Петр Краснов - За чертополохом
— Прощайте, дорогой профессор, — сказал атаман.
— Прощайте! Прощайте, — торопливо говорили Купетов, Антоша и Иван Иванович.
Они были взволнованы и торопились.
Клейст, путаясь в полах шубы, спустился по лестнице, и едва он ступил на мостовую, матросы проворно взбежали наверх, лестница свернулась, и корабль быстро, с легким шипением, взмыл кверху и исчез, точно растаял в небе.
Все было как сон. Все четыре месяца были как сон.
Клейст перенес свой чемодан и пакет с папиросами к подъезду и надавил пуговку звонка. Пакет с папиросами не был сном. Два человека бежали к нему.
— Черт, — крикнул первый, хватая Клейста за грудь, — откуда вы взялись?
— Как откуда, я звоню у своей квартиры, — отвечал порядком перетрусивший Клейст.
— А воздушный шар? — воскликнул второй.
— Какой шар?
— Мы от самой Гедехтнис-Кирхе бежим за ним. Он завернул сюда.
— И вдруг человек!
— Проснитесь, товарищ, вы хватили лишнее.
— А это что за вещи?
— Не ваше дело, товарищи. Мои вещи.
— Украли, поди-ка.
— Отродясь этим не занимался. Я член рейхстага Клейст. Это и привратница подтвердит.
Клейст, освободившись из рук держащего его, неистово стучал в окно.
— О! Доннер веттер (Черт возьми! (нем.)), — послышалось наконец оттуда. — Кто еще ломится сюда? Hyp фюр хершафтен, мейне херрен (Только для господ, господа (нем.)). Все жильцы уже дома.
— Фрау Фицке, разве вы не узнаете меня? — сказал Клейст, нагибаясь к окну.
— Ах, херр профессор, но откуда вы взялись?
— Пришел пешком с вокзала Зоо, — говорил Клейст.
— Ах, ах, как же так? Устали, поди-ка.
— А шар? — сказал настойчиво первый. — Вы прилетели на шаре.
— Вы очумели, товарищи, — сказал, протискиваясь мимо закутанной в платок привратницы, Клейст. — Вы очумели. Где же он?
— Но я не пьян. Я видел, как он летел.
— Ну, куда-нибудь в другое место, — сказал Клейст и протащил пакет с папиросами на лестницу.
— Ах, господин профессор, а мы думали, вы совсем пропали…
Гуляки отошли от подъезда.
— Я видал, — говорил один.
— И я видал, — сказал другой.
— Мы видали оба.
— И нет ничего.
— Чертова затея.
— Надо донести в Совет. Профессор Клейст! Запомните, товарищ.
— Да, товарищ. Хорошо только, если не какая-либо французская штука.
— Или новый путч баварских монархистов.
— Надо было схватить его!
— Доннер веттер!
— Доннер веттер!
XXIV
— Но, господин профессор, — моргая заспанными глазами говорила фрау Фицке, — вам нельзя идти на вашу квартиру.
— Почему?
— Ах, господин профессор! Вы так долго отсутствовали… Ваша виза была только на три месяца… Вонунгсамт (Жилищная комиссия, распределяющая свободные квартиры (нем.)) ввиду жилищной нужды вселил в вашу квартиру херра Кнобеля, фрау Перш и семейство Шпукферботен с восемью маленькими детьми. Все ваши комнаты заняты.
— Но кабинет… Там мои бумаги…
— Я знала, господин профессор, и я сохранила ваши бумаги. Только немного успели взять на растопку печей. Товарищ Кнобель — такой спартакист.
— Что же мне делать?
— Я уже не знаю, господин профессор. Не иначе, как вам придется подать заявление в Вонунгс-амт. Вонунгс-амт должен озаботиться подысканием вам соответствующего помещения. Он отыскал же для этих господ.
— Но, позвольте, фрау Фицке, ведь вы же знаете, что это моя квартира. Как же я не могу войти и занять мою квартиру?
— Господин профессор, увы, у нас теперь нет собственности. Закон о социализации всех имуществ обнародован два месяца тому назад.
— Кто же теперь у власти?
— После октябрьских беспорядков спартакисты стоят у власти.
У Клейста опустились руки. Ему казалось, что портсигар своим двуглавым орлом с коронами жжет его ногу.
— Что же мне делать? — вяло спросил он.
— Уже и не знаю что, — сказала старуха.
— Постойте… Если мне телефонировать к Кореневу, или на квартиру Эльзы Беттхер, или в Американское общество «Амиуазпролчилпок»?
— Теперь, господин профессор, по телефону можно говорить, только подав перед каждым разговором письменное заявление в Ферншпрехер-Амт.
— Что за чушь такая?
