Антон Чехов - Том 23. Письма 1892-1894
Наступило время, самое тягостное для моего тела. Я не терплю холода.
Благослови Вас господь бог. Напишите мне что-нибудь. Анне Ивановне нижайший поклон и благодарность за то, что она, как Вы пишете, приглашает меня в Петербург.
Ваш А. Чехов.
Чехову Ал. П., 28 ноября 1893*
1362. Ал. П. ЧЕХОВУ
28 ноября 1893 г. Москва.
Москва, Нов. Басманная,
Басманное училище. 28 ноябрь.
Неблагодарный брат!
Я живу в Москве и изо дня в день жду от тебя письма. Надеюсь на твое благородство, хотя и боюсь, что искушение — жить по моему паспорту — победит в тебе рассудок и честь. Боюсь, что, когда ты будешь сидеть на скамье подсудимых за проживательство по чужому виду, мне придется быть старшиною присяжных и закатать тебя в Енисейскую губ<ернию>.
Нового нет ничего. Умер наш Тихонравов* (рлекторла обвиняют в прлистрластии и пр.). Весьма жалко.
Пиши, если хочешь. В декабре увидимся.
Твой А. Чехов.
Мизиновой Л. С., 29 ноября 1893*
1363. Л. С. МИЗИНОВОЙ
29 ноября 1893 г. Москва.
29 ноября.
Пригласите меня и Виктора Александровича к себе обедать в среду или четверг. И чтобы пирожки были.
Позовите также Машу.
Отвечайте в редакцию «Русской мысли».
До свиданья, милая сваха*.
Ваш А. Чехов.
Чеховой М. П., 3 декабря 1893*
1364. М. П. ЧЕХОВОЙ
3 декабря 1893 г. Москва.
3 дек.
Маша, будь добра, привези письма, которые пришли на мое имя, пока я был в Москве. Миша забыл привезти их, да и трудно ждать, чтобы этот молодой человек был внимателен к кому-нибудь другому, кроме собственной особы. В среду утром я у тебя буду в Каретной Садовой*.
Твой А. Чехов.
Суворину А. С., 18 декабря 1893*
1365. А. С. СУВОРИНУ
18 декабря 1893 г. Москва.
18 дек.
Вы как-то спрашивали в письме насчет «Графа Монте-Кристо» Дюма. Он давно уже сокращен*, так сокращен, бедняга, что покойный Свободин, увидев, ужаснулся и нарисовал карикатуру*. Вам привезти сей роман или прислать через магазин?
Пьеса Потапенко прошла со средним успехом*. В пьесе этой есть кое-что, но это кое-что загромождено всякими нелепостями чисто внешнего свойства (например, консилиум врачей неправдоподобен до смешного) и изречениями в шекспировском вкусе. Хохлы упрямый народ; им кажется великолепным всё то, что они изрекают, и свои хохлацкие великие истины они ставят так высоко, что жертвуют им не только художественной правдой, но даже здравым смыслом. Есть даже такое изречение: «факел истины обжигает руку, его несущую»*. Больше всего имел успеха второй акт, в котором житейской пошлости удается пробиться на свет сквозь изречения и великие истины.
При покупке имения я остался должен бывшему владельцу* 3 тысячи и выдал ему закладную на сию сумму. В ноябре я получил письмо: если уплачу по закладной теперь, то мне уступят 700 р. Предложение выгодное. Во-первых, имение стоит не 13 тыс., а 12 300, и, во-вторых, процентов не платить. Я понатужился и вчера погасил закладную, уплатив то, что нужно, с чем искренно себя поздравляю. Этот долг томил меня. Теперь на имении лежит только банковский долг, 5800 р., но это пустяки. Быть должным банку приятно даже, так как просрочить платеж процентов можно на 6 месяцев. Одним словом, я могу считать себя теперь так, как будто я ничего не должен.
В январской книжке «Русской мысли» печатается мой рассказ — «Бабье царство». Описание одной девицы*. В янв<арской> книжке «Артиста» найдете изображение одного молодого человека, страдавшего манией величия; называется эта повесть так: «Черный монах». За сим я хочу наградить русскую публику еще многими произведениями, но так как они еще не написаны или же только что еще начаты, то пока умолчу о них. Хочу писать, как Потапенко, по 60 листов в год.
В моск<овском> книжном магазине давно уже нет моих книжек. Похоже на то, как будто я ликвидировал свои дела. Перед Рождеством самая-то настоящая торговля, а книжки мои или не изданы, или же лежат в складе, изображая из себя камень, под который вода не течет.
