Изумрудная муха - Ольга Львовна Никулина
– Кстати, Мария Михайловна дала мне ваш телефон и сказала, что вам можно доверять. Вот я вам и звоню. Люба – можно вас так называть? Люба, приезжайте, надо составить опись имущества. Наследницей является дочь покойного. Она живёт на Украине, то ли в Киеве, то ли в Харькове, адреса мы не знаем. Будем искать. Пока по фамилии Горемыко ни в Киеве, ни в Харькове никого похожего на дочь гражданина Степана Кузьмича Горемыко мы не нашли. Возможно, она проживает под фамилией мужа. На почте адрес узнать невозможно, или начальница не желает сообщать. С пенсии он посылал дочери деньги, но с почты предприятия, на котором служил, в другом посёлке. Пошлю туда нашего новенького, пусть роется. Деньги и письма дочке по его просьбе отправляли и его подружки, Анжела и Кристина, но они помалкивают. У них свои хитрости на уме. Соседка вспомнила, что письма от дочки шли на её адрес и в обратном адресе значился Харьков, а название улицы и фамилию дочки она не помнит – ей ведь тоже за восемьдесят. Но фамилия не Горемыко, не отца, а другая. Даже когда Мария Михайловна уже лежала, в его почтовый ящик опускали только газеты. Вот такой он был конспиратор. Боялся своей законной половины, темнил, а она всё о нём знала. Кто её навещал – соседка, врач, медсёстры, почтальонша доносили ей о его делишках. А он был ходок. Найдём концы, конечно. Пока займёмся описью имущества. Нужна ваша подпись, Люба, поскольку вы являетесь родственницей покойного. Найдём адрес дочери – дадим срочную телеграмму, вызовем. Квартиру надо освобождать, дом ведомственный, на эти метры уже целая очередь выстроилась. Я вас жду, дело не терпит отлагательства.
Узнав о случившемся, Елизавета Ивановна побледнела и сказала:
– Будь там столько, сколько потребует необходимость. Разведай про муху. Тебе ведь тоже кое-что причитается, как родственнице. Не теряйся! С Богом.
В квартире было всё в беспорядке. Шкаф и сервант были раскрыты, ящики комода выдвинуты, на столе груда посуды и столового серебра. Шла опись имущества. За столом сидели участковый Тришин и Капитолина Семёновна. Тришин принимал из рук красной от злости Капитолины Семёновны предметы и заносил один за другим в список.
– Ложки серебряные, двенадцать штук, с пробой… чашки с блюдцами, дореволюционные, блюда фарфоровые, кузнецовского завода, с маками… заварной чайник серебряный… подносы серебряные… ларец жестяной… серьги две, золотые, с красным камнем…
Люба принимала предметы из рук Тришина, заворачивала в бумажки, складывала в ларец старинный, из которого вещи были вынуты. Давно стемнело, когда процедура была наконец закончена. Люба поставила свою подпись на двух экземплярах, один экземпляр участковый взял себе, другой отдал Любе. Вещи были сложены обратно в шкаф, в комод и в сервант, заперты, ключи Тришин отдал Любе. Сказал:
– Ключи мне на хранение дала ещё покойная Мария Михайловна, отобрала их у старика. Она знала, что старика без неё оберут… Он пробовал вскрыть ящики, ковырял – вон следы. Да раньше такие мастера были, что только родными ключами открыть можно было. Сработано на славу!.. Она интересная была, с ней приятно было поговорить. Такую жизнь прожила, много знала… Теперь к делу: до приезда дочери Степана Кузьмича вы отвечаете за сохранность имущества. Передадите ей ключи от имущества и свою копию описи. Я буду присутствовать. Вам, Люба, придётся задержаться. Вручаю также ключи от квартиры, под вашу ответственность. Никого не впускайте, если кто будет ломиться в дверь. Звоните мне. Постараюсь сегодня вскоре забежать. Адрес найдём. Завтра или по крайности послезавтра дочка будет здесь.
– Но мне на работу. Я не готова… – растерялась Люба. – Квартиру можно опечатать!
– Не можно. Вскроют, обчистят. Как пить дать. Я этот местный бабий народец знаю. Сейчас вообще люди такие – на ходу подмётки рвут. Мы с вами материально ответственные. Буду наведываться. Вот мой номер телефона. Запирайтесь. А вам, Капитолина Семёновна, больше здесь делать нечего. Спасибо за содействие.
– Я сейчас, сейчас. Приведу себя в порядок, умоюсь. Кругом такая пыль, – засуетилась Капитолина Семёновна.
Тришин козырнул и ушёл. И тут же в квартиру, открыв дверь своим ключом, ворвались Анжела с Кристиной.
– Ночью помер, – всхлипнув, запричитала Анжела. – Утром с Кристиной приходим, а он…
– Люба, ты не беспокойся, мы тебя не бросим, – поддержала её Кристина. – Он нам был как родной.
– Да будет вам, – деловым тоном прервала их стенания Капитолина Семёновна и вперила в Любу тяжёлый взгляд. Люба давно заметила, что Капитолина Семёновна верила в магическую силу своего взгляда. – Люба, послушайте меня. Всё надо сделать по-умному, – продолжала она. – Ну кто она такая, его дочь? Она за ним, больным стариком, не ходила. Я ходила за ним, и Анжела с Кристиной помогали. Ты приезжала. Так или не так? А уж какой он был жадный, сама знаешь. Сберкнижку Тришин унёс, для дочки старается. А нам, девочки, тоже кое-что полагается, тут барахла на тыщи, – Капитолина Семёновна гипнотизировала Любу тяжёлым взглядом. – На опись никто смотреть не будет, с участковым я разберусь. Все свои, типа того. Мы не дурочки. Сейчас на дураках воду возят. Правильно я говорю? Мы друг друга не первый день знаем…
Резкий звонок в дверь прервал поток разумных соображений Капитолины Семёновны.
– Опять Тришин? Чего забыл? Проверяет меня. Надоел, ей-богу… Анжелка, открой, – раздражённым тоном скомандовала Капитолина Семёновна.
На пороге стояли трое незнакомых людей. Первой вошла небольшая полная женщина лет пятидесяти, за ней богатырского сложения лысоватый мужчина помоложе. Оба были одеты по-спортивному: яркие куртки с капюшонами, джинсы и сапоги-дутики. По погоде – день был дождливый. Сзади шла сухонькая тётенька неопределённого возраста, одетая обыкновенно, со сломанным зонтиком.
Капитолина Семёновна поспешила в прихожую и встала на пути незваных гостей.
– Здрасте, – сказала первая женщина. – Мы Малинниковы. Это Миша, внучатый племянник, я его супруга, меня Шурой зовут, а это тётя Маруся. Входи, тётя Маруся, не стесняйся.
– Надо же, недавно у него были, он был ещё огурцом, а сегодня уже помер, – неожиданно высоким голосом проговорил Миша. – Нам бабка внизу сказала. Ну и дела!
– Запрошлый раз видно было, что не жилец, – загудела тётя Маруся, но Миша мотнул головой в её сторону, и она поперхнулась, замолкла.
– Вы, значит, будете внучатый
