Мальчик из контейнера - Виталий Кирпиченко
По ведру не набрали, но на хорошую поджарку получилось. Завернули на обратном пути на речушку по названию Цнянка, там часто видели раньше рыбаков, скрюченными запятыми сидевших на берегу и чего-то ожидавших от скучных вод. Ходили слухи, что там водится даже форель, в это поверить было сложно, потому что вода в речке совсем не похожа на горный хрусталь, к тому же текла так лениво и беззвучно, что если и окажется в ней форель, то она будет с явными отклонениями от своих Севанских сестер. Это будет как ковбой с кольтом, пасущий свиней.
Форели, как и следовало ожидать, рядом с крючками отца и сына не оказалось, может, и была она рядом, но наживка ее не прельстила, поймались простоватые по натуре караси. Когда мама начала активно зевать, что означало вопрос к рыбакам: «Ну, долго вы еще будете плевать на бедного червяка?» — в целлофановом мешочке с водой лежало пять карасиков граммов по сто.
— Надо еще одного, — сказал отец, не глядя на жену, но хорошо понимая ее настроение. — По два на нос.
— Я согласна на одного, — жертвенно согласилась мама. — Могу и одними грибами обойтись.
Но отец, похоже, сам заглонул наживку.
— День к закату — сейчас самый жор будет, — сказал он голосом, какой можно понять двояко — приказание и мольба: «Нечего пороть горячку, часик посидим, не околеем!» и «Потерпи, золотце, часик: вот увидишь, как все хорошо будет у нас!»
Отец был прав — генерал всегда прав: жор начался через сорок минут, когда мама готова была отказаться уже и от грибов. Через полчаса в мешочке бились хвостами друг о дружку одиннадцать доверчивых карасей. Бросить рыбалку во время небывалого успеха — надо быть для этого безголовым манекеном. Жор прекратился после захода солнца через час. Приехали домой при полной темноте.
— Ничего, мать, не расстраивайся, — успокаивал отец, придав голосу окраску веселости. — Мы тебе поможем почистить рыбу, грибы поджарим, ты только руководи нами.
— Проще самой все сделать, чем руководить вами, — тяжело вздохнула мама. — Ладно, чего уж.
Ужин, хоть и запоздалый, получился на славу. Карасики хрустели, как орешки, непривычный для этой кухни аромат грибов и рыбы заполнил пространство, вытеснив все другие запахи.
— Этих карасей мы в детстве ловили корчагами, такими плетеными корзинами, — откинувшись на спинку стула, глядя на единственного карасика на блюде, заговорил отец. — Вечером забросишь в заводь, а утром она полная рыбы. Подспорье в бюджет семьи, как говорится, существенное. Сами ели, еще и продавал я у дороги малость. На карандаши да тетради. У магазина я продавал ягоды, что собирал в лесу — землянику, голубику, малину. День в жару, босиком, без куска хлеба, собираешь по ягодке, притащишь чуть живой ведро из лесу, а если продашь, то за копейки.
— Почему — за копейки? — спросила мама, хотя она слышала эти рассказы не единожды и знала, что ответит муж. Спросила, чтобы повзрослевший сын знал, как трудно раньше жили люди, как старались и взрослые и дети, чтобы выжить.
— Потому что у магазина сидел я такой не один, — ответил отец, — да и у народа денег на это лакомство не было. Многие сами собирали, а кто не мог собирать, и не было у него денег, обходился без варенья. Для него нужен еще сахар, а это совсем разорительная статья.
— Конечно, так не должно быть, но и хорошего в этом было немало, — сказала мама, перекладывая карася в тарелку сына. Саша попытался перекинуть карася в тарелку отца, но тот прикрыл ее огромной ладонью.
— Мне хватит! — заявил он категорично. — Ешь сам. Я, если понадобится, съезжу и наловлю, сколько захочу.
— Ешь, сынок, — попросила и мама. — Там вам карасей никто жарить не будет.
— Мы можем смотаться и завтра туда, — вскинулся отец. — С утра пораньше или к вечеру.
Елену Сергеевну удивило поведение сына: не бывалые ранее задумчивость и отрешенность теперь стали его постоянными спутниками.
Проводив мужа на работу, она зашла к сыну. Саша сидел в кресле с книгой в руках.
— Неделя осталась, — начала издалека Елена Сергеевна, — так быстро пролетел отпуск. Что планировали, ничего не сделали. Даже в театр не сходили. Целый год тебе упорного труда, а ты и не отдохнул как надо.
— Почему, мама, не отдохнул? Я хорошо отдохнул. Отъелся, отоспался, теперь и за работу пора браться.
— Полеты начнутся, надо много энергии, надо…
— Полеты начнутся — это отдушина от многого ненужного. По-моему, самое лучшее время наступит.
— Папа тоже любил полеты, да вон как обошлись с ним, — упрекнула она кого-то.
— Да, мама, в жизни, наверное, редко у кого все складывается так, как он хочет. Обязательно, на каком-то этапе жизнь человека испытывает, как говорится, на прочность. И часто он ломается.
— Ты прав, сынок, часто не выдерживает испытаний человек, казалось бы, даже сильный, волевой, а ломается, — согласно кивнула головой мама. — Был у нас друг в молодости, лучше родственника чтили мы его. Праздники все вместе, деньги кому-то понадобились — собрали, заняли, выручили… А как коснулось большего, то сразу все и выступило наружу. Освободилась в полку одна должность, претендента два — папа и наш закадычный друг. Папа, как всегда, ждет решения командования, даже не интересуется, что да как, хотя эта должность была ему нужна — она позволяла поступать в академию, о чем мы мечтали. Прошел друг. Мы его поздравили, порадовались его успеху. Обмывая новую должность он нас, друзей, не пригласил на торжество. И поведение его жены резко изменилось, они словно не замечали нас, маленьких, что ли. Вот так!
— Я бы радовался этому на вашем месте, — неожиданное заключение сделал Саша.
— Чему тут радоваться? — не понимала мама.
— А тому: он вас предал в самом начале, а не в конце, что не одно и то же.
— Какая разница, в начале или в конце, — махнула рукой мама. — Предательство — всегда предательство!
— И где теперь ваш этот друг? — возник сам по себе вопрос. И ответ не удивил.
— Он, прочитала я как-то в «Красной Звезде», был начальником политотдела дивизии в ГСВГ. Не пропал даром, не прогадал, воспитывает подчиненных в духе патриотизма, учит, наверное, солидарности. Бог с ним. — Мама небрежно махнула рукой. — Мы тоже не лыком шиты. Радует еще и то, что мы смогли многим помочь в жизни. Как-то папа, — тут мама улыбнулась как-то особенно, по-домашнему, — принес две огромные рыбины. Ему прислал капитан с Курил, с товарищем передал. У капитана не заладилось что-то в семье, потом в службе, стоял вопрос о списании с летной работы.
