Карусель сансары - Юрий Мори
Он быстро запер сейф, зачем-то протёр рукавом ручку дверцы, словно это освобождало его от всех подозрений – камера-то никуда не делась, так и мигала под потолком. Потом быстро вышел, не выключая кондиционер, вообще будто боясь оставаться в этом помещении лишние минуты. Закрыл за собой приёмную и бегом спустился по лестнице, поворачивая к двери кабинета отдела. Там набросал записку Алине, где приказал оставить пока в покое тему с «Дыханием Бога» до дальнейших указаний.
Подумал и дописал: «Элла погибла, несчастный случай. Шефа допрашивает полиция. Вы пока за старшую. Я буду к обеду, если что, звоните». Подписался, накинул куртку и выскочил в коридор, словно за ним гнались.
Жизнь как в детстве показалась ему нереальной; он был сам по себе, а мир – сам. Пока не ударился локтем, зашипев, о поручень в лифте, морок не прошёл. А вот от боли тут же сгинул. Внизу уже стояли самые ранние пташки из числа работников многоэтажного здания: кому не спалось, кто не успел вчера завершить все дела, а некоторые – это читалось в глазах – выслуживались, каждое утро стараясь прийти на работу раньше начальника.
Есть же идиоты, которые ценят это выше эффективности.
Джипа шефа на месте не было. Наверное, это хороший знак – собирались отпустить после разговора в управлении полиции. «Логан» за ночь остыл и намок от висящей в воздухе водяной взвеси. Антон залез в машину, завёл двигатель и включил всё сразу: «дворники», печку, магнитолу, фары. Мёртвое до поры железное чудовище задышало, засвистело резинками по стеклу, рыкнуло мотором, приятным баритоном сообщило из колонок, что в Руздале сегодня от семи до двенадцати градусов тепла, повышенная влажность и туман. А теперь – песня!
Радио всегда умиляло Мякиша своим наивным идиотизмом, возведённым в ранг искусства. Впрочем, телевидение было ещё хуже, а уж смердящая помойка сети обгоняла предыдущих властителей умов с большим запасом.
– Исполнение желаний… – он откинулся на спинку водительского сидения и прикрыл глаза. Спать не хотелось, выспался, а вот думалось так значительно лучше. – Счастья всем, даром, и пусть никто не уйдёт опущенным.
Он покопался в кармане жестом старого курильщика: так они обычно достают сигареты и зажигалку, не глядя, абсолютно уверенные, где что лежит. Но целью были не раковые палочки – курить он бросил.
Или нет?
Или да?
Антон с ужасом понял, что больше ни в чём не может быть уверен. Ни где он, ни кто, ни зачем. А ведь так замечательно начинался вчерашний день…
Он вырулил с парковки, пропустил пару машин на проспекте и влился в крепнущий утренний поток железных коней, несущих своих несчастных владельцев в рабство до вечера. Сам Мякиш ехал домой, надо было всё-таки почистить зубы, принять душ и переодеться. Из всей одежды не вонял жилым духом, наверное, только галстук, да и тот был под подозрением.
Каждый раз, когда он возвращался в их с женой и дочерью тесную квартиру, в душе возникало противоречие, желание развернуться с половины дороги и… А что – и? К Полине? Там он желанный гость, но не более, чем гость. Нужно пожить с человеком, притереться к нему, принюхаться – это только у собак всё просто и быстро, а людям, да ещё с возрастом, всё сложнее и сложнее.
Маша давно потеряла очарование молодости, стала равнодушной толстомордой стервой, но оставалась всё же частью его дома. Его семьи, пусть они и спали в разных постелях уже три года. Или больше?
На перекрёстке с бульваром Покорителей Бюджета опять пробка. Это вчера они с охранником господина Ерцля проскочили пустое пространство без заминок, а утро – такое утро. Авария. Носатый китайский джип явно проскакивал на красный перед автобусом и не рассчитал силы. Его владелец сокрушённо бродил вокруг покалеченного коня, орал что-то в телефон, пиная ни в чём не повинные колёса. Водитель автобуса даже не вышел из кабины, только опустил стекло и задумчиво курил, добавляя к туману клубы табачной копоти. На лице его оставалось равнодушие ведомого на эшафот батрака.
– Это вы удачно встретились, – проворчал Антон, хрустя шинами по разбитому пластику фар, уворачиваясь от стремящегося всех обогнать грузовика, матерясь и прищуриваясь.
За перекрёстком всех подряд тормозил наряд дорожной полиции. Двое уставших от всего мужиков в блестящих светоотражателями накидках методично взмахивали жезлами, подходили к машинам и проверяли документы. На кой чёрт здесь и сейчас? Ну так государственные структуры живут своей таинственной жизнью, направляемой, в отличие от иных организмов, не мозгом, а некими иными органами. И не факт, что содержащими синапсы.
– Лейтенант-инспектор Франкони ваши документы, – без пауз, привычно, словно молитву, отбарабанил подошедший слуга закона.
Антон, умудрившись притереться к обочине и не поцарапать бок машины об ограждение, вытащил телефон. Всё давно было там: коды, пароли, явки, водительские права и гражданские обязанности.
Франкони-ваши-документы привычно провёл сканером по затейливому пауку кода, в котором о Мякише было всё и даже больше. Прибор пискнул и зажёг зелёный огонёк. Не просрочено, не в розыске, не был, не привлекался, не участвовал. Образцовый подданный, хоть медаль вешай.
– Проезжайте! – буркнул полиционер, потеряв всякий интерес к Антону. Грех было бы не последовать столь простому указанию.
На следующем перекрёстке он набрал номер Маши через громкую связь машины. Спит, что ли? Послушал длинные гудки, отключился. Дочки дома не было, она у бабушки в гостях, это в области. Мякиш с очередным приступом ужаса вдруг понял, что знает это исключительно умом, а нечто тревожное внутри посмотрело на него и сказало: «Да нет у тебя никакой дочери, чудак!», отчего он чуть не повторил судьбу владельца китайского джипа, чудом обогнув автобус и тормозя.
– Но хоть жена-то есть? – спросил он у забитой уже машинами дороги за лобовым стеклом. – Или вообще всё мне снится, а на самом деле я бабочка, порхающая перед носом танцующего будды?
Сзади загудели клаксоны: давно зелёный на светофоре, это только он тупит, задаваясь риторическими вопросами с лёгким налётом теософии.
– Слышь, чё, Антон Сергеич! А ты где? – это уже звонок шефа.
– Домой еду.
– Спать, что ли? – нервно хохотнул тот. – Всю ночь же дрых в офисе!
– Да нет, переоденусь хотя бы. Я к обеду обязательно буду. Вас там как, выпустили?
– А то! Пришлось, правда, адвокатессу мою будить ни свет ни заря. Она там всё распедалила в лучшем виде, ещё и извинились. Не, ну что мне в душу этот Дрожкин
