Константин Станюкович - Том 8. Похождения одного матроса
Старый Билль помолчал.
— Дальше нечего рассказывать. Томми прикончил своими пулями плантатора, его молодую жену и девочку, негритянку-няньку, а я маленькую, лет пяти… Томми пристрелил и кучера негра… Когда я увидел убитую мною девочку, то я почувствовал весь ужас своего злодейства… А Томми говорит: «Пожива нам досталась хорошая!» И вынул из кармана мертвого кошелек и разбил шкатулку. Она была вся полна золотом… А я, джентльмены, глядел на все и ничего не понимал. Словно бы на меня вдруг столбняк напал… И потом, как снова пришел в себя, я во весь дух поскакал прочь от этого места…
Билль снова примолк.
Чайкин находился под впечатлением рассказа. Потрясенный, он весь как-то съежился, и лицо его подергивалось.
А Дунаев заметил:
— Вы ведь не нарочно, Билль, убили ребенка. Вы ведь нечаянно…
— А не будь я в ту пору мерзавцем, не будь я агентом, так и нечаянности этой не было бы, Дун… Какое уж это утешение. Надо правде в глаза смотреть. Правда, Чайк?
— Правда, — чуть слышно промолвил Чайкин.
И опять наступило молчание.
— Что ж дальше вы сделали, Билль? — спросил наконец Дунаев.
— Пролежал я около трех месяцев в одной уединенной ранче… Горячка была… На ранче говорили, что подняли меня без чувств на дороге… И когда я выздоравливал, то в это время я и думал о своей жизни и понял, какая она была позорная. И почувствовал к ней отвращение и дал себе слово стать другим человеком. Чтобы не было искушения в городах, я остался на ранче, отработал то, что был должен хозяину за мое содержание во время болезни, хоть он, добрый человек, этого и не требовал, и после уехал из южных штатов, чтобы больше никогда в них не возвращаться.
— Куда ж вы уехали, Билль? — спросил Дунаев.
— На Запад… Б Канзас… Тогда еще там жили индейцы.
— Что ж вы делали?
— Охотником был… Слонялся один с места на место…
— А индейцы вас не трогали?
— Не трогали. Я им зла не делал, и они мне не делали. Мы дружны были… Все меня звали и называли Белым Охотником. В таком одиночестве я пробыл, джентльмены, лет семь и, когда почувствовал, что нет для меня больше искушений, вернулся в город… Там открывалась компания дилижансов, и меня взяли кучером… С тех пор я и езжу по этой дороге, джентльмены, и надеюсь до смерти ездить и благополучно довозить пассажиров и почту, охраняя их от агентов.
— Не любите вы их, Билль! — заметил Дунаев.
— От этого и не люблю, что сам был агентом и знаю, как подло нападать исподтишка, и часто на безоружных людей. Есть здесь разбойники, которые и женщин не жалеют… Недавно была убита одна женщина вместе с мужем…
— А за что повесили Томми? За то дело?
— Нет! то дело так и осталось в тайне, — Томми ловко припрятал концы. Он уехал из страны на север и, как после я узнал, был повешен за убийство… Мне случайно попалась потом газета, в которой был напечатан судебный отчет и отчет о его казни. И на суде держал себя хорошо и умер без страха… Однако долго же не идет почта! — круто оборвал Билль разговор и сделался прежним серьезным и суровым и малоразговорчивым Биллем.
— Не случилось ли чего-нибудь! — заметил Чайкин.
— Здесь тихо. Не пошаливают. Да и кому охота нападать на письма.
Наступило молчание.
Между тем два фазана были ощипаны, выпотрошены и вымыты в свежей воде.
— Что с ними теперь делать, Билль? — спросил Дунаев.
— Я полагаю зажарить их, Дун.
— А успеем до прихода почты?
— Не успеем, так дожарим на станции, где будем обедать.
Чайкин собрал сучьев и развел огонь. Когда образовалась горячая зола, Дунаев обвернул фазанов в свежие листья и всунул в золу, наблюдая, чтобы жаркое пропеклось со всех сторон.
Сзади вдруг послышался лошадиный топот.
Билль обернулся и схватился за ружье.
Всадник скакал во всю мочь по дороге… Он подскакал к костру и спрыгнул с лошади.
— Дэк! — воскликнули изумленно Чайкин и Дунаев.
— Вам, Дэк, что нужно? — сурово спросил Билль.
— Я нарочно приехал сюда, чтобы предостеречь вас…
— От кого?
— От моего товарища. Мне нечем было прострелить ему голову, а то бы я прострелил. Я вам верно говорю, Билль.
— За что?
— А за то, что он не чувствует благодарности, и за то, что вы нас не повесили благодаря главным образом Чайку, он вам же собирается напакостить.
— Каким образом?