Завтра утром уезжаю домой* в деревню и буду жить там до 12 янв<аря>. А потом, должно быть, в Петербург*.
Ваш сын приезжал, хотел поговорить со мной, ел устриц со мной и с Потапенко и уехал, не поговорив ни о чем.
Я уже имею паспорт. Медицинский департамент прислал мне отставку*, в которой сказано, что я холост и в походах и сражениях не был.
На днях я был у Сытина и знакомился с его делом*. Интересно в высшей степени. Это настоящее народное дело. Пожалуй, это единственная в России издательская фирма, где русским духом пахнет и мужика покупателя не толкают в шею. Сытин умный человек и рассказывает интересно. Когда случится Вам быть в Москве, то побываем у него в складе и в типографии, и в помещении, где ночуют покупатели. 2300 р. я взял у него, продав ему несколько мелочей для издания*.
Город утомил меня. Уезжаю в деревню с наслаждением.
Напишите же насчет «Монте-Кристо». Адрес по-прежнему: Лопасня. Оставайтесь живы, здоровы, благополучны и милостивы, и да хранят Вас все святые. Анне Ивановне и детям нижайший поклон.
Ваш А. Чехов.
Вчера в глупейшей пьесе видел Заньковецкую*. И жаль было, и стыдно.
Мизиновой Л. С., 19 декабря 1893*
1366. Л. С. МИЗИНОВОЙ
19 декабря 1893 г. Москва.
Милая, великолепная Лика, простите, я обманул Вас. В храм Спаса я не пошел, потому что не пустил меня Иван, который всё утро находил, что мое здоровье сегодня хуже, чем вчера, а на дворе холодно, мерзко и проч.
Я сейчас уезжаю в Мелихово. Жду Вас в пятницу*. Непременно приезжайте. Вы знаете, как Вы мне нужны. Не обманите, Ликуся, ради небес приезжайте!
Кланяюсь Вам в ножки.
Ваш А. Чехов.
Гольцеву В. А., 22 декабря 1893*
1367. В. А. ГОЛЬЦЕВУ
22 декабря 1893 г. Мелихово.
Милый Виктор Александрович, когда поедешь к нам*, купи 1 ф. дрожжей. Дрожжи продаются в хороших булочных. Прости, что даю тебе это прозаическое поручение, но не я виноват, а фамилия, которая не может обходиться без дрожжей.
С нетерпением жду тебя.
Твой А. Чехов.
22/XII 93
Мороз отчаянный.
Лошади выедут за тобой 24 к утреннему.
Сестра кланяется.
На обороте:
Москва, Пречистенка, Дурновский пер., соб<ств>. д. Виктору Александровичу Гольцеву.
Ежову Н. М., 23 декабря 1893*
1368. Н. М. ЕЖОВУ
23 декабря 1893 г. Мелихово.
23 дек.
С праздничком честь имею поздравить Вас и Вашу милую дочку, дорогой Николай Михайлович. В том, что мы не повидались в Москве, виноваты два человека: я и Левинский. Я виноват, потому что потерял Ваш адрес, Левинский же не передал Александру Семеновичу и Вам моего адреса, хотя я настоятельно просил его об этом.
Вы задолжались? Но ведь теперь каждый порядочный человек должен. Когда Ваш долг достигнет цифры 10 000 руб., то устройте юбилейную закуску и пригласите меня. Долги пустое дело. Что же касается безденежья, то я вполне разделяю Ваш взгляд на этот бич божий. И мне кажется, что при Вашей теперешней манере писать Вам трудно избавиться от него. В последние годы Вы как-то раскисли*. Вместо того чтобы писать по 2–3 рассказа в неделю, Вы пишете по одному в 2–3 месяца*. Такая скудная производительность причиняет Вам материальный ущерб и, мало того, истощает Вас, так как без постоянного правильного упражнения невозможно избежать регресса. Вы еще молоды, имеете симпатичное литературное имя*, и объяснить Вашу малодеятельность можно только одним — временной апатией и хандрой. Воспряньте же, сударь, и пишите по 5-10 часов в сутки, по 5 рассказов в неделю, по одной повести в 2 месяца, по роману в год и по 2–3 пьесы в сезон. Многописание великая, спасительная штука.
Суворину буду писать*. Но отчего Вы так редко печатаетесь у него? В «Сев<ерный> вестник» писать не стану, так как я не в ладу* с тамошним Израилем. Обратитесь к Альбову. Он добрый человек.
