Три Анны - Ирина Анатольевна Богданова
«Пойду к Дикому Барину. Кинусь в ноги, спрошу работы. Авось сжалится, не даст помереть», – надумала она. Но бабе Кате ничего не сказала, потому что вообще редко с кем разговаривала. Отвечала только «да» и «нет». Зачем говорить, если баба Катя сразу подзатыльник даёт, чтобы молчала, а ребятишки на улице дразнят «немтыркой».
Ну, немтырка и немтырка. Убьёт её Дикий Барин, да и ладно, никто плакать не будет. Потужат о ней разве что Митька блаженный, который на паперти в Ельске живёт, – с ним Аня всегда хлебом делилась, да калека Матрёнушка из кузнецова дома. Но Матрёнушка вообще лопотать не умеет, лишь мычит да пузыри пускает.
Когда баба Катя разрешала Ане поиграть, она всегда бегала к Матрёнушке, и они долго переговаривались, мигая друг другу глазами. Два раза моргнул – значит «да», один раз – «нет». Вот они, друзья-приятели, может, и вспомянут Анину душу, если её Дикий Барин заберёт.
Человек, за нелюдимость и устрашающий вид получивший в народе кличку Дикий Барин, жил на отшибе. Его дом, притулившийся у самого края обрыва над порогом Керста, пользовался дурной славой. Слухи вокруг бродили разные, но в одном народная молва сходилась во мнении: самое лучшее было бы сжечь избу, а Дикого Барина, поселившегося там в семнадцатом году, головой вниз сбросить в Керсту на корм рыбам.
– Проклятое место, – недобро говорили местные мужики, подстёгивая лошадей, рысящих по накатанной дороге, ведущей из районного Ельска в областной Олунец.
– И хозяин там проклятый, – добавляли бабы, крестясь по-старинке, – не иначе как душу дьяволу продал. А то зачем ему от добрых людей глаза прятать да по лесу шастать, как раненому зверю?
И живёт, поди знай, на что. Не сеет, не пашет, а кашу лопает, с голодухи не помирает.
Иные возражали:
– Знамо дело, не сеет, не пашет! Не барское это дело. Для работы у него, вишь, мужичонка привезён. Такой лешак – не приведи Господь! Толстогубый, уши по плечам болтаются, а рожа черным-черна, что твой сапог. Он, слышь-ко, раз в месяц в Олунец шастает, да выбирает ночь потемнее. А оттуда каждый раз с мешком за плечами возвращается.
Манька Косая однажды видела, как черномазый, раздевшись догола, ночью по косогору через голову кувыркался. Не иначе нечистая сила! Вот уж страсти так страсти! Маньку от увиденного едва святой водой отлили, думали, баба преставится от страха.
Иные сплетницы поминали, как по-первости молодёжь после вечёрок пыталась сунуться к новосёлу зазнакомиться. Но он парням ружьем пригрозил, а девки опосля и сами убежали, тряся подолами.
С тех пор старожилы стали обходить это место стороной, опасаясь попасть под горячую руку умалишённого хозяина. А уж про то, как в народе боялись его чёрного работника, – и сказать невозможно.
В Дроновке говаривали, что году в двадцатом заезжий комиссар рискнул заглянуть к отшельнику. Неизвестно, что сказал комитетчику Дикий Барин, но только тот из дома выскочил белее снега и, не переводя духа, умчался восвояси, кинув на скаку своим оторопевшим сопровождающим:
– Кто хозяина пальцем тронет – застрелю.
Идти к такому человеку было страшно, но смотреть, как баба Катя помирает от голода, – ещё страшнее.
Промаявшись ночь, Аня глотнула чуть тёплой воды из остывшей печи, сунула ноги в носки, перевязанные из старого платка, достала валенки и, напялив тёплый тулупчик, подаренный ей местным батюшкой на Рождество, отправилась в сторону леса, не забыв крепко привязать к валенкам короткие широкие лыжи, оставшиеся ещё от бабы Катиного детства.
Лыжи бежали ходко. Похожий на пилёный сахар снежный наст приятно похрустывал под ровной лыжнёй, и скоро Анютке стало жарко. Она скинула с головы вязаный платок и принялась думать, что скажет Дикому Барину и его страхолюдному чёрному слуге, которого в народе прозвали Фиопом.
Однажды на посиделках бабы рассказывали, что Дуська Фролова, ушедши за малиной, встретила Фиопа на обломках старой мельницы. Он сидел на каменном жёрнове, опустив в воду босые ноги, и что-то напевал на непонятном языке. Увидав Дуську, он так уставился на неё угольными глазами с красными прожилками на белках, что Фролова словно присохла к месту.
А Фиоп, вместо того, чтоб, как приличный человек, отворотить глаза, принялся махать ей руками и кричать: «Ком, ком». А потом и вовсе какое-то неприличное слово добавил.
Что за «ком» и откуда тот «ком» взялся, Дуська не поняла, но домой прибежала ни жива ни мертва.
Зажмуривая глаза от бьющего в лицо ветра, Аня пыталась представить, как это так, чёрная кожа? Даже если старательно запачкать лицо сажей, то всё равно розовый кусочек щеки или лба да проглянет, а так, чтоб чёрным оказались не только лицо, но и шея, руки и ноги, надо очень постараться. Во всей печке сажи не хватит.
За мыслями Аня не заметила, как переехала через тракт и приблизилась к порогу Керста.
Гиблое место. Девочка остановилась и торжественно перекрестилась в сторону нараставшего шума, казавшегося особенно громким среди звенящей тишины зимнего леса.
«Хоть бы птица какая прокричала, – тоскливо подумала она, растирая пальцами похолодевший кончик носа, – всё же живая душа рядом».
Но вместо птичьего гомона, замирая от ужаса, Аня услышала свистящий вой волка, заунывно тянущего свою песню на одной ноте.
Мгновенно вспомнив истории о пропавших по зиме собаках и о растерзанной лошади из соседней деревни, Аня кинулась бежать вперёд, туда, где между светло-коричневыми стволами рослых сосен показался тёмный силуэт крепкой избы с идущим из трубы дымом. На крепком морозе дым казался пышным белым облаком. Дым то столбом поднимался к небу, то стелился по земле, обдавая Аню родным запахом человеческого тепла и уюта.
Вдыхая чуть горьковатый дух сгоревших поленьев, она понемногу успокаивалась. Охотники из Дроновки говорили, что волк не нападёт на человека, если чует поблизости жильё. Да и не известно, что страшнее – волки или чужаки, про которых ходят слухи один хуже другого.
Волчий вой прекратился так же внезапно, как и начался, и Анютка вздохнула с облегчением. Если повезёт и Дикий Барин даст заработать на кусок хлеба для себя и бабы Кати, то будет хорошо. Главное, суметь растолковать, что она всё-всё умеет: и мыть, и стирать, и стряпать. Может и за скотиной ходить. Это ничего, что она маленькая. Она сильная. К тому же без хозяйки в доме нельзя, а Дикий Барин живёт вдвоём с Фиопом. Два мужика без женского глазу – не дело. Наверняка обносились, оборвались, а одёжку и починять некому.
Ближе к калитке Анина решимость присоединилась к улетающему