— Он уехал в Сакраменто, чтобы организовать на вас нападение… Он звал и меня, но я… я еще помню, кому обязан жизнью.
Билль несколько мгновений молчал, словно что-то обдумывал, и потом протянул руку Дэку и сказал:
— Спасибо вам, Дэк. Вы поступили как порядочный человек… Теперь вижу, что Чайк был прав…
— В чем?
— Он утверждает, что вы бросите вашу позорную жизнь и станете порядочным человеком. Ведь вы это говорили, Чайк?
— Говорил! — весело сказал Чайкин.
— Благодарю за хорошее мнение обо мне, Чайк. Быть может, вы и правы…
— Присаживайтесь-ка, Дэк, и не хотите ли закусить? — предложил Билль.
— Не откажусь. Я еще не успел позавтракать сегодня. Насилу достал лошадь в ранче у Косого Джима. Оставил залог…
— И стаканчик рома выпить не откажетесь, Дэк? — предложил Дунаев.
— В этом не может быть сомнения…
Скоро Дэк с аппетитом принялся уписывать за обе щеки принесенные Чайкиным мясо и ветчину, выпив предварительно стаканчик рома.
Билль что-то раздумывал и наконец проговорил:
— Недаром я хотел повесить вашего товарища, Дэк. Большой он мошенник!
— Оказывается, что большой, Билль. Я ему уж это сказал, когда он мне сообщил свое намерение.
— Что ж он?
— Он сказал, что это не мое дело… И так как он сильнее меня, то я должен был согласиться, что не мое дело, но объявил, что мы больше с ним не знакомы…
— И хорошо сделали, Дэк! — сказал Билль.
И когда тот позавтракал и после завтрака выпил еще стаканчик рома, Билль его спросил:
— Какую ему лошадь дал Косой Джим?
— Черную кобылу.
— Хорошая лошадь! Давно бы и Джима следовало повесить. Он укрывает агентов и помогает им… Что вы на это скажете, Дэк?
— Мне неудобно, Билль, быть судьей в этом деле… Разве со временем… Тогда я, — быть может, не откажусь высказать свое мнение.
— Правильно сказано. А в каком часу выехал ваш товарищ?
— В шесть вечера, как только мы добрались до Джима…
— Значит, он уж обогнал нас.
— Весьма вероятно. Для этого он и поехал.
Билль пристально взглянул в упор на Дэка. Тот глаз не отвел под испытующим взглядом Старого Билля.
— А вы, Дэк, что думаете делать теперь?
— Ехать в Сан-Франциско.
— Верхом?
— Верхом.
— Извините, Дэк… Еще один вопрос.
— Предлагайте сколько угодно, Билль…
— Вы… в самом деле… возмущены вашим товарищем?.. Нет ли какой ловушки?
Дэк вспыхнул.
— Какая же может быть ловушка? Я торопился единственно для того, чтобы отплатить хоть отчасти за жизнь, которой я обязан Чайку. Для Чайка больше и приехал… Ваше дело верить мне или не верить… И у меня револьвера нет! — прибавил в виде веского аргумента Дэк, выворачивая свои карманы.
— Довольно. Я верю вам, Дэк! — произнес Билль.
Дэк опять покраснел, на этот раз от удовлетворенного чувства.
— И сколько агентов, вы думаете, соберет этот мерзавец?
— Полагаю, человек шесть, по два на каждого из вас, и чтобы досталось по шести сот долларов на каждого.
— Как так? Почему по шестисот?
— Около этого… разделите-ка, Билль, на шесть три тысячи долларов Дуна да пятьсот долларов Чайка, которые зашиты у него и спрятаны на груди.
— А вы почем знаете, Дэк? — изумленно спросил Чайкин.
— Я слышал, как вы об этом говорили на пароходе…
— Но я вас не видал на пароходе…
— Не мудрено: я тогда был с бородой… Так разделите, говорю, три тысячи пятьсот долларов на шесть, и выйдет около шестисот на брата… Ради этакого куша молодцы выедут…
— А что, Дэк, если против шести будет не трое, а четверо?
— Откуда у вас четвертый?
— А если я вас возьму в дилижанс и довезу до Фриски? И револьвер дам?
— Спасибо, Билль. Но я откажусь.
— Почему?
— Я не хочу стрелять в бывших товарищей. Если бы даже со вчерашнего дня я и переменил о них мнение, все-таки мне бы не хотелось поднимать на них руку. Это пахнет предательством…
— Пожалуй, вы правы, Дэк. Вы гораздо лучше, чем я думал.
— Предупредить я могу… это долг совести, но пристать к какой-либо стороне считаю неудобным. Я предпочту оставаться нейтральным в этом деле и не спеша продолжать путь до Фриски…
— В таком случае я возвращу ваш револьвер… Без револьвера неудобно?
— Как будто бы не совсем.
