и дела;Люди ж Итаки не с прежней на нас благосклонностью смотрят.Должно нам прежде — пока он народа не созвал на помощь —Кончить, понеже он медлить, как я в том уверен, не станет.Злобой на нас разразившись, при целом народе он скажет,Как мы его погубить сговорились и в том не успели;Тайного нашего замысла, верно, народ не одобрит;Могут, озлобясь на наши поступки, и нас из отчизныВыгнать, и все мы тогда по чужим сторонам разбредемся.Можем напасть на него мы далеко от города в поле,Можем близ города выждать его на дороге; тогда намВсе разделить их придется имущество; дом же уступимМы Пенелопе и мужу, избранному ею меж нами.Если же вам не угоден совет мой и если хотитеЖизнь вы ему сохранить, чтоб отцовским владел достояньем, —То пировать нам по-прежнему, в доме его собираясь,Будет нельзя, и уж каждый особо, в свой дом возвратяся,Свататься станет, подарки свои присылая; она жеВыберет доброю волей того, кто щедрей и приятней».Так говорил он; сидя неподвижно, внимали другие.Тут, обратяся к собранью, сказал Амфином благородный,Нисов блистательный сын, от Аретовой царственной крови;Злачный Дулихий, пшеницей богатый, покинув, в ИтакеОн отличался от всех женихов и самой ПенелопеНравился умною речью, благими лишь мыслями полный.Так, обратяся к собранью, сказал Амфином благородный:«Нет! Посягать я на жизнь Телемаха, друзья, не желаю;Царского сына убийство есть страшно-безбожное дело;Прежде богов вопросите, чтоб сведать, какая их воля;Если Зевесом одобрено будет намеренье наше,Сам соглашусь я его поразить и других на убийствоВызову; если ж Зевес запретит, мой совет: воздержитесь».Так он сказал, подтвердили его предложенье другие.Вставши, все вместе они возвратилися в дом Одиссея;В дом же вступив, там на стульях они поместилися гладких.Но Пенелопа разумная, дело иное придумав,Вышла к своим женихам многобуйным из женских покоев;Слух к ней достигнул о замысле тайном на жизнь Телемаха:Все благородный глашатай Медонт ей открыл; и, поспешно,Взявши с собой двух служанок, она, божество меж женами,В ту палату вступив, где ее женихи пировали,Подле столба, потолок там высокий державшего, стала,Щеки закрывши свои головным покрывалом блестящим.Речь к Антиною свою обратив, Пенелопа сказала:«Злой кознодей, Антиной необузданный, словом и деломТы из товарищей самый разумнейший — так здесь в ИтакеВсе утверждают. Но где же и в чем твой прославленный разум?Бешеный! Что побуждает тебя Телемаху готовитьСмерть и погибель? Зачем ты сирот притесняешь, любезныхЗевсу? Неправ человек, замышляющий ближнему злое.Иль ты забыл, как отец твой сюда прибежал, устрашенныйГневом народа, которым гоним был за то, что, приставшиК шайке тафийских разбойников, с ними ограбил феспротов,Наших союзников верных? Его здесь народ порывалсяСмерти предать и готов у него был исторгнуть из грудиСердце и все, что имел он в Итаке, предать истребленью;Но Одиссей, за него заступившись, народ успокоил;Ты ж Одиссеево грабишь богатство, жену ОдиссеяМучишь своим сватовством, Одиссееву сыну готовишьСмерть. Удержись! Говорю и тебе и другим в осторожность».Тут Евримах, сын Полибиев, так отвечал Пенелопе:«О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,Будь беззаботна; зачем ты такой предаешься тревоге?Не было, нет и не будет из нас никого, кто б помыслилРуку поднять на убийство любимца богов Телемаха.Нет! И покуда я жив и покуда очами я землюВижу, тому не бывать, иль — скажу перед всеми, и верноСбудется слово мое — обольется убийца своеюКровью, моим пораженный копьем; Одиссей, не забыл я,Брал здесь нередко меня на колени и мяса куски мнеКлал на ладонь и вина благовонного выпить давал мне.Вот почему и всех боле людей я люблю Телемаха.Нет! Никогда он убийства не должен страшиться, по крайнейМере от нас, женихов. Но судьбы избежать невозможно».Так говорил он, ее утешая, а мыслил иное.Но Пенелопа, к себе возвратяся, там в светлых покояхПлакала горько о милом своем Одиссее, покудаСладкого сна не свела ей на очи богиня Афина.Смерклось, когда к Одиссею и к сыну его возвратилсяСтарый Евмей. Он нашел их, готовящих ужин, зарезавВзятую в стаде свинью годовалую. Прежде, однако,Тайно пришед, Одиссея богиня Афина ударомТрости своей превратила по-прежнему в хилого старца,Рубищем жалким одевши его, чтоб Евмей благородныйС первого взгляда его не узнал и (сберечь неспособныйТайну) не бросился в город обрадовать вестью царицу.Встретив его на пороге, сказал Телемах: «Наконец ты,Честный Евмей, возвратился. Скажи же, что видел? Что слышал?В город обратно пришли ль наконец женихи из засады?Или еще там сидят и меня стерегут на дороге?»Так, отвечая, сказал Телемаху Евмей благородный:«Сведать о них и расспрашивать мне не входило и в мысли;В городе я об одном лишь заботился: как бы скорееДанное мне порученье исполнить и к вам возвратиться.Шедши ж туда, я с гонцом, от ходивших с тобой мореходцевПосланным, встретился — первый он все объявил Пенелопе;Только одно расскажу я, что видел своими глазами:К городу близко уже, на вершине Эрмейского холма,Был я, когда быстролетный, в глубокую нашу входящийПристань, корабль усмотрел; я приметил, что было в нем многоРатных; щитами, двуострыми копьями ярко блистал он;Это они, я подумал: но правда ли? Знать мне не можно».Так он сказал. Телемахова сила святая блеснулаЛегкой улыбкою в очи отцу, неприметно Евмею.Кончив работу и пищу состряпав, они с свинопасомСели за стол, и порадовал душу им ужин; когда жеБыл удовольствован голод их сладкой едою, о ложеКаждый подумал; и сна благодать ниспослали им боги.

Песнь семнадцатая