Месяц на море - Наталия Миронина
В глубине души он догадывался, что дело не только в одежде, дело и в характере, в темпераменте. Сейчас, глядя на ноги незнакомой ему Софьи, он вспомнил первую брачную ночь. Вера смущалась, но сохраняла почти величавое спокойствие. И Сергей Мефодьевич понял, что она свою девственность преподносит ему в дар. Мол, сберегла и дарю достойному. Сам он был уже достаточно опытен, уже имел свои привычки.
– Не бойся, я буду осторожен, – сказал он.
Эту фразу он слышал в каком-то эротическом кино. На самом деле ему хотелось сказать: «Я хочу тебя раздеть. Потом мы пойдем в душ, и я буду мыть тебя мягкой губкой, и ты вся-вся будешь в душистой пене! А потом мы ляжем в постель, и ты будешь делать то, что я тебе прикажу».
Но он боялся испугать молодую жену.
«О господи, воспоминания о девственности нас будут преследовать до золотой свадьбы!» – подумал Сергей Мефодьевич. Но он был влюблен в нее, и ему очень хотелось зажить своим домом.
Воспоминания о первой брачной ночи носили и комический характер. Молодая жена ночью не проявила никакого пыла, не была ласковой или благодарной. Она быстро уснула. Видно, сказались предсвадебные хлопоты.
Утром Колесников повернулся к ней, попытался обнять, но Вера вытащила из-под одеяла ногу:
– Туфли надо было покупать на размер больше. Натерла пятку, – объявила она.
«Ого, я не произвел на нее впечатления. Это еще почему? Или ей это не интересно?!» – подумал он, поглядывая, с каким энтузиазмом, как крутится жена на кухне.
– Сережа, на обед котлеты сделать? Могу отбивные пожарить? И салат?
– Не мельтеши, иди ко мне, – Колесников притянул ее к себе.
– Погоди, погоди, сейчас чашку разобью, – молодая жена увернулась от объятий.
В дальнейшем так и продолжалось – при малейшей попытке проявить ласку в неурочное время, то есть не ночью, Вера находила массу предлогов увильнуть. Ночью она вела себя по-деловому – будто бы добросовестно выполняла физические упражнения. Колесникову все время хотелось сказать: «Расслабься, это не фитнес!» Иногда чуть крепче его обнимала, целовала. Неизменным было одно – как только он успевал отдышаться, а она возвращалась из душа, начинался разговор на хозяйственные темы, который затевала Вера. Колесникову казалось это странным. Женщины, с которыми он встречался (впрочем, их было немного), обнимали его, целовали, гладили. А он дремал, почти не прислушиваясь к женскому щебету, и чувствовал себя царем зверей. Вера же, казалось, не уставала: затраты на любовные игры с ее стороны были минимальными и после сон ее не донимал. Поэтому она громко и четко произносила в темноту:
– Надо поехать за банками!
– Какими банками? – первое время он не мог привыкнуть к таким переходам.
– Под соленья. Заготовки же на зиму надо делать.
– Да, да, конечно! – соглашался Сергей Мефодьевич и думал про себя: «Целомудренное воспитание, но главное – темперамент». Ему было обидно, что Вера не сексуальна. Что все его попытки расшевелить ее, разбудить оканчивались ничем. Она не уворачивалась от поцелуев, не выскальзывала из объятий, просто в какой-то момент она морщила лоб и говорила:
– Хорошо бы клубника уродилась. В прошлом году отличное варенье получилось!
Колесников обижался, потом привык и даже умилялся. Было в таком поведении что-то наивное, не развратное.
– Ты меня любишь? – спросил он как-то жену.
– Люблю, – ответила она не задумываясь, а самое главное, не удивилась такому вопросу.
– Ты такая сдержанная, не отвечаешь на ласки.
– Отвечаю, отвечаю… Просто…
– Что – просто? – спросил Колесников.
– Не люблю я всех этих страстей. Вообще, я спокойная. И не ревнивая.
«Не ревнивая – это плохо. Во-первых, нет рычага управления. Во-вторых, равнодушная. Только холодная, равнодушная женщина будет безразлична к тому, что ее муж может принадлежать другой», – подумал Колесников и с тех пор особо не проявлял чувств. И тут он заметил, что и жена стала вести себя свободнее, спокойнее. «Бедная, ей все это не очень приятно было. Но боялась меня обидеть. Наверное, еще и подруги уму-разуму учили. Мол, слушайся мужа, не отказывай. А то гулять начнет!» – решил Колесников.
Еще через какое-то время Вера сама завела разговор о сексе:
– Сережа, я не очень понимаю прелесть этого занятия. Но мне с тобой приятно, и ты должен сбрасывать напряжение. Поэтому не стесняйся.
Колесников поморщился – ему не понравилось это. Фраза «сбросить напряжение» в этом контексте прозвучала пошло.
Жизнь бежала, заботы множились. Колесников даже удивлялся: вроде бы человек работает, суетится, куда-то движется, решает задачи. И все это с целью сделать жизнь лучше. А лучше – это удобнее, спокойнее. Во всяком случае, так думал Сергей Мефодьевич. Но на деле получалось, что чем больше достижений в этой жизни, тем больше беспокойства. Вера и Колесников крутились уже не в офицерском общежитии, а в двухкомнатном «колесе», и если уставал один, вторая старалась темпы не сбавлять. Очень скоро стало не до тонкостей в сексе. А Вера превратилась в некий предмет обстановки – странно желать поцеловать стул или задушить в объятиях диван, но сердце радуется, что приобрел добротную вещь. Ну и окружению показать не стыдно – все в рамках, никакого эпатажа. У всех столы, у всех диваны.
А желания брали свое, и очень скоро Колесников стал поглядывать по сторонам. Дальше взглядов и умеренных фантазий дело не пошло, но вот встреча с женщиной на автостоянке стала знаковой и серьезной. Так, во всяком случае, показалось Сергею Мефодьевичу. Еще вчера он даже не допускал мысли, что может о ком-то наводить справки. А сейчас все чаще и чаще затевал разговоры со сторожем Колей, чтобы хоть что-то еще узнать об этой Софье.
Несколько раз подряд он выходил из дома почти в семь часов. Но встретить ее не удавалось – то задерживалась, то уезжала раньше, то вообще не выходила. Колесников однажды даже чуть не опоздал на занятия. «Черт, как бы угадать!» – думал он и… О чудо! Однажды Колесников выносил мусор и, рассеянно глянув в окно лестничной площадки, обнаружил, что дом, спуск к автостоянке и, что самое пикантное, окна квартиры Софьи у него как на ладони. «Вот преимущества пересеченной местности. Не было бы этих холмов, черта с два я бы мог заглянуть в ее дом!» – рассмеялся он. Следующая мысль была про бинокль. «Надо спросить у ребят в училище!» – подумал он, затем оглядел окрестности еще раз и понял, что из окон
