Жизнь забугорная - Татьяна Окоменюк
На лбу Кука выступила испарина. Мужчина мгновенно протрезвел. Перевернув снимки, увидел дату: ещё январские. Значит, она давно всё знает. Понятно теперь, почему Машка перебралась спать в гостиную… Господи, что ж делать-то?
Шум въехавшего во двор автомобиля пружиной подбросил Олега к окну. Стоя за занавеской, он наблюдал, как Мария гладит по плечу какого-то парнягу, пытаясь уговорить того остаться в машине. Вскоре ей это удаётся. Парняга целует Машку, она идёт к подъезду, открывает дверь.
Кук шмелём пролетел полкомнаты и упал в кресло перед телевизором. Приняв расслабленную позу, он попытался включить последний. Безуспешно. Что за чёрт! Как некстати сели батарейки! О, Господи, он же держит в руке мобильник, идиот.
Олег отбросил сотовый на диван, схватил пульт – экран вспыхнул. В этот момент в квартире появилась Мария. Она, молча, прошла в спальню и стала собирать свои вещи. Кук видел её отражение в зеркальной дверце шкафа.
Жена смахнула с комода свою бижутерию, вслед за ней в разинутую пасть чемодана спикировали бигуди, книги, журналы, папка с документами, одежда и обувь. Щёлкнули чемоданные застёжки, проскрипела молния на дорожной сумке, звякнули брошенные на тумбочку ключи.
На пороге женщина остановилась.
– Олег, я ухожу от тебя. Совсем. Ленка уже в курсе.
Кук молчал. Он не знал, что нужно говорить в подобной ситуации, и брякнул совершенную глупость:
– Ну почему аборигены съели Кука?
Сдвинув плечом, Мария взялась за ручку чемодана.
– Я подаю на развод. Можешь жениться на Зое.
Как ошпаренный, Кук вскочил на ноги, перевернув на ковер пепельницу с окурками и рюмку с коньяком.
– Маш, а давай попробуем по новой? – ухватил он жену за рукав.
– Поздно. Я люблю другого.
– Когда ж ты успела?
– Не всё же тебе успевать. Порой и другим удаётся, – потрепала она Кука по редким волосам. – Будь счастлив!
Хлопнула дверь. Вниз по ступенькам простучали Машкины каблуки, уносившие её в совсем другую жизнь.
Олег снова метнулся к окну. Из подъезда вместе с женой выскочила Танька со свёртком снеди и стала втюхивать его Машкиному хахалю.
– Куку, значит, не давать, – произнёс он вслух. – Давать чужому бугаю.
Олег окинул взором мгновенно осиротевшую квартиру. А ведь это – Хиросима, Чернобыль, последний день Помпеи.
Все вещи были на месте: мебель, ковры, посуда. Не было только книг, берестяных картинок в коридоре, Машкиных тапок на пороге, её халата на крючке в ванной, подсвечника со свечами в спальне, икебаны из сухих цветов в кухне. Не было пельменей в морозилке и наполовину разгаданного кроссворда на тумбочке.
Отсутствовало совсем немногое, однако то, что осталось, выглядело уже не домом, а фанерной декорацией какого-то самодеятельного спектакля.
Домом, оказывается, была Машка, приносившая ему пепельницу, когда он курил в постели. Рюмку, когда пил спиртное из бутылки. Тапки, когда пёрся босой на балкон. Журнал с анекдотами, когда лежал в ванне. Тарелку с оливье, когда он не мог оторваться от футбольного матча.
Вместе с супругой с этой жилплощади ушла Душа, Берегиня, Хранительница очага. Кук взял со стола бутылку коньяка, отхлебнул прямо из горлышка.
Неожиданно зазвонил мобильник. Олег мгновенно схватил трубку. Мария что-то забыла! Она ведь без ключа. Сейчас вернётся, и он её уже не отпустит!
– Алё, Машута! Харе мстить – я сделал выводы.
– Зая, это я, – услышал Кук бархатный, хорошо поставленный голос. – Я уже на тебя не сержусь.
Олег молчал. Прилепившись к окну, он наблюдал за происходящим во дворе: Машкин новый грузил её вещи в багажник. Размахивая руками, Танька давала парочке какие-то напутствия. А Машка… Машка вытирала слёзы.
Сердце Кука сжалось до размеров горошины. Он едва сдержался, чтобы не выпрыгнуть из окна. Во все глаза таращился на жену, как будто видел её впервые: похудела, помолодела, причёска совсем другая и пальто модное. Интересно откуда? Ах да – всё от того же верблюда.
– Зайка, я тебя прощаю, – настаивала телефонная трубка.
– Да пошла ты со своим прощением! – И Кук отключил мобильник.
«Фордик» фыркнул и скрылся за углом, а он всё стоял у окна, уставившись в оставленное машиной фиолетовое облачко…
За его спиной продолжал бубнить телевизор, сообщая зрителям последние новости.
«Число разводов в Германии, – вещал диктор с дурацкой бабочкой на кадыке, – в минувшем году достигло рекордного уровня: распалось двести тысяч семей, что на три процента больше, чем годом ранее. По данным Федерального статистического ведомства основной причиной этой социальной катастрофы является супружеская неверность».
