Мирза Ибрагимов - Слияние вод
- Начнем.
- Да, пора, пора, - бодро сказал Салман; пока сестра атаковала Гараша, он держался в стороне. - Этот участок мы засеем квадратно-гнездовым способом. Самое меньшее - тридцать центнеров первосортного хлопка с гектара. Постарайтесь уж как-нибудь, братцы. Гарантирую премию,
- Мы не "как-нибудь", а действительно постараемся! - заверил его Наджаф, и вскоре тракторы взревели и поплыли, взрезан плугами плодородную муганскую целину.
2
Майя день ото дня становилась печальнее. Раньше ей казалось, что семейная жизнь - это любовь, и радость, и наслаждение, и упоение близостью мужа, единственно дорогого и желанного на белом свете; дом Гараша представлялся ей полным музыки, танцев, задушевных бесед у вечернего самовара, и она не подозревала, что с монотонной размеренностью покатятся неделя за неделей и обязанностей выпадет на ее долю куда больше, чем утех.
Когда ты одна, все устраивается легко и просто. Пригласили тебя в гости - иди. Хочешь к себе позвать друга - позови: никто не осудит. Одевайся, как вздумается, лень повесить платье - брось на кушетку; приятно валяться в праздник до полудня в кровати - лежи; захотелось музыку послушать - включай радиоприемник на полную мощность.
Но если ты соединила свою судьбу с чужой, приходится считаться с чужими вкусами и желаниями, с чужим настроением; хочешь, чтобы тебе уступили, иди и сама на уступки; призови себе на помощь и терпение, и чуткость, и ум, и - чего правду скрывать порой и хитрость.
Все это трудно, но еще труднее бывает, когда молодожены попадают в семью с издавна сложившимся укладом, в семью, где родня считает своим долгом вмешиваться в их жизнь.
В доме Рустамовых для Майи был непереносим деспотизм свекра. Ее и удивил и испугал отказ мужа уйти от родителей, устроить свой очаг. Гараш как будто изменился, стал грубым, невнимательным. Видно, и в самом деле ему нужна другая жена: чтоб и двор могла подмести, и хлев почистить, а после ссоры, как ни в чем не бывало, обнимать мужа. Как знать, может, и любви никакой у Гараша не было, увлекся - женился...
Майе временами становилось так жутко, что она ночью вскакивала с кровати, садилась у окна и все спрашивала себя, допытывалась: сможет ли она жить без Гараша? Если ночи напролет только о нем и думает - значит, никогда не захочет расстаться. "Люблю, люблю, - повторяла она, - и злюсь, отчаиваюсь, рыдаю лишь оттого, что его нет со мной".
Вдруг дверь бесшумно открылась, и перед Майей появился улыбающийся, до черноты загоревший Гараш.
Захваченная врасплох неожиданным приходом мужа, Майя не сразу очнулась от своих грустных мыслей и глядела на него, растерянно улыбаясь.
А тот, уверенный, что его встретят пламенными объятиями, нахмурился.
- Что так поздно? - наконец спросила жена.
- Попутного грузовика дожидался. А ты почему не спишь? Чем озабочена?
- Все в порядке, все идет, как положено, - грустно пошутила Майя. Твой отец ругается...
Гараш с досадой поморщился. Старая песня...
- А все из-за пустяков. Ты же знаешь, я привыкла делать утром зарядку. Так меня еще дома приучили с малых лет. Выходить на открытую веранду неудобно. Я посоветовалась с мамой, позвали плотника, чтобы отгородить уголок веранды у нашей комнаты, а отец пришел и прогнал его... Мне-то он ничего не сказал, но так еще хуже. В конце концов у меня не хватит выдержки, начнутся ссоры...
Гараш чувствовал, что устал от вечных жалоб Майи. Невольно он сравнил ее с Назназ, - вот уж та всем и всегда довольна, не хнычет, не тужит, не расстраивается из-за пустяков, старается понравиться мужчине, порадовать мужчину...
- Ну, хор-рошо, хорошо, характер отца изменить я не в силах. Есть у тебя комната, вот и кривляйся тут нагишом, как вздумается.
- Почему ты говоришь с такой злостью?
- А как мне говорить? Я ведь тоже не камень! Неделю торчу в поле, сплю на земле у трактора, примчался домой, а меня встречают хныканьем. Очень приятно!
Майя стряхнула слезинки.
- Ладно, Гараш, больше не услышишь ни слова, - голос ее прозвучал тускло. - Ляжешь?
- Нет, дай поесть, должен вернуться в поле, - соврал Гараш.
Он надеялся, что жена станет умолять остаться на ночь, но Майя привыкла относиться с уважением к работе мужа и не стала спорить. Взбешенный Гараш наскоро похлебал супу и поплелся на шоссе ловить машину.
В полевой стан он явился чуть не на рассвете. Разбуженные его приходом трактористы встретили бригадира колкими шуточками:
- Грех оставлять дома молодую!