— Такое распоряжение. — Старуха понизила голос до шепота. — «Они», господин профессор, боятся. Ожидают восстания правых партий.
— Но куда же мне деваться? — сказал Клейст.
— Ох! Уж и не знаю куда, господин профессор.
— Ну вот что, фрау Фицке, — решительно сказал Клейст, — я ночую у вас.
И он направился к дверям ее каморки.
— Господин профессор, — застонала старуха. — Но как же это возможно? Это же моя каморка. Я принуждена буду жаловаться.
— Ничего подобного. Аусгешлоссен (Все кончено (нем.)), фрау Фицке! Собственность отменена. Надо же, наконец, и мне где-нибудь ночевать?
Невеселую ночь провел Клейст. Старуха ворчала до самого утра, лежа на своей кровати под пуховым одеялом. Клейст сидел на стуле и, облокотившись о стол, дремал и думал, как при теперешнем правительстве ему передать все то, что поручил ему передать император Михаил Всеволодович и его думные бояре.
XXV
На другой день Клейст отправился на квартиру Коренева. Пожилая фрау Тонн, любившая Коренева, как родного сына, сумела отстоять его комнату, его мольберты, полотна и краски от социализации и охотно пустила к себе профессора Клейста, о котором много слышала от своего постояльца.
Она поила Клейста кофе и слушала его рассказы про чудесную страну, из которой Клейст только что вернулся.
— Что же, — сказала она, — и у нас, рассказывала мне моя мутти (Мамочка (нем.)), не хуже ихнего при кайзере было. Довольство, порядок. Ну и теперь, — прошептала она, таинственно оглядываясь и закрывая рот рукой, — сказывают, тоже скоро опять кайзер будет. Сумасшествие-то это проходит.
Клейст вспомнил, что была среда, и пошел к пяти часам к госпоже Двороконской, чтобы рассказать русским друзьям о России.
Клейсту казалось, что прошла целая вечность после той июльской среды, когда горячо говорил Коренев и ему возражали Дятлов и Виктория Павловна, и потому ему было странно найти всех на тех же местах, нисколько не постаревшими, нисколько не изменившимися. И гости были те же, профессор русской истории и словесности, тот же юрист, так же приветливо смотрела Виктория Павловна, а Екатерина Павловна стремилась прийти на выручку всякий раз, когда слишком обострялся спор. Только теперь над чайным столом горела лампа, шриппы стали еще меньше, вместо вишен на маленьких блюдечках был наложен клейкий мармелад и самовар заменила бульотка.
От отсутствия самовара в столовой Виктории Павловны стало еще более пусто и холодно.
Клейста встретили восторженными криками.
Виктория Павловна усадила его в кресло против себя.
— Ну, дорогой Карл Федорович, рассказывайте нам, как погибли ваши спутники и как и почему вам удалось спастись.
— Но мои спутники и не думали погибать, Виктория Павловна. Они все, слава Богу, в добром здравии…
— Рассказывайте сказки, Карл Федорович. Не далее как полторы недели тому назад была помещена в «Голосе эмигранта» обстоятельная статья Лермана под названием «Гибель безумцев». Там же была корреспонденция из Дерпта, описывавшая, как вы пошли с топорами в чертополоховое поле, как вас повел какой-то мужик… Кур… Курятин, что ли…
— Курцов, — сказал Клейст.
— Да, да, Курцов… Как он оказался большевиком, завел вас в чертополоховый лес и всех перебил. Ваша смерть была описана такими трогательными чертами. Вы вспоминали свой Фатерланд.
— Моя смерть… Но вы видите меня живым и здоровым, — сказал Клейст.
— О, это ничего не значит, — загадочно возводя глаза к небу, сказала Екатерина Павловна.
— Как ничего не значит?!
— Но есть, знаете, различные флюиды…
— Но, позвольте, господа… — начал Клейст.
— Называйте нас лучше товарищами, это по данному моменту будет безопаснее, — сказал профессор права.
— Но, позвольте, господа, — упрямо сказал Клейст и вынул из кармана портсигар, набитый папиросами, — показать вам эту штуку и угостить вас русскими папиросами.
— А!.. О!.. — раздались возгласы пораженных гостей.
— У моего отца был такой портсигар, — сказала Виктория Павловна. — Его ему пожаловал Николай, последний царь. У нас его отобрали социалисты при Керенском.
— Из настоящего золота! Какой тяжелый!
— А камни! Камни! Такие камни можно найти теперь только у шиберов в перстнях и у их жен на брошках.
— Удивительно!
— Товарищ профессор, позвольте попробовать папиросочку.
— И мне!
— И мне!
— И мне!
— Пожалуйста, господа, — сказал Клейст.
