Антон Чехов - Том 22. Письма 1890-1892
Где Ваша пьеса была напечатана?* Я всё время путешествовал и ничего не читал. Пришлите мне оттиск.
Еще одно: не знаете ли, кто редактирует «Юридический вестник» и «Юридическую летопись»?* Если знаете, то напишите. Я буду Вам очень благодарен.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
Чеховой М. П., 5 июля 1891*
982. М. П. ЧЕХОВОЙ
5 июля 1891 г. Богимово.
Ст. Козлятин Ряжско-Бряжской жел. дор.
Машя! Торопись ехать домой, так как без тебя наше интензивное хозяйство пришло в совершенный упадок. Есть нечего, мухи одолели, из ватера идут удушающие миазмы, мангус разбил банку с вареньем и проч. и проч.
Все дачники вздыхают и оплакивают ваш отъезд. Нового ничего нет. Геге по-прежнему не встречает ни в ком сочувствия и без толку мечется по двору*, его косая Усириса* так же, как и при тебе, в глаза улыбается, а за глаза кладет в сметану иголки. Паучок* от утра до вечера возится со своими пауками. Пять паучьих лапок уже описал, остались теперь только три. Когда он покончит с пауками, то примется за блох, которых будет ловить на своей тетушке. Киселевы каждый вечер сидят в клубе, и никакие мои намеки не трогают их с места.
Ссоры за столом у нас бывают по-прежнему очень редко: только за обедом и за ужином*. Погода жаркая, грибов нет. Суворин еще не приехал. Елена возвратилась* и уже бегает по лестницам. Новостей, повторяю, никаких.
Кланяйся баронессе Икскуль*, всем Линтваревым, Сахаровым и Марковым. Купи кусочек мыла и подари его Лиле*: пусть вымоет харю.
Не забудь же напомнить Сушкину, что я забыл у него наливку.
Скорей приезжай, ибо скучно чертовски. Сейчас поймали лягушку и дали мангусу. Съел.
Всего хорошего. Социалисты не показываются*: должно быть, замышляют сепаратизм. Украйна их нэ забудэ. Будь здрава; привози с собой баронессу Икскуль. Убеди ее, что нам без нее адски скучно.
Твой Antonio.
Линтваревой Н. М., 5 июля 1891*
983. Н. М. ЛИНТВАРЕВОЙ
5 июля 1891 г. Богимово.
5 июль. Козлятин.
Многоуважаемая баронесса Икскуль! Возьмите длинную хворостину и погоните Машу домой. Богимово Вас нэ забудэ, ибо Маша нужна, и отъезд ее произвел такой же беспорядок, как если бы с неба вдруг исчезли все звезды. А вместе с Машей непременно приезжайте и Вы. Заберите в чемодан все Ваши 73 цветных кофточки и приезжайте. Право, у нас не так скучно, как Вам это показалось. Вспомните приятную прогулку в Воронцово*, милую собачку Фингала, вспомните рыженькую, косоокую Аменаису и ее развинченного рыцаря Геге. А каков паучок, какова его тетушка! Вспомните наш клуб с Киселихой, Киселятами и с Верочкой*, которая смотрит Вам прямо в лицо, улыбается и кивает головой. А пикник забыли? А яичница, которую изжарила в кастрюле Аменаиса? А вечерняя прохлада?
На Луке в обществе Марковых и баронов* Вы привыкли к блеску; разговоры о Лорисе*, о блестящих академиках и лихачах и всякие благоухания, идущие от Ваших новых жильцов, кружат Вам голову. Но вернитесь к простоте! Идите к нам, людям труда, людям без блеска и запаха.
Социалисты продолжают безвыходно сидеть в своем флигеле и всё думают, думают… Паучок работает. Я видел его работу: очень длинно и интересно*. Он превосходный зоолог и большой философ.
15-го июля у нас спектакль*. Будут живые картины и факельное шествие, и масса наслаждений во вкусе моей нравственной невесты-тетушки. Все с нетерпением ждем Вас. Даже Аменаиса спрашивает: приедет ли Наталья Михайловна?
Передайте Маше, что я уже писал ей насчет Елены. Она бежала на завод к своему Парису, но опять вернулась и уже бегает по лестницам. Старик, содержатель нашего «Эрмитажа»*, где Вы предавались излишествам, опасно заболел. Вероятно, умрет.
Поклон всем Вашим. Мать Вам кланяется и убедительно просит приехать. Будьте здоровы и благополучны.
Гвоздика*.
Если Маша не приедет к 10-му, то я уеду из Богимова. Так и скажите ей.
В огороде у нас нет ничего: ни огурцов, ни капусты… «Всё померзло», оправдывается Аменаиса. А телята прыгают, прыгают и скоро съедят самое Аменаису.
У нас невыносимая жара и бездождие. Геге уже убрал клевер.
Суворину А. С., 13 июля 1891*
984. А. С. СУВОРИНУ
13 июля 1891 г. Богимово.
13 июль.
Салазки старухе починил. За лошадей заплатил 5 рублей — столько запросил хозяин; остальные 5 р. распределил так: 3 рубля в фонд, который я учреждаю в Богимове под названием «больничного» (в пользу больницы, которую будут строить); оставшиеся 2 рубля лежат у меня в столе и ничего не делают.
