Развлечения для птиц с подрезанными крыльями - Булат Альфредович Ханов
– Вот-вот, – согласились с Миланой. – Таким женщинам плевать на перемены.
– Раньше даже слова «студентка» не было!
– Да и вообще женщин в вузы не пускали!
– Это сугубо мое мнение, – смутилась Ира. – Я ведь не спорю, что феминитивы нужны.
Она поняла, что тест на сестринство провален, и, едва встреча завершилась, ускользнула из переговорной и из коворкинга.
Убегай, прежде чем тебя прогонят.
Ясно, что в глазах Светы, Миланы и прочих активисток она отныне и навеки подстилка патриархата.
– Как тебе «Фем-актив»? – спросила Даша.
– So-so.
– Сектантки?
– Не то чтобы совсем, но мне с ними не по пути. Они, наверное, и не в курсе, кто такие Лилия Литвяк или Людмила Павличенко.
– А кто это?
* * *
Когда вариант с феминистским клубом отпал, Ира сообразила, что существует другой способ занять выходные, проверенный и доступный. Чтение. Она вспомнила, как в Самаре по полдня просиживала с книгой в антикафе, парках, на скамейках в торговых центрах. А в общаге есть читальный зал – хоть до ночи там обретайся. И без тарифов, как в антикафе.
Читать свои книги радостнее, чем библиотечные, поэтому Ира заказала в интернет-магазине все, что подвернулось: труд Латура об экологических движениях, «Корни неба» Гари, «Свободу» Франзена и сборник очерков о поморах и двинянах. За потраченную сумму полагался подарок, и Ира выбрала «Историю животных» с предисловием Жижека.
А в пункте выдачи Ира натолкнулась на Елисея.
– Ну и совпадение, – пробормотал он. – Как в мелодрамах.
– Скорее, как в старых комедиях. Так понимаю, ты заготовил речь, когда узнал, что я приду.
– Крутая догадка, но нет. Мне называют номер заказа, и по нему я нахожу в базе фамилию.
Ну вот, она вынудила Елисея оправдываться.
– Ну и? – сказал он.
– Что «ну и»?
– Какой у тебя номер заказа?
Ира продиктовала. Елисей застучал на клавиатуре, не поднимая глаз.
– Программа зависла, ждем.
– Выглядишь неплохо.
– Ну да, голову-то я отмыл от пива.
– Тогда ты не оставил мне выбора. Как здоровье?
– Без подвижек. И, предваряя следующий вопрос, скажу, что у докторов я был. Мне истыкали вены, исцарапали шлангом пищевод и назначили лечение.
– Все-таки рефлюкс?
– Врач сам не определился. Если лекарства за два месяца не помогут, то, наверное, не рефлюкс.
Программа наконец загрузилась. Елисей, достав с полки стопку книг, принялся сканировать их. Вот тяжеленный Франзен, вот Латур в мягком переплете, Гари, очерки…
– Какого фига? – воскликнула Ира. – Что это?
На вычурной обложке значилось «Mat».
– Подарок к заказу.
– Я выбирала другую книгу.
Елисей открыл аннотацию:
– «Дебютный сборник прозы молодого сибирского прозаика повествует о буднях самых обычных…» Чушь какая-то. Если по ошибке прислали не то, ты можешь написать заявление. Тебе поменяют.
– Не надо, оставь это чудо себе.
Елисей, по-прежнему избегая зрительного контакта, забрал протянутый сборник.
– Как видишь, я не врал тебе, когда говорил, что занят поисками работы.
– Прямо вакансия мечты.
– Не то слово.
– Трудно, наверное, устроиться.
– Конкурс сто человек на место. Сама как?
– Норм.
– Что насчет феста? Придумала, что бы такое выдать?
– Есть один вариант. Промолчу, чтобы не сглазить.
– Удачи. Зажги там.
Ира запихала книги в портфель. Молния заела.
– Что, если тебя привела сюда судьба?
– Вот уж вряд ли.
Ира не успела попрощаться, а уже жалела, что ни с того ни с сего нагрубила человеку, который не совершил ничего предосудительного.
Раз за разом прокручивая в голове диалог, она убеждалась, что Елисей ничем не навлек ее резкости. Он был вежлив и скромен, не провоцировал сам и не поддавался на провокации.
Добравшись до общаги, Ира набрала сообщение. Она изо всех сил старалась не соскальзывать в извинительный тон.
Сегодня я была грубой, и это отвратительно.
И еще меня мучает недосказанность. Я не ответила на предложение помириться не из-за того, что я жестокая и мерзкая. Точнее, не только из-за этого.
Когда я рассказывала о своих прошлых отношениях (меня поили дешевым ликером и мне закатывали истерики, помнишь?), я зареклась от всякой романтики.
Она делает меня слабой и импульсивной.
Вероятно, ты считал меня воздушным созданием, а это даже близко не так. И я изначально была против «возвышенности», о которой ты с упоением рассуждал на набережной.
Вот такие пироги.
Голубой фон сообщения мгновенно сменился на белый. На экране высветилось: «Елисей пишет сообщение…» Дабы унять рой голосов в голове, Ира побежала в кухню. Рука не попадала по выключателю, кофе сыпался из чайной ложки на покрытую разводами столешницу.
Эх ты, Ира!
Твой спич слишком взволнован. Это не те логически безупречные сообщения, которыми мы обменивались, обсуждая психоанализ, Тарковского и прочее.
На сей раз фразы обрезанные, неясные, как будто ты до конца и не определилась, что тебе нужно. Думаю, это не очередная недосказанность, а неопределенность в твоей голове.
Стараясь не показаться слабой и импульсивной, ты выглядишь именно такой. Это меня радует.
В глазах помутнело. Теперь Ира уже не оттачивала формулировки.
Когда я писала это, мне было адски холодно и бросало в дрожь. Слыхал о такой вещи, как эмоции? Я могу быть морозилкой, но когда тема рвет меня окончательно, я не могу высчитывать запятые и эстетствовать.
У меня всегда оставалось чувство, будто я не докричалась, будто я оставила тебе напрасную надежду на взаимность, будто ты рассчитывал через ласку и юмор меня завоевать. Может, я и лицемерю, но от сегодняшней встречи и знания подноготной меня коробит и возникает удручающий диссонанс.
«Коробит», «диссонанс» – это, кажется, не из твоего словаря.
Не понимаю, чего ты добиваешься от меня. Чтобы я тебя простил за обман (сорри, за недосказанность)? Чтобы составил пакт о ненападении, по которому обязываюсь отказаться от завоевательных планов, даже если у меня их нет? Чтобы порекомендовал психоаналитика, который поможет разобраться в себе?
По-прежнему рассчитываю, что мы с тобой возобновим общение, поскольку оба можем обогатить друг друга. Кроме того, мне с тобой элементарно хорошо.)
Нет, не возобновим. Такие дела. Сейчас для меня это не представляет интерес. По крайней мере после твоих лицемерных фразочек.
Снимаю шляпу и откланиваюсь, занавес закрывается.
Ира кинула Елисея в черный список «ВКонтакте». Через минуту ей пришла эсэмэс.
Занавес опускается – ты это хотела сказать?
Таки не опускается.
Прости за неуклюжие подколы, взбудоражен. Я вот убежден, что порывать нам не стоит. Мы ведь еще выпьем вдвоем, а? Руки
