Звериное царство - Жан-Батист Дель Амо
Боже, ну почему эти картины все время всплывают в памяти, терзают мозг?! Уж лучше погрузиться в сон и не просыпаться, хотя нет никакой гарантии, что воспоминания не догонят ее (пробиваются же в царство грез вонь и крики свиней)…
Запах стоящих в вазе цветов не способен перебить вонь. В самый первый вечер так пахло от Сержа: свиной «аромат» смешивался с алкогольными парами и «благоуханием» дешевого одеколона. Кажется, что свинарник изо всех сил пытается проникнуть к ней в комнату, а ветер время от времени доносит визг новорожденных и вопли «мучеников»…
Жизнь не оставила ей выбора – пришлось выйти за Сержа и переехать на ферму. Она сразу поняла, что предстоит яростная борьба со свинарником, потому что отец и братья таскают его с собой, за собой, на себе и без конца о нем говорят. Она видела, как мужчины загоняют в прицеп грузовика отбракованных самок: некоторые так часто рожали, что у них случился пролапс, другие едва двигались из-за жесточайшего артроза и слишком большого веса. Мужчины били свиней колотушками, пинали ногами, и несчастные кричали от ужаса и боли, обдирали бока о цемент пола, закатывали глаза.
– Как вы можете делать подобное?
– О чем ты? Не понимаю… – Серж вытер руки о робу.
Катрин кивком указала на свиней. Он пожал плечами.
– Вот ты о чем… Так уж получается… Иногда необходимо прекратить их страдания. Привыкаешь… Скоро сама увидишь.
Но она отказалась – и видеть, и знать. Выбросила все, что хоть чуть-чуть напоминало о свиноводстве. Сложила в коробки безделушки – свинок из глины и стекла, старинные чугунные копилки, медали с выставок и конкурсов. И как когда-то мать, стала мечтать об обычном счастье: маленькой квартирке, маленьком автомобиле, путешествиях во время школьных каникул. Она бы что угодно предпочла бесконечной агонии разваливающейся фермы, взятой в тиски запахом, визгом, предсмертными воплями животных и варварством людей.
Через несколько дней обнаружилось, что дверь в отсек самцов распахнута настежь. Жоэль идет к отцу и брату, в помещение для откармливания. Кричит от входа:
– Он сбежал! Зверь сбежал. Загон открыт, входная дверь тоже, и я не могу его найти!
Анри и Серж торопятся на место происшествия. Анри перепрыгивает через загородки, останавливается у загона. Трогает ногой засов и стопор, наполовину похороненные в навозной жиже, стекающей с решетчатого настила. Сыновья следуют за ним вдоль отсека, выходят из помещения и видят, что ограда помята, а сетка разворочена. Серж смотрит на один из вывернутых из земли металлических столбиков рядом со щитом, гласящим: ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН, – издает короткий изумленный смешок, но сразу берет себя в руки. Не дай бог отец заметит! Анри возвращается, взвешивает на ладони цепь, рассматривает ее, нагибается, подбирает навесной замок и швыряет его к ногам сыновей. Накануне дверь свинарника запирал Жоэль.
– Клянусь, я… – бормочет он.
– Уйди с дороги! – рычит Анри.
Жоэль отодвигается, и братья смотрят, как отец идет к ферме. Серж закуривает, пытаясь унять дрожь в руках.
– Но ты-то мне веришь? – срывающимся голосом спрашивает Жоэль. – Не идиотничай, ты прекрасно знаешь, что я бы никогда не забыл закрыть проклятую дверь! Как этот дьявол сумел вырваться?
Серж отводит взгляд, пожимает плечами, кивает на следы, оставшиеся на мягкой земле. Достает из кармана флягу, отхлебывает, вытирает губы о плечо.
– Я верю только собственным глазам.
Они решают не закрывать решетки и поставить повсюду ведра с зерном.
Когда шла стройка, животные иногда сбегали: атавистическое стремление к свободе не дает покоя свиньям, хотя они всю свою жизнь проводят в неволе, среди сородичей, в жаре и духоте свинарника, где их всегда кормят по часам. Очень быстро беглецом овладевает беспокойство, а ночной холод и голод заставляют вернуться. Хозяева находят его лежащим на соломе в амбаре или у дверей свинарника, за которыми протекает короткая жизнь всей свиной братии.
– Такой огромный хряк не сможет долго оставаться незамеченным, – говорит Жоэль, и братья уходят.
Окрестные леса ограничены засеянными полями, так что спрятаться там почти невозможно. Охотники легко выгоняют оттуда дичь, а департамент контролирует поголовье диких кабанов. На тридцать километров вокруг только Анри с сыновьями разводят свиней. Остальные сажают зерновые. Кое-кто держит птицу и откармливает пару свинок, но ни один не владеет особью, подобной Зверю, и любой опознал бы его с первого взгляда.
– Молись, чтобы один из местных придурков не успел пристрелить его, – ворчит Серж, жуя фильтр сигареты.
– А если произойдет несчастный случай? – откликается Жоэль. – Только представь, что он может попасть под машину или покалечить кого-нибудь!
– Ничего подобного не случится. Мы его отловим. Должны отловить!
Увы, ведра с едой зверя не соблазняют.
Три недели подряд, до середины июня, Анри с сыновьями совершают ночные обходы – сначала вокруг свинарника, потом отходя́ все дальше, но встречают только двух вепрей, лису и бродячих собак. Они идут по следам Зверя от прилегающего луга к строениям, но на дороге следы теряются.
– Негодяй как будто нарочно топал по гудрону, чтобы оторваться от нас, – ворчит Жоэль.
Мужчины устраивают облавы, каждый день расширяют периметр, берут с собой легавых, но вспугивают только кроликов и телят косули. Ни один обитатель близлежащих ферм и домов не видел полутонного хряка, он не разорил ни одного поля или огорода. Ночные бдения не приносят результатов, время идет, начинается лето.
Зверь как будто испарился.
* * *
Жером закрывает за собой калитку, спускается по растрескавшимся плитам (виноваты беспокойные мертвецы) и ложится у подножия статуи, скрестив руки на груди. Пречистая Дева смотрит на него с состраданием, ее губы, щеки и нос покрыты ржавчиной. Мальчик ждет. Ящерки, которых спугнула его тень, вслушиваются в вернувшуюся тишину. Воробьи снова начинают чирикать, и верткие существа покидают укрытие, зорко озирают окрестности, растягиваются на мраморе, тяжело дышат. Над могилами кружит ворона, ее тень накрывает застывшего в неподвижности мальчика. Проходят минуты, тянутся часы, он иногда открывает глаза, чтобы полюбоваться стремительным полетом стрижей. Легкий ветерок ласкает верхушки кипарисов, шишки падают, отскакивают от плит, прыгают по ступеням. От лежания у Жерома устает затылок, он поднимается, подставляет шею солнцу. Оно поднимается все выше, и тени крестов удлиняются. Богоматерь охраняет покой лежащих под землей людей.
Солнце нещадно жжет мрамор и бетон. Кора кипарисов потеет золотистым соком. В нескольких метрах от Жерома лежит вросшая одним углом в землю плита из розового гранита. Из ямки выглядывает плоская широкая оливковая головка бородавчатого ужа. Жером замирает. Он почти