Напишите, пожалуйста, как Вы доехали до Одессы и что там видели. Пришел ли «Петербург» со Щербаком?* Привезли ли яванскую лошадь?* Напишите также про Вашу любимицу Феодосию, про патриарха-католикоса Айвазианца и его одалиску Никитишну*, про Папарубу, Булгакова и прочих армяшек.
Я, быть может, приеду в августе или же совсем не приеду, так как я занят по горло и спешу нажить капиталы.
В случае, ежели будет на Ваше имя корреспонденция для передачи мне, то пришлите. Если будет денежный пакет, то вскройте его и содержимое переложите в другой конверт.
К зоологу Вагнеру приехали еще две тетушки. Все тетушки сдобные и миндальные; необыкновенное благородство чувств. Они обожают своего ученого племянника до такой степени, что ходят за его женой, как жандармы, боясь, чтобы кто-нибудь не посягнул на честь Володиного ложа. Она в лес, они за нею; она купаться — они в воду.
Приехал художник Киселев.
Будьте здоровы. Нижайший поклон Анне Ивановне, Насте, Боре и всем Вашим.
Погода у нас продолжает быть жаркой.
Миша в Кашире, Маша еще не приехала.
Ваш А. Чехов.
В ожидании табака из Одессы курю трактирные папиросы. Трактирщик поправляется.
Горбунову-Посадову И. И., 18 июля 1891*
985. И. И. ГОРБУНОВУ-ПОСАДОВУ
18 июля 1891 г. Богимово.
г. Алексин Тульск. губ. 18 июль.
Многоуважаемый Иван Иванович!
Печатать моих «Баб» можете*. Что касается Вашего желания*, чтобы я присылал Вам оттиски своих рассказов, которые буду находить для Вас подходящими, то я принял его к сведению. О рассказах и статьях других русских и иностранных авторов*, которые годились бы для Вас, я подумаю и поговорю со сведущими людьми. Авось и придумаем что-нибудь.
Из присланного Вами каталога я выбрал №№ 96, 40, 106, 23, 53, 99, 107, 64, 56, 25, 79, 508, 509, 503 и 507*. За присылку этих книжек я буду Вам очень благодарен. Пришлите также и моего «Ваньку»*, если он уже напечатан. Если найдете полезным и удобным, то пришлите и корректуру «Баб». Я прочту и не задержу.
Желаю Вам всего хорошего.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
Киселевой М. В., 20 июля 1891*
986. М. В. КИСЕЛЕВОЙ
20 июля 1891 г. Богимово.
20 июль. г. Алексин Тульск. губ.
Здравствуйте, многоуважаемая Мария Владимировна! Ради создателя, напишите, что и как у Вас, все ли здоровы и как в отношении грибов и в рассуждении пескарей. Я в долгу у бабкинцев. Вернувшись из-за границы, я нашел у себя на столе прочувствованное стихотворение насчет пьянства и письмо от Алексея Сергеевича, написанное по-французски*. Стихи, принадлежащие перу высокоталантливой Василисы Пантелевны, я не замедлил послать отзывчивому Герасиму, а на письмо собирался ответить каждый день и собрался только сегодня, когда над нашим парком нависли дождевые облака, и я вспомнил, как в такую погоду мы ходили в Максимовку к Левитану* и как Левитан грозил застрелить нас из револьвера*.
Живем мы в Тарусском уезде Калужской губ<ернии>, в селе Богимове, в усадьбе некоего молодого барина, щеголяющего в рубахе навыпуск и в больших сапогах, очень рассеянного, либерального и держащего у себя в экономках рыжую, беззубую девицу, которую зовут Аменаисой Эрастовной. Громадный дом, отличный парк, неизбежные виды, при взгляде на которые я обязан почему-то говорить: «Ах!», речка, пруд с голодными, любящими попадаться на удочку карасями, масса больных, запах йодоформа и прогулки по вечерам. Занимаюсь я своим Сахалином и в промежутках, чтобы не уморить свое семейство голодом, ласкаю музу и пишу рассказы. Всё по-старому, ничего нового. Встаю я ежедневно в 5 часов утра и собственноручно варю себе кофе — признак, что я уже вошел в колею старого холостяка, à la Э. И. Тышко, и помирился с этим. Маша пишет красками, Миша с честью носит свою кокарду, отец говорит об архиереях, мать хлопочет, Иван рыбу ловит. В одной усадьбе с нами живут: зоолог Вагнер с семьей и Киселевы, но не те Киселевы, а другие, ненастоящие. Вагнер ловит козявок и пауков, а Киселев-отец пишет этюды, так как он художник. Бывают у нас спектакли, живые картины и пикники. Очень смешно и весело, но стоит мне только поймать ерша или найти гриб, как я поникаю головой, уношусь мыслью в прошлое, и мои мозг и душа начинают гробовым голосом петь дуэт: «Расстались мы…» Кумир поверженный и храм оставленный* вырастают в моем воображении, и я с благоговением мыслю: «Всех зоологов и великих художников я променял бы на одного маленького Идиотика*».
