Мальчик из контейнера - Виталий Кирпиченко
Валентин Михайлович смотрел на группу, видел улыбающиеся физиономии уверенных в себе и своей безнаказанности, по сути дела, преступников.
«Какой у него безобразный рот, — скривился Валентин Михайлович, наблюдая за смеющимся Семенченко. — Черные, изъеденные зубы, слюнявые губы. Да и глаза, как оловяшки у слепого. Как можно офицеру так опуститься!
Собрание повели так, чтобы в хаосе погубить здравое слово. Подготовленные крикуны не давали выступающему с критикой ничего сказать, кричали, свистали, громко смеялись, сбивая его с мысли.
«Терпеть такое нельзя!» — решил Валентин Михайлович и попросил слова для выступления. Дали, но предупредили: не более трех минут.
— Товарищи! — обвел толпу глазами Валентин Михайлович. — Послушайте меня внимательно, плохого ничего не скажу… — Реплика из толпы: — «Хорошего тоже ничего не скажешь!» — От нас самих зависит, быть ли нам людьми или остаться бестолковыми мартышками, кем управляют наглые и беспринципные бабуины! Неужели нет среди нас достойных, порядочных, разумных…
— На себя намекаешь, бабуин? — выкрикнула Деменция Алексеевна. — Пожил бабуином и хватит! Сейчас не твое время! Гнобили людей семьдесят лет, хватит!
— Председатель, — повернулся Валентин Михайлович к председателю собрания, — ведите собрание как положено! Почему не дают выступающему закончить речь?
Председательствующий встал, задрав подбородок, крикнул в толпу:
— Тихо, товарищи! Не мешайте выступающему!
— Время вышло! — выкрикнул гнилозубый Семенченко, ехидно ощерив черный рот. — Уже пять минут ни о чем! Давайте к следующему вопросу!
— Продолжайте, — кивнул председательствующий. — Две минуты вам осталось.
— Товарищи! Одумайтесь! — выкрикнул Валентин Михайлович. — Вас дурачат, подсовывая ложную информацию! Не верьте врунам, проверяйте каждое слово! Эта так называемая инициативная группа — не что иное, как преступная группировка! Она вашими же руками творит беззаконие! Одумайтесь, еще раз прошу вас! Председателя надо менять незамедлительно, иначе мы долго будем раздавать долги всем инстанциям и организациям! За тридцать лет существования товарищества это самый неудачный председатель, я бы сказал: самый бестолковый, но так не скажу, потому что он хорошо знает, что делает. Прибавил себе и казначею тридцать процентов к окладу, выписывает себе премии баснословные за бездеятельность, за развал хозяйства! На рабочем месте его не найдете, простую бумажку вы у него не подпишите в неприемный день. А приемные дни у этого бездельника во вторую и четвертую субботы с 12 до 15, и то после предварительного договора по телефону. Министры так не работают, да что там министры, попасть на прием к президенту проще. Вот какого чинушу приобрели на свою голову! — Валентин Михайлович обвел толпу взглядом, присмотрелся к простенько одетой пожилой женщине. Увидел другие мрачные отрешенные лица. Передохнув, тихо продолжил: — Люди, прошу вас, не закрывайте глаза совести, не теряйте ее! Совесть — самое святое, что есть у человека! Человек без совести — хуже животного, растерявшего инстинкты! Такой человек может предать друга, Родину, забыть мать и отца, отказаться от собственного ребенка! Берегите совесть! Пусть она живет в вас, пусть кричит, возмущается, только не молчит! Умоляю вас!
Собрание проголосовало большинством за доверие Шапиро.
Плюнув в сердцах, Валентин Михайлович ушел, не дождавшись конца собрания.
«Живите, как хотите! — бормотал он, топая по гравийной, с выбоинами, дороге к своему дому. — Вас ничто не учит! Страну развалили с вашего попустительства, а все свалили на алкаша! Принесли его на своих руках во власть, помогли негодяям разрушить государство, а виноватых нет… Мы сами главные виновники величайшего преступления! И здесь этот микропрезидент действует такими же методами: завел себе помощников, чтобы грабить народ! Ужас, какие мы тупые!»
У калитки ожидала мужа Елена Сергеевна. Завидев его еще издали, поняла по походке, по опущенным плечам, что дело проиграно.
— У тебя все собрано? — спросил Валентин Михайлович, не глядя на жену. — Поедем сегодня.
— Все готово, — ответила, вздохнув, супруга.
Дорога домой — при гробовом молчании. Отец, сдвинув к переносице густые брови, всматривался в дорогу, а Саше казалось, что дороги-то он и не видит. Смотрит пристально, но глаза какие-то неживые, отрешенные. Елена Сергеевна, завидев огни встречной машины, прямо-таки впечатывалась в сиденье — ей казалось, что и в ней сидит точно такой же горе-водитель, как у них.
Дома отец от ужина отказался, скрылся в своем кабинете с диваном, плотно прикрыв за собой дверь.
— Неделю будет сам не свой, — сказала мама, расставляя тарелки на столике в кухне.
— Может, завтра за грибами куда-нибудь сгоняем, — подсказал Саша. — Удача снимет все минусы.
— А если неудача? — посмотрела Елена Сергеевна на сына.
— По пути заедем на какое-нибудь озеро или речку, покидаем удочки — тоже неплохо снимает стресс. — Выдвинул новую идею сын.
— Поговори завтра сам об этом, — предложила мама. — Тебе неудобно будет отказать, а меня может послать куда угодно.
Саша, не допив чай, полез на антресоли, достал удочки, проверил крючки, лески, катушки — все на месте, все в рабочем состоянии. «Червячков, козявок наловим завтра, — рассуждал он, складывая все в брезентовый чехол. — Только бы батяня оттаял».
Валентин Михайлович, к общей радости жены и сына, согласился с программой отдыха на воскресенье без всяких оговорок и поправок. Шустро собрались и ранним утром попылили в сторону Логойска. Проехали километров двадцать от кольцевой и увидели ряд машин на обочине.
— Тут остановимся? — спросил отец.
— Можно и тут, — согласилась мама. — Не зря же здесь стоят машины.
— Может, туристы какие приехали отдохнуть, а мы сдуру залезем в непроходимое болото или чащобу. — Высказал сомнения отец.
— Поедем тогда на наше место, — предложил Саша.
— Туда еще час пилить, — ответил отец, и по его бровям можно было понять, что «пилить» еще час он не намерен.
Компромиссное предложение высказала мама.
— Давайте тогда пробежим здесь с краю быстренько, посмотрим, есть, ли что, и тогда решим, — сказала она, поглядев на мужа и сына.
— С краю можно найти только чьи-то рваные галоши, — сказал отец. — Если идти, то, как и все, вглубь, куда не забегают гастролеры.
— Помнишь, — заулыбалась мама, — как мы, когда только перевелись в Минск, поехали за грибами под Червень? Также вереница машин вдоль дороги, мы вышли и не знаем куда идти: в лес боимся заходить, можем заблудиться. Побрели по кромке леса, не отходя далеко от дороги. Через два часа у нас было по ведру подосиновиков! А у тех, что забрели в глушь, — на донышке. Особенность грибников и ягодников — считать, что самые грибы и ягоды где-то вдалеке от дорог. Вот они и мчатся, сломя голову, в неведомое, не глядя по сторонам и под ноги.
— Уговорила, — буркнул отец, съезжая