- Может, черная кошка пробежала? Поссорились?...
А утром Назназ принесла чай невыспавшемуся, хмурому Гарашу. Движения ее были плавными, улыбка - ласковой. После завтрака переменила ему повязку на пальце, и опять у него дыхание перехватило, когда мягкая грудь коснулась плеча, щеки.
Трактористы уже вышли, она была одна, и близко около лица Гараша пылали ярко накрашенные губы Назназ, призывно улыбались, манили...
- А на обед будет плов, - сказала Назназ,
- К чему такое беспокойство?
- Лишь бы тебе было хорошо.
3
Жаркие лучи солнца, проникавшие в застекленную веранду, приятно нежили, согревали сидевшего у окна Шарафоглу; он хмурился, позевывал, держа в руке прочитанную газету. На его коленях дремал пушистый котенок; два месяца назад Шарафоглу подобрал его, дрожавшего, голодного, у ворот МТС и приютил.
- Можно? - спросил кто-то за дверью.
- Почему нельзя? Заходи... - Шарафоглу осторожно опустил котенка на маленький коврик около письменного стола, улыбнулся входившему Наджафу, А, комсомол! Прошу, прошу...
Наджаф, по обыкновению благодушный, веселый, протянул заместителю директора какую-то бумагу,
- Что тут? Да садись, садись.
- Заявка на шпиндели для хлопкоуборочных машин. Ремонтировать пора! С посевной - порядок, за нас не беспокойтесь, идем нормально, по графику. Маленькие поломки случаются, не без того, но сами исправляем. Простоев пока не наблюдается. - Наджаф говорил звучно, бодро, ему приятно было порадовать Шарафоглу.
- А как в вашем колхозе?
Голос Наджафа упал.
- Вы же сами вчера были, видели...
Шарафоглу не настаивал, он наклонился над столом и подписал заявку.
- Хорошее дело затеяли комсомольцы! - похвалил он. - Ведь из года в год мы себя утешали, что раньше августа хлопкоуборочные машины не потребуются и нечего спешить с ремонтом. А когда раскрываются коробочки, оказывается, что машины хуже старых арб: не успели, не рассчитали, забыли...
Шарафоглу сделал вид, будто комсомольцы сами догадались весною браться за ремонт, а не он их подтолкнул. - А тебе хлопкоуборочная машина нравится? - будто мимоходом спросил он.
Наджаф вскочил так порывисто, что стул с грохотом опрокинулся.
- Товарищ начальник! - воскликнул он, трижды ударив себя в грудь. - Я влюблен в эту машину, честное слово, влюблен! Три года назад, когда Гызетар была еще невестой, как-то раз увидел ее в поле, бедняжку. Вся потная, солнцем сожженная, руками собирала хлопок. И ведь от зари до зари, часов по шестнадцать... Я подумал: где же ученые? Ведь есть Академия наук, профессора, доценты!... - Он толком не знал, что такое доценты, но слово больно благозвучное. - "Эй, товарищи ученые, немедленно придумайте машину, чтобы избавить наших красавиц от рабского труда!..." Вот как я закричал. И разве неправильно?
- Правильно, правильно, - сказал Шарафоглу, любуясь волнением Наджафа. - Но ведь теперь машина создана, а все равно остались люди, которые ее не признают, не хотят на ней работать.
- Они боятся, что доходы колхозника уменьшатся. Мы нашему Рустаму еще покажем, как машину не признавать! Потому и за ремонт весной взялись. Мугань так устроена: если не отремонтировать машинный парк до солнцепека, значит, ничего не успеешь. Как солнце пригрело степь, все закипело, забурлило, ремонтировать уже поздно.
Коренной муганец, Шарафоглу отлично знал это и без Наджафа, но слушал с необыкновенным вниманием.
- Но, товарищ начальник, машина машиной, а ведь остался кетмень! Рыхлить почву, окучивать кусты приходится руками. - Наджаф с многозначительным видом выпятил толстые губы.
- С этим-то покончить нетрудно, - сказал Шарафоглу. - То есть трудно, - быстро поправился он, - но возможно. Убедим всех колхозников, что надо сеять хлопок квадратно-гнездовым способом, усовершенствуем машину - вот нужда в кетмене и отпала!
- Заставь-ка нашего...
- Вы ж плевать на него хотите! - рассмеялся Шарафоглу.
Парень смутился.
- Плевать на столь почтенного деятеля, конечно, не стоит, - серьезным тоном сказал Шарафоглу. - Не тактично это. Но и плясать под его дудку тоже не следует, договорились? Вот и отлично. Беги...
Шарафоглу опять присел у окна, потянулся, взял с пола замурлыкавшего котенка... Значит, с кукурузой закончили - отсеялись, с клеверами тоже. Началась самая страдная и самая трудная пора - посев хлопка. Пока что все колхозы зоны шли ровно, отстававших не наблюдалось, но все-таки колхоз "Новая жизнь" не на шутку тревожил Шарафоглу.
