В свободном падении - Джей Джей Бола
– О, не стоило, – говорит Белль подавленно.
– Знаю. Но мне захотелось, – произносит он игриво, садясь рядом. Она едва притрагивается к еде: берет кусочек в рот, а остальное просто ворошит вилкой.
– Мне надо будет кое-куда сходить, – говорит она. – Кое с чем разобраться.
– Хорошо. Можно с тобой?
– Что?
– Я хочу пойти с тобой. Потом можно вместе пообедать.
– Ух… ладно, – неуверенно произносит она. – Ладно. Пойдем вместе. Спасибо.
– Всегда рад.
Они выходят из квартиры и идут к метро на 135-й улице. Холодный воздух напоминает о том, какое счастье – быть в тепле. Солнце светит. Белль забегает вперед, она всегда впереди на два маленьких отрывистых шага. Они входят в метро и садятся в поезд, необычно пустой для выходного дня. Выходят на 116-й улице. Майкл идет за Белль в аптеку. Она выходит с несколькими предметами и сует их в свою большую сумку. Он идет за ней.
Они переходят дорогу. Она останавливает его и велит подождать, потом загорается зеленый свет. Они переходят и идут в банк. Он остается ждать снаружи, она идет внутрь. Он смотрит на улицу: мириады людей идут мимо, безразличные к его жизни. Возможно, он схож с ними больше, чем казалось. Мама с ребенком, веселые подростки, мужчина на углу. В самых, казалось, незнакомых местах он смешивается с окружением, растворяется и чувствует себя дома. Думаю, дом – это где тебя встречают так, будто ты не уезжал, где ты повсюду видишь свои отражения.
Белль выходит из банка с поникшей в тревоге головой. Майкл равняется с ней, обнимает одной рукой и предлагает поесть. Она кивает. Они заходят в уютное кафе с R’n’B музыкой из девяностых. Он качает головой в такт, но Белль не двигается. Они садятся за столик в углу у окна.
– Вы готовы сделать заказ? – спрашивает официантка Джеки со сверкающей улыбкой. Майкл смотрит на нее, затем на Белль, которая ничего не ответила.
– Алеееее? – с раздражением в голосе говорит Майкл и машет перед ней рукой.
– Что? – резко произносит в ответ Белль.
Они делают заказ. Приносят еду, никто не говорит ни слова.
– Ты собираешься есть?
Она смотрит на него и снова в тарелку.
– С вашим блюдом все в порядке? – спрашивает официантка, проходя мимо.
– Спасибо, все замечательно, – отвечает Майкл за них обоих, хотя Белль даже не двигается.
– Так что, ты расскажешь, что, блин, происходит? – Майкл бросает нож с вилкой на тарелку, звон посуды разлетается эхом.
– В смысле?
– Ты с утра такая подавленная и весь день не ела. Как будто ты стала совсем другим человеком.
– И ЧТО? – рычит Белль, на что несколько посетителей оборачиваются.
– Не знаю, что происходит, но надо поговорить об этом, милая. – Майкл тянется и берет ее за руку. Она тут же отдергивает ее. – Ого. Так, значит.
– Это непросто. Ты не поймешь. – Она глубоко вздыхает и утыкается лицом в ладони.
– Расскажи…
– Слушай, у меня нет денег. Мне надо заплатить за квартиру, а я уже задолжала, так что меня могут выгнать. И тут мне звонят с работы и велят больше не приходить. Это какой-то кошмар.
– Что? Почему ты не сказала?
– Зачем?
– Я могу помочь. – Она молчит и смотрит в другую сторону.
– Мне это не нужно. Я сама все решу.
– Сколько тебе надо?
– Я сказала, что сама все решу.
– А я спросил, сколько?
– Тысяча минимум.
– Сколько?! – Майкл чуть не поперхнулся апельсиновым соком.
– Тысяча долларов… это бы дало мне отсрочку.
– Черт…
– И, может, еще сотня, потому что я на днях получила штраф за то, что перепрыгнула через турникет, – фыркает Белль. – Как бы то ни было, не надо изображать из себя супермена. Я сама заработаю, как и всегда.
– Ты что, собираешься…
– А это проблема?
– А наши отношения?
– Что наши отношения?
– Мы разве не вместе?
– Какого хрена? Я что теперь, не могу пойти…
– Танцевать стриптиз? Нет. Конечно нет.
– Ну я же не раздеваюсь, я просто танцую.
– Ты серьезно сейчас?
– Слушай, я не знаю, кем ты себя возомнил – возник ниоткуда, пытаешься мной управлять. Я не твоя собственность.
– Ты права. Ты не моя собственность, Белль… но неужели я ничего для тебя не значу? – почти моля, спрашивает Майкл. Кафе затихает: разговоры, официанты, фоновая музыка, – все застыло на единой ноте, словно над ними завис знак ферматы.
– Да пошел ты со своей жалостью. Ты, нищеброд, ныл позавчера из-за пяти сотен долларов, а теперь думаешь, что можешь помочь мне?
Белль встает, отталкивая стул, тот летит на пол. Она выбегает на улицу, люди вокруг ахают.
– Белль! – отчаянно зовет ее Майкл, но девушки уже нет. Он оставляет на столике пятьдесят долларов и бежит за ней.
Он замечает ее темно-красную куртку с поднятым капюшоном на спуске в метро и одним прыжком преодолевает лестничный марш.
– Белль! – кричит он ей у турникета. Роется в карманах в поисках билета, но бросает и просто прыгает через турникет.
– Белль!
Она стоит на краю платформы, он бежит к ней.
– Белль, – произносит уже тише, мягче. Он кладет руки ей на плечи и смотрит в глаза. Пустота.
$1230
– Белль, я не понимаю, почему ты не разрешаешь мне помочь?
– Ты и не можешь понять, Майкл. Мы разные. Ты не знаешь, через что я прошла.
– Но это не мешает мне помочь тебе.
Белль пренебрежительно фыркает и уходит в другой конец платформы, из темноты туннеля выныривает яркий свет фар. Майкл торопится догнать девушку и встает перед ней, преградив путь. Он пытается что-то сказать, но не может перекричать шум и визг колес приближающегося поезда. Белль и Майкл стоят, утопая в глазах друг друга. Двери поезда открываются, пассажиры выходят, проплывают мимо них, как призраки мимо единственных живых в этом мире. Поезд отходит, все погружается в молчание.
– Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо… – говорит Майкл дрожащим голосом.
– Но ты не можешь, и ты приехал сюда не из-за меня. Я не твоя ответственность, – вздыхает Белль. – И я не позволю себе стать твоим бременем.
– Но я могу помочь.
– Нет, не можешь! Думаешь, дело только в деньгах? Нет, все намного сложнее. Я не могу, не позволю тебе вмешаться. Я годами сама со всем справлялась так или иначе, и сейчас справлюсь тоже…
– Тебе не нужно быть всегда сильной…
– А у меня нет выбора. Мать была такой, бабушка тоже. И моей дочери придется. Ни хрена не изменится. Если я за всю жизнь что-то и поняла, так это то, что нельзя полагаться ни на кого, кроме себя,