Методотдел - Юрий Викторович Хилимов
— Вот видите, видите, он едет за нами, — повторяла Эльвира.
— Ничего, — успокаивала Ванда, — даю слово, что скоро все это закончится.
Она сидела впереди, потому что сзади ее часто укачивало. Курила и бубнила всю дорогу:
— Мой Сергей Сергеич, он, знаете, какой?.. Я не завидую этому джипу. Разделает его под орех!
Но почти у самого поворота на Партенит случилось непредвиденное — наша машина предательски заглохла. Остановилась, и все тут, словно упрямая кобыла, не желающая сдвинуться с места. Я видел перепуганные лица женщин, и мне кажется, даже слышал, как бьется на двоих одно сердце. Впрочем, мое сердце тоже бешено заколотилось, когда перед нами остановился джип-преследователь. Из машины вылезли двое. Первый — здоровенный лысый амбал лет за сорок, второй — молодой худощавый парень. Они не спеша направились к нам.
— Ой, вон тот парень, это он залез ко мне в машину, — закричала Эльвира и на автомате схватила телефон в руки.
Однако времени на то, чтобы подумать, куда звонить, у нас не было. Амбал уже стоял у дверцы со стороны водителя и качал головой, что могло означать лишь одно: «Даже не думай звонить».
— Опусти стекло, — скомандовала Ванда, — а вы, — теперь уже она обращалась ко мне, — сидите и молчите. Я — сумасшедшая, мне ничего не будет, а вот у вас могут возникнуть неприятности.
— Мужчина, что вам от нас нужно? — строго спросила Капралова.
Амбал окинул взглядом салон и выжидающе молчал.
— Простите, я могу вам чем-то помочь? — чуть сбавила тон Ванда.
Наконец лысый тип сказал:
— Тот парень, — он показал на своего юного товарища, — пару дней назад в этой машине потерял очень дорогое кольцо. Верните его нам, и мы вас не тронем.
Ванда и Эльвира удивленно переглянулись.
— Да, но тут не было никакого кольца, — принялась объяснять Эльвира внезапно осипшим голосом.
— Не хотите, значит, отдавать? — спокойно спросил амбал, и в этом спокойствии было столько угрозы, что мы не на шутку перепугались.
— Слышал, что тебе ответили? Нет у нас никакого кольца, — с заднего сиденья сказал я.
Вообще, я в таких делах, признаться, не большой храбрец, я и драться-то совсем не умею, но точно знаю, что тут главное — опередить собственный страх. И всякий раз, когда я все-таки (к счастью, не часто) оказываюсь в таких ситуациях, я вдруг обнаруживаю в себе какую-то глупую подростковость, ребячество. От этого становится стыдно перед самим собой, что вот так по-детски — на грубость и хамство, и сразу начинает учащенно биться сердце, и все внутри разъедает гремучая смесь гнева и страха.
— А я не с тобой разговариваю, — бросил мне амбал. — Но если ты хочешь поговорить — я не возражаю.
— Так, мужчины, мужчины, подождите, — вмешалась Ванда. Она вышла из машины и подошла к лысому. — Давайте во всем хорошенько разберемся. Значит, вы утверждаете, что ваш друг в ту ночь, когда ночевал в машине Эльвиры Николаевны, обронил кольцо?
— Именно.
— Теперь мы попросим Эльвиру Николаевну рассказать, что она обнаружила в салоне своего автомобиля.
— Я ничего там не нашла, — заявила Эльвира. — Ровным счетом ничего, кроме моей собственной визитки и выпитой бутылки воды на заднем сиденье.
Тут амбал бросил взгляд в ту сторону, где сидел я. Мне показалось, что ему в голову пришла какая-то идея.
— Машину внутри мыли после этого? — спросил он.
— Не успела еще, ко мне гости приехали.
— А ну, выйди из машины, — бросил мне амбал. — А ты включи свет в салоне, — приказал он Эльвире.
Согнувшись в три погибели, здоровяк начал внимательно смотреть под сиденьями, а затем принялся аккуратно вытаскивать коврики. Вскоре мы услышали довольный выдох, амбал что-то крепко зажимал в кулаке.
— Покажите хоть, что за кольцо? — заинтересовалась Ванда.
Мужчина разжал кулак, и на его ладони мы увидел кольцо с каким-то довольно большим камнем. Затем, не говоря ни слова, он быстро вылез из машины, влепил смачную затрещину своему незадачливому компаньону, который так и продолжил стоять на одном месте, и они уехали.
Глава XX, посвященная знакомству начальника методотдела с вольным московским писателем и художником Львом Узбековым
Со Львом Узбековым я случайно познакомился на Поликуровском кладбище Ялты. Я долго откладывал визит в это легендарное место: знаете ли, для визита на кладбище, пусть даже и мемориальное, где уже давно не хоронят, нужно особое настроение. Настроения такого долго не было, а потом вдруг нашлось, и в одно солнечное воскресное утро я отправился туда на прогулку. На кладбище никого не было, только у парадного входа я заметил холеного мужчину, который явно кого-то ждал.
Все, что осталось от некрополя, — печальный фрагмент, да и тот совершенно заброшенный и унылый. Среди дореволюционных могил врачей, певиц и композиторов я без труда отыскал осовремененную могилу Ханжонкова. Больше здесь делать было нечего, и я повернул обратно.
На выходе я увидел, что тот мужчина по-прежнему кого-то ожидает у входа.
— Ну как, впечатлились? — спросил он у меня.
— Вполне, но ожидал большего, — признался я и добавил: — Интересное место назначать свидания.
— О да, — пошутил в ответ незнакомец. — Если бы еще на них приходили, было бы просто великолепно.
Слово за слово, мы разговорились. Выяснилось, что казанский приятель мужчины попросил показать сестре необычную Ялту, но девушка не пришла и на звонки не отвечала.
— Лев Узбеков, — представился мужчина.
Мы спускались в город вместе. Оказалось, что он каждое лето приезжает из Москвы в Ялту и снимает здесь квартиру около Крокодиляриума, что в историческом доме, выходящем на набережную. Выяснилось также, что Лев Узбеков пишет романы и картины, ведет тусовочный образ жизни, а здесь он именно для уединенной и усердной работы.
— Правда, постоянно отвлекаюсь на что-нибудь, — оправдывался он, — то на пляж хочется, то друзья приедут, то роман заведу — юг, одним словом.
За те полчаса, что мы шли, мой новый знакомый не раз упомянул про его связь со множеством довольно известных столичных персонажей, имеющих отношение к кино, литературе и изобразительному искусству. «Ну, такой вот свой парень в богеме» — очевидно, подобное мнение о нем должно было сформироваться у меня. В целом, меня это не раздражало, хотя и выглядело немного забавно. Мне нравилась его свободная и открытая манера сходиться с людьми. Буквально через четверть часа знакомства мы уже общались так, будто знали друг друга всю жизнь. Возможным объяснением было то, что общительный нрав моего собеседника явно испытывал в здешних краях определенный коммуникативный голод, и он пользовался всяким случаем, чтобы устранить этот дефицит.
