Сестрины колокола - Ларс Миттинг
В очередной раз силы природы отпраздновали победу, станцевав на крышке гроба, и Швейгорд ночами спал плохо. Иногда во сне ему являлась Астрид Хекне, но, просыпаясь утром, он вспоминал о предстоящих похоронах. Запас дров иссяк, и управляющий усадьбой отправил людей искать в лесу засохшие ели. Прощальные церемонии Швейгорд сократил до минимума, чтобы люди смогли вынести вонь; все двери стояли распахнутыми. В других странах существует обычай обкладывать гроб с покойным пахучими цветами – сиренью, черемухой, ландышами, аромат которых заглушал бы запах мертвечины; сейчас и им не помешали бы цветы, но первая зелень должна была проклюнуться лишь через несколько недель.
Пастору часто приходило в голову, что запах смерти будет преследовать его все лето. Тошнотворный сладковатый смрад разлагающейся плоти, дух благодарно принимающей ее земли. Швейгорд отпевал по шесть покойников ежедневно, оставляя костры гореть даже во время забрасывания могилы землей, в том числе и потому, что аромат дыма приглушал запах гниения, просачивающийся из гроба. Он подумывал о том, чтобы весь ритуал последних похорон провести на свежем воздухе, но устоял и произнес прочувствованную речь над последним в эту зиму покойником в храме.
С трудом переставляя ноги, он добрался до усадьбы, объявил немцу, что теперь тот может работать в церкви, когда ему вздумается, и рухнул на кровать. Проснувшись от тяжелого сна поздно и с головной болью, он попросил у горничной Брессум кофе. Шёнауэр ушел куда-то, и Кай устроился в парадной гостиной с «Лиллехаммерским наблюдателем», почитать международные новости.
Во второй половине дня он уже более или менее пришел в себя.
Достав церковную книгу, подытожил тяготы, выпавшие на долю его паствы. Бушевавшая в январе и феврале инфлюэнца скосила двадцать шесть сельчан. Коклюш и скарлатина унесли жизни девяти детишек. Листая церковные книги назад, он находил все те же невзгоды год за годом. Прежний пастор бесстрастно записывал причины смерти.
Нищенка, найдена мертвой возле Слуварпа. Ребенок Хаугенов, сгорел от удара молнией. Старый бродяга, упал в угольную печь. Ребенок неизвестной матери, найден мертвым. Нагулянный девицей Йенсен младенец, мертворожденный. Эрик и Кнуд Мюр, оба свалились в мельницу на озере Лёснес. Младенец Муэнов, мертворожденный. Старуха, убита бревном, нечаянно уроненным на нее во дворе у Бьёрге.
Дальше подобные сведения записывались уже рукой Швейгорда, но причины смерти он старался указывать в щадящих выражениях и правильно записывать имена. Но не похоже, чтобы условия жизни в Бутангене менялись к лучшему. Незаконнорожденные дети, болезни легких, внезапные смерти, несчастные случаи на работе и в горах. Люди так рано умирают, молодые все чаще уезжают в Америку, а все равно народу слишком много для этого клочка земли. Крестины иногда продолжались по часу; а немало крещеных детей оказывалось на кладбище, не прожив и года. Больше всего пастора угнетала убогость существования местных жителей. Проигранные в покер хутора, лучшее утешение – водка. Непосильный труд в любую погоду, разочарования дома; а ему приходится иметь дело с последствиями всего этого.
Неужели никто не понимает, к чему он стремится?
Он подошел к окну. Какой смысл оставаться здесь, если все идет так тяжело? Взять да и попросить перевода в другой приход, найти место, которое он мог бы назвать домом, перестать ночи напролет отбиваться от страха смерти, суровой природы, непонимания, найти успокоение и силу в разведении цветов, найти ту единственную, которая волновала бы его так же, как Астрид Хекне.
Скорей бы уж эту церковь увезли. Как он устал, как бесконечно изнемог! Из-за того, что эта рассохшаяся, покосившаяся развалюха, где никогда не бывало тепло или прохладно, а только темно и тесно, не намного лучше норы в земле – и это в самые тяжелые мгновения жизни! – из-за того, что она в его сознании была неразрывно связана с Астрид.
Скорбящая мать покидала храм Господень, замерзнув сильнее, чем когда входила в него. Животные содержатся в лучших условиях.
Бросившись на колени, он молил Господа ниспослать ему сил. Да придут лучшие времена, и в помощь этому разум, умеренность и теплая, чистая церковь. «Господь Бог, – молил он, – ниспошли мне понимающую супругу. Дай мне ее. Прошу, дай мне ее».
* * *
На следующий день Кай позволил себе расслабиться, согрев душу трубочным табаком, кофе и «Лиллехаммерским наблюдателем», он пребывал в достаточно хорошем расположении духа, и тут в дверь неуверенно постучали. Посетителем оказался древний старик, живший в крохотном домишке у дороги на горное пастбище. Он рассказал, что в начале зимы, «до Рождества еще», у него умерла жена.
Эти похороны, на следующий день, прошли ужаснее всего. Скукоженный старичок один восседал в первом ряду, а сам Швейгорд с трудом довел службу до конца, так силен был запах. Гроб покрылся пятнами и стал почти невесомым, и церковный служка с помощником поторопились вынести его наружу.
Позже Швейгорд узнал, что муж в тот же день, когда сообщил о смерти жены, побывал в Волебрюа, где продал чуть ли не сорок лисьих шкур, а к пастору завернул уже на обратном пути. Подливая жидкий кофе, старшая горничная Брессум добавила подробностей о том, что в конце зимы происходило в том домишке. Вдовец был заядлым охотником, и с приходом весны запах из сарая привлек лис из окрестных лесов. Каждую ночь они подбирались к строению на расстояние выстрела из древнего охотничьего ружья старика, а до этого ему много лет не удавалось попасть ни в одну. В конце концов лисы стали появляться реже; но только когда отстрелял и освежевал все до одной, он счел, что пора похоронить жену.
Кай Швейгорд поднялся в свою комнату, сорвал с себя рубаху и принялся биться головой о стену. Хотелось дать какой-то выход чувствам, выбросить из головы эту гадость! Если бы он мог хоть на один день отвлечься от всего этого, отправиться в субботу на сеновал, где гуляют хуторяне, ворваться туда, повесить сутану на гвоздик в стене и включиться в веселье: танцевать до упаду, пить из горла, бахвалиться, щипать и щекотать, целоваться, гоготать, пьянеть и глупеть наравне со всеми, не замечая, что замарался. Подпрыгнуть
