Жених по объявлению - Виталий Яковлевич Кирпиченко
— Дак ить как это… — замялся дядя Саша.
Лёнька ждал.
— Ну вы его хоть раз живьем видели? — повторил вопрос несколько иначе мальчишка, не дождавшись вразумительного ответа.
— Дак ить… конечно, видел. Такой он…
— И какой он, мой отец? Правда, что он был моряком военным и затонул с подводной лодкой?
— А кто тебе это сказал? Мать? Ну, так оно и было, значит, — полез за сигаретами дядя Саша.
— Почему так получается: когда нет отца, то он погибает обязательно летчиком или моряком?
— Так работа у них такая… опасная, — закашлял дядя Саша. — Мать-то что говорила, когда придет?
— Через полчаса придет. — Лёнька поджал ноги, обхватил их, положил подбородок на колени. — Ну, так какой же мой отец?
— Да ничего вроде был мужик. На самолетах летал, военных. Спирт пил.
— Он был моряк, мама говорила.
— Ну, Лёнька, откуда мне знать? — утерся рукавом дядя Саша. — Если мать говорила, значит, так и есть. Я-то здесь при чем?
— А при том, что темните вы оба. Вовсе он не моряк, не летчик и даже не пехота, а какой-нибудь замызганный бомж.
— Это ты брось, парень! — почти выкрикнул дядя Саша. — Ты о матери так думать не имеешь права. Она вам с Валеркой всю себя отдает, а ты: «Бомж». Как можно об матери такое говорить?!
— Да противно вашу брехню слушать. — Лёнька отложил в сторону книгу. — Моряк. Летчик. Погиб. Да если собрать таких «погибших» отцов, то их будет больше, чем вся армия.
— Так оно и есть, — не сдавался дядя Саша. — Их, знаешь, сколько гибнет? Вот совсем недавно писали в газете, нет, по телевизору передавали: лодка атомная потонула, и весь почти экипаж вместе с нею, остались два или три человека. А ты говоришь…
Пришла мать с Валеркой. Валерка тут же бросился к дяде Саше, тот поднял его и посадил к себе на колени.
— Давай рассказывай, герой, с кем ты сегодня в садике подрался? — спросил дядя Саша Валерку, взъерошив его светлые мягкие волосенки.
— Со Светкой-конфеткой, задавакой такой. А ты мне что принес? — схватил за ухо дядю Валерка.
— Принес, принес, только ухо отпусти! Ой, как больно! — взмолился притворно дядя Саша и полез в карман.
Мать, улыбаясь, качала головой. Получив шоколадку, Валерка соскочил с колен и убежал в комнату.
— Что-то давно не заходил. Как там Наташа? Не болеет? — спросила мать своего брата.
— Болеет, куда деться от болезней.
— Работа у нее тяжелая, не женская. Может, что-нибудь полегче бы ей?
— А я что говорю? Уходи, говорю, из этого вонючего своего цеха, там же одна кислота, дышать нечем. Так нет же. Там, видите ли, хорошо платят и на пенсию раньше можно уйти. В могилу, говорю, раньше уйдешь. У нас просто так ничего не делается: если дадут лишний рубль, так здоровья заберут на все сто.
— И куда мы придем? — тяжело вздохнула мать. — Сейчас зашла в магазин, купила хлеба, молока, Валерке сушку — и двух тысяч как не бывало. До конца месяца еще десять дней, а у меня ни копейки. Как дальше жить — не понимаю.
Из комнаты послышались хныканье Валерки и приглушенный голос Лёньки: «Хватит тебе и этого. Ты и сушку успел уже сожрать».
— Скоро семнадцать, а чистое дитя, — покачала мать головой.
— Куда после школы решили? — Дядя Саша достал кошелек и вытянул из него две бумажки по пять тысяч. — Возьми пока эти, — протянул сестре.
— Ой, спасибо тебе, Саша! В долгу я, как в шелку. А с Лёнькой ума не приложу, что делать. В институт и техникум он не поступит, остается ПТУ, а там дикие порядки, не свихнулся бы мальчишка.
— За ним сейчас глаз да глаз нужен и хорошая мужская рука. — Дядя Саша перешел на шепот: — Тут меня пытал, кто его отец, видал ли я его? Может, ты ему расскажешь? Все равно узнает правду.
— Пока не буду. Если отец им не интересуется, то толку от того никакого не будет. Будет переживать мальчишка, когда все узнает.
Не дождавшись ужина, Лёнька пошел погулять. Его тянуло к подземному переходу — там в ларьке сидела Жанка, и ему не терпелось увидеть ее.
— Привет! — сказал он Жанке и только тут заметил, что рядом с нею, скрытый сигаретными коробками, сидит азербайджанец Алик.
Жанка коротко буркнула в ответ и опять повернулась к Алику, продолжая что-то ему веселое рассказывать. Алик слушал и как бы невзначай касался ее ноги.
Лёнька, смущенный, побрел вдоль ларьков, блуждая взглядом по ярким наклейкам и оберткам. На полпути его окликнули.
— Лёха, вот они предлагают дело, — сказал Макс, показывая на двух кавказцев.
Лёнька, вглядываясь в лица, пожал кавказцам руки.
— Надо груз переправить лабусам, — продолжал Макс. — Они засвечены и боятся. Платят зелененькими. Скажи дома, что поехал на дачу к Серому, будем там до конца недели.
…Груз, два кожаных мешочка примерно по килограмму, они доставили в Литву без происшествий. Там им дали бумажку в виде расписки, а что в ней было написано — ни Макс, ни Лёнька разобрать не смогли: какие-то значки, цифры непонятные.
Кавказцы, посовещались на своем языке, отсчитали и выдали Максу двести долларов. У Лёньки при виде таких денег челюсть отвисла, а Макс, наоборот, скривил губы.
— Я чо-то не понял? — сказал он тому, что постарше.
Жители гор опять заклекотали, и старший добавил еще сотню.
— Сволочи! — тихо возмущался Макс. — Зажали уан хандрит. Но ничего, на коленях приползут и уговаривать будут взять тысячу.
Лёнька молчал — он гадал, сколько же ему перепадет.
— Зайдем, отметим это дело, — сказал Макс, когда они шли по улице.
В кафе Макса все знали, все кивали ему, подсаживались к его столику, наливали себе без стеснения коньяк и кока-колу. Макс был счастлив своей щедростью. Захмелевшему Лёньке он сунул сотню.
— Смотри, не потеряй, — наказал. — Хочешь вон ту, ближе к стойке которая? Десять баксов. А вторая, блондинка, — пятнадцать. Но согласится и за трояк.
— У нее рот, как у жабы.
Лёнька вспомнил губы Жанки: ей бы за один только поцелуй он отдал бы все сто.
— Если бы у нее был другой рот и другие ноги, она бы ошивалась в «Интуристе», ей бы платили такие бабки, что не всякому министру культуры могут присниться.
Спалось Лёньке всю ночь тревожно, а в пять он проснулся окончательно. «Куплю куртку. Штаны и кроссовки — в следующий раз, — прикидывал, глядя в светлеющее окно. — А может, лучше наоборот? Куртка хорошая стоит около сотни, штаны и кроссовки обойдутся дешевле».
К открытию рынка он был уже у ворот. Не
