Хозяин белых оленей - Константин Валерьевич Куксин
— Я знаю как! — просто сказал Петр. — Надо сесть на снегоход и поехать по стойбищам. Причем по таким, где люди действительно живут очень бедно, разве что с голода не умирают. Так за неделю мы и соберем эти несколько сотен подписей!
Я обвел взглядом людей, собравшихся за столом в небольшом доме на окраине поселка Аксарка. Немногословный, даже несколько замкнутый, очень ответственный Петр; страстный и вспыльчивый, но умеющий убеждать Семен; рассудительная, хорошо знающая местные законы Евдокия. Ненец и ханты, оленевод и рыбаки, язычник и христиане… Люди разных национальностей и вероисповеданий объединились, чтобы отстоять главное право своих народов — право жить по обычаям предков на родной земле…
Следующим утром мы с Петром и Семеном отправились к родственникам Евдокии, у которых дома были компьютер и принтер, и начали составлять письмо президенту. Проблем оказалось столько, что сначала письмо получилось толстым, как почтовый роман. Пришлось сокращать, уплотнять, оставляя только самые острые проблемы оленеводов и рыбаков. В итоге письмо, состоящее из двенадцати пунктов, удалось разместить на одной странице. Распечатав несколько десятков экземпляров текста и столько же листов для сбора подписей, мы стали готовиться к поездке на отдаленные кочевья — туда, где описанные нами проблемы проявлялись острее всего.
Семен Сэротэтто выезжал раньше, чтобы успеть к нашему прибытию собрать подписи в поселке Яр-Сале. Прощаясь, ненец сказал мне:
— Ты знаешь, Костя, а ведь наше письмо как тот старинный жезл с родовой тамгой, о котором я тебе рассказывал. Жезл, на котором каждый ставит свою подпись. Выходит, мандалада началась…
Безоленные люди
Ехать решили на «ямахе»: быстрее и надежнее, чем на «буране», ведь нам предстояло за короткое время посетить много отдаленных стойбищ. Мощный японский снегоход Петр попросил у своего друга.
— Бери, для такого дела не жалко! — кивнул пожилой хант. — Мне все равно сейчас ездить некуда, рыбачить-то нам не дают. Давеча с рыбой возвращался — сам не ловил: опасно, — купил у «сидячих» ненцев, что возле Нового Порта живут. Это, сам представляешь, четыреста километров отсюда. По реке дорога хорошая, да и снегоход мощный, но над рекой вертолеты кружат, пришлось по тундре объезжать, это еще крюк километров семьдесят! Рыбу привез, продал, подсчитал — на бензин больше потратил, чем заработал! Такая у нас теперь рыбалка…
В день отъезда погода испортилась: пошел снег, потеплело. Петр предусмотрительно привязал к нарте лопату, канистры с бензином. Евдокия вынесла для меня теплую малицу — как впоследствии оказалось, не зря.
— Евдокия, — сказал я на прощание, — вы, когда подписи по поселкам собирать будете, постарайтесь на глаза местным властям не попадаться. А то и у вас проблемы будут, и чиновники смогут еще до публикации письма следы своих преступлений попрятать — тогда комиссия, если ее и назначат, не обнаружит ничего. Помните «Ревизора» Гоголя? Нам надо неожиданно выступить, врасплох их застать!
— Я про это сама думала, Костя! — кивнула Евдокия. — Не переживай, все через надежных людей сделаю!
Я накинул капюшон малицы, затянул потуже пояс, сел сзади Петра на снегоход, и мы тронулись в путь. Дорога лежала на восток, в бескрайние просторы ямальской тундры…
Ехать было тяжело. Двигатель перегревался, из-под гусениц летели брызги ледяной воды и мокрый снег, застывая на нарте тяжелой снежной горой. Каждые десять-пятнадцать километров мы останавливались, давали отдых машине, счищали снег с нарты.
Сначала дорога шла по Оби, где из-под снега у берега уже выступала вода: весна в этом году выдалась ранняя. Во время одной из остановок я обратил внимание на каркас чума, одиноко стоящий на берегу.
— Петр, а почему чум не убрали? Да и не должно здесь быть оленеводов, — удивился я.
— А это не оленеводческий чум. Смотри, как жерди грубо обработаны. Это чум рыбаков. Мы и сами здесь летом рыбачим, у поселка Чапаевск — он там, наверху, с реки не видать…
— И что, жерди так же оставляете? — снова спросил я ханта.
— Да нет, я свои олы в сарай прячу вместе с лодкой! Жерди беречь надо — это у меня еще со времен работы оленеводом привычка, в тундре дерево редкость, сам знаешь! — объяснил Петр. — А вообще летом хорошо здесь! На этом мысе чумов десять стоит, дети бегают, играют — соседей много, им весело. Каждый день с Дусей на лодке в Обь ходим: одному трудно сети ставить, рыбу вынимать, помощник нужен. Рыбу на плавбазу сдаем по весу — от этого и зарплата зависит, и премии. Такая вот у нас жизнь, Костя…
Проехав еще километров десять, Петр снова заглушил двигатель.
— Ты смотри, даже «ямаха» перегревается! Дорога плохая, да и нарта у нас тяжелая, вон опять всю снегом засыпало!
Пока я сбрасывал мокрый, тяжелый снег с саней, Петр рассказал мне о мысе Салемал, который мы только что обогнули:
— Этот мыс — кладбище мамонтов. Каждую весну берег рушится, и люди бивни находят, огромные, больше лодки моей. Русские их продают, говорят, даже в Москву возят, а ненцы рукояти ножей вырезают, пуговки на упряжки…
Зимник, обогнув поселок Салемал, свернул в тундру. Вскоре Петр оставил трассу, и мы понеслись по слегка холмистой, поросшей низким кустарником равнине. Через десять минут я заметил на горизонте верхушки чумов, над которыми поднимался дымок.
— Это Воронки, здесь живут безоленные ненцы, — объяснил мне Петр, заглушив двигатель. — Бедно живут. Рыбачат, да рыбы-то нет, сам знаешь. После аварии на буровой по всей Нижней Оби рыбы не стало. Весной река начнет разливаться — так им даже каслать не на чем, чумы на себе будут перетаскивать…
Мы подъехали поближе, остановив снегоход у кучи нарубленного ивняка, служившего ненцам топливом. Стойбище состояло из пяти небольших чумов, представляющих собой жалкое зрелище: рваные шкуры покрышек были кое-как залатаны кусками старого брезента и полиэтиленом, многих жердей явно не хватало.
Залаяли собаки, нам навстречу выбежали дети в потрепанных малицах. Подняли головы мужчины, занятые вырезанием заготовок для нарт — единственной оставшейся возможностью заработать.
К нам подошел высокий ненец средних лет, с темной щеткой усов над четко очерченным волевым подбородком.
— Здорово, Петр! — пожал он руку моему спутнику. — Что, опять за рыбой едешь?
— Нет, Хасава, в этот раз не за рыбой! — ответил Петр и поведал ненцу о цели нашего путешествия. Пока Петр рассказывал, нас окружила толпа людей: мужчин, женщин, стариков, — которые внимательно слушали, согласно кивали.
— А это кто с тобой? — спросил Хасава, показав на меня.
— Это наш друг Костя, он письмо в Москву повезет! — представил меня Петр. — Ну что, подпишете?
Я протянул ненцу бланк письма президенту. Тот покрутил бумагу и
