Жених по объявлению - Виталий Яковлевич Кирпиченко
— Что ты мнешь, что ты жамкаешь? Это же не… Лучше не станет! — возмутилась хозяйка товара. Лёнька, покраснев, отошел к другому продавцу, подальше от этой наглой бабы, и там сторговал за восемьдесят пять коричневую турецкую курточку. И, как ему ни хотелось домой, чтобы покрасоваться перед зеркалом в обновке, он задержался на толкучке: искал подарок Жанке. Долго бродил вдоль ларьков, разглядывая блестящие безделушки. «Косметика сотрется и забудется, — рассуждал он, разглядывая изящные коробочки французской косметики. — Надо, чтобы на всю жизнь память». И он купил за десять баксов цепочку со знаком зодиака.
«Перед закрытием ларька приду к ней, — мечтал Лёнька, — суну пять баксов и скажу: «Две самые лучшие шоколадки», — а когда она мне их подаст, положу на них коробочку с цепочкой и верну ей со словами: «Это вам, миледи»«.
Домой Лёнька не бежал, а летел, не чуя под собой ног. Битый час крутился перед зеркалом, включал и выключал свет, засовывал руки в карманы, расстегивал и застегивал манжеты, надевал рубашки, свитера.
Остановился на том, что «молния» будет застегнута до уровня карманов, — так лучше видна расстегнутая рубашка и тельник; манжеты тоже будут расстегнуты, — это подчеркивает свободу и независимость, наплевательское отношение ко всему.
Как долго тянулось время до вечера! Пришли мать с Валеркой. Валерка протянул брату половину сушки, сглотнув при этом обильную слюну. «А я ему так ничего и не купил, — пронеслось упреком. — Ладно, куплю этому хмырю шоколадку, маленькую, и себе такую же, а Жанке одну, самую большую».
— Это откуда у тебя? — с тревогой спросила мать, увидев куртку на стуле.
— Не бойся, не украл. Заработал и купил, — с присущей его возрасту грубостью ответил Лёнька.
— Где заработал? Как заработал? — совсем всполошилась мать.
— Где, где! Сигареты разгружали фирмачам. Вот они и заплатили.
— Не ври! Столько они не заплатят, не такие дураки. — Мать вплотную подошла к сыну и взяла его за плечи. — Говори, откуда у тебя такие деньги и где ты был три дня? На даче тебя не было, я спрашивала у матери Сергея!
— Отстань! — тряхнул Лёнька плечами. — Я сказал тебе все.
— Как ты разговариваешь с матерью?! Как тебе не стыдно! — Мать отвернулась к окну, поднесла ладони к лицу.
— Ну что ты опять ревешь? Чуть что сразу плакать! Я же сказал, что заработал!
— Связался с этим Максом, погубит он тебя, — всхлипывала мать. — Что ему надо от тебя? Он же старше. Есть же хорошие дети, ну и дружи с ними. Не терпится влететь куда-нибудь.
— Заладила!
— Да, заладила. Посмотрим, когда у тебя свои дети будут, что ты запоешь, глядя на такие выходки.
— Какие выходки? Какие выходки? — выкрикнул Лёнька. — Что плохого, что я дружу с Максом? Он, если хочешь знать, не жмот какой-нибудь, последним поделится.
— Знаю, что до добра такая дружба не доведет.
На улицу Лёнька вышел с испорченным настроением. И слякоть эта еще! Уныло побрел в сторону ларьков. Жанкин ларек был закрыт, но с витрин ничего еще не убрано и внутри горит свет. Лёнька заглянул в щелку между коробками… Лучше бы он не заглядывал: Жанка целовалась с Аликом. Жар охватил все тело, в голову ударила кровь. Как во сне, отошел он от киоска, попытался закурить и никак не мог — ломались и не загорались спички, в руке что-то мешало. И тут кто-то поднес к его сигарете зажигалку. Прищурив в злобе глаза, Лёнька глянул в лицо оказавшему ему услугу и узнал одного из тех кавказцев, что нанимали его с Максом для переброски контрабанды.
— Иды зад дэсит мэтра. Дэло нада, — сказал наниматель.
— Пошел ты… деловой! Не работал я еще на макак! — прошипел Лёнька. Кавказец не разобрал всех слов, но понял, что ему сказали что-то обидное и унизительное.
Он ничего больше не сказал, повернулся и пошел, по-волчьи оглядываясь.
Лёнька скомкал мешавшую ему бумажку и швырнул ее далеко от себя. Непреодолимая сила влекла его к киоску, где только что рухнул миф о красивой любви. Он не стал заглядывать в щелочку, а сразу постучал в закрытое оконце. Оно отворилось не сразу.
— Чего тебе? — с раздражением спросила Жанка.
— Передай своей горилле, что за углом ему бесплатно задницу побреют, — выделяя каждое слово, выпалил Лёнька.
— Чего-чего? — не поняла Жанка.
— Ты никогда не отличалась сообразительностью. Но не об этом сейчас. Скажи своему безмену, пардонте, биз-нес-мену…
— Козел! — услышал он в ответ, и оконце с треском захлопнулось.
«Ладно, — облегченно вздохнул Лёнька, — куплю Валерке и себе по большой шоколадке, а цепочку отдам маме: будет ей подарок на день рождения».
И тут его как током ударило: до сознания дошло, что выкинул он не что иное, как те пять баксов, на которые собирался покупать шоколад. Пулей кинулся он к тому несчастному месту и без труда отыскал выброшенное богатство.
Не успел порадоваться удаче, как перед ним в конце молодой аллеи выросли два молодца, внешне очень похожие на тех из мультика, что не хотели работать, но любили поесть. Стриженые затылки, жвачка за мясистыми щеками, мутно-бежевый цвет глаз… За спинами молодцов маячили Жанка и ее работодатель — волосатый мужик с детским именем Алик.
— Так где, ты говоришь, бреют бесплатно? — спросил ближний к Лёньке «бульдог».
— Вот за тем забором, — показал Лёнька и удивился своему спокойствию и бесстрашию. — А что, вам тоже надо? На платную денег не дают собаководы?
«Бульдоги» набросились на мальчишку с яростью, визжа и скуля, они били его ногами, кулаками, тяжелыми головами. Лёнька то приходил в себя, то терял сознание. Сквозь шум в голове и боль он различал голоса, видел мелькающие тени.
— Ну хватит, мальчики, — просила каким-то кокетливым голосом Жанка. — Ну, Гарик! Прошу тебя, хватит. Алик, ну, скажи им.
— Мальчи! Нэ твой дэла!
Проходящие мимо полусонные, полубезразличные жители полуцивилизованного города не обращали внимания на избиение мальчишки, они привыкли к такому, как привыкают к воде и хлебу. «Очередная разборка между рэкетирами, — подумали, видно, и на сей раз. — Чем больше они перебьют друг друга, тем лучше для нас».
Лёнька поднялся на колени, потом осторожно, обхватив хлипкое деревце окровавленными руками, встал. Ноги дрожали, в голове стоял сплошной шум, правый глаз затек и не видел.
— Что с тобой, милок? — услышал он старческий голос. — Может, скорую позвать?
Лёнька помотал головой.
— Не надо.
— Ты же весь в крови. Идти-то можешь? — спрашивала старушка, а в глазах ее устоявшаяся боль и сострадание. — Где живешь-то? Давай подмогну.
Подошла еще одна женщина.
